не горели желанием, чтобы я появлялась на людях. Естественно, всем заявлено, что меня уже нет на этом свете. И вдруг полицейские приводят живой труп в гостиницу. Даже при всех мерах конспирации, нет гарантии, что кто-нибудь это не увидит.
– Другого варианта нет?
– Нет.
– Мы уже не в состоянии читать бред больной на голову девочки.
– А если просмотреть видео. В отеле, наверняка, существует система слежения. Она должна была записать все наши передвижения. Привезите эти записи сюда, и я всё спокойно прокомментирую. Мне самой всё станет ясно. Я освежу память и перестану путаться.
Копы вновь переглянулись. Усатый качнул головой в знак того, что я говорю дело, молодой озвучил их общее мнение:
– Молодец. Не ожидал. Это дельная мысль. Извини, что ударил тебя.
На следующий день они привели меня в комнату, оборудованную аудио-видеоаппаратурой. На экране появились кадры пустых коридоров отеля. Нас на них не было. Подтвердилось ещё одно моё предположение: Маркс великолепный хакер. Его старания не прошли даром. Вирусы и спам сделали своё дело. Камеры наше присутствие в отеле не зафиксировали. Видимо они не работали достаточно долгое время. Иначе мы так легко и просто не вынесли бы самого Уилла во двор для загрузки в такси. И вонючие копы не стали бы тратить время впустую, уличая меня. Не стали бы рассказывать о погибших ребятах, родственности Уилла и Стэна и найденном автомобиле. Они просто показали бы мне кадры, где мы вчетвером шарахаемся по коридорам и спускаемся в подвал. Вывод: этих кадров не существует.
– Это мало что мне даёт, – спокойно высказалась я по итогам просмотра.
– В смысле? – возмутился итальянец. – Ты же говорила, что сразу вспомнишь.
– Я вспомнила бы все подробности, если бы вы принесли видео, где засняты мы: я, Уилл, Стэн и Лиз. Я сразу бы сказала, когда это было, где это было, как это было и куда мы пошли. А так, всё бесполезно. По этим кадрам невозможно понять, какой этаж отеля заснят, и какая последовательность наших действий. Картинка не даёт конкретности ощущений. Стены, двери, лестницы. Ничего для меня не понятно, – протараторила я, поставив крест на этой идее. – Почему вы не принесли плёнку, где засняты мы?
– Потому! – усатик хотел меня ударить, но в последний момент удержался, выдавив из себя: – Тварь! Какая же ты тварь!
– Ладно, ладно, всё! – замахал руками итальянец, обращаясь к своему напарнику. – Остался план «Б».
Я прекрасно понимала, что это за план. К нему я и вела всё это время. Получилось вполне предсказуемо. Молодец, Ева!
Усатый повернулся ко мне и зашипел:
– Мы всё приготовим, чтобы нам никто не мешал. Если ты не покажешь то место, где спрятан планшет – пеняй на себя. Потечёшь по трубам вслед за своим Уиллом.
В знак согласия я испуганно закивала головой.
Поправлялся я очень быстро. Уже на пятый день меня перевели из реанимации. Наконец, я вздохнул с облегчением. Причиной облегчения были пластмассовые трубки, которые теперь не мешали мне жить. Казалось, без них выздоровление пошло ещё быстрей. Вскоре я стал самостоятельно ходить. Сначала в туалет, а потом просто так. Единственное, что угнетало – воспоминания и размышления. Где вы мои друзья? Теперь даже Стэна, который всё детство подтрунивал надо мной и раздавал подзатыльники, я воспринимал как самого лучшего своего друга и готов был за него разбиться в лепёшку в любой момент. Где ты Ева? Жива ли? Как ты оказалась одна на крыше павильона? Что произошло с вами после того, как меня увезли в больницу? Я ничего не знал. Связь с внешним миром отсутствовала. Персонал отказывался обсуждать со мной события и новости. Воспоминания будоражили и не давали спать. В кошмарах появлялся ужасный альбинос, который тянул сто своих безжалостных рук к моей единственной худой шее. Зубы его были в крови, в чужой крови. С губ капала ядовитая пена. Даже вспоминать не хочется. Я вскрикивал и садился в кровати. Родители мои тоже до сих пор не знали, жив ли я. Единственным развлечением было общение с навещавшим меня французом. Он рассказывал анекдоты, вспоминал забавные случаи из своего детства и врачебной практики. В общем, делал всё, чтобы приподнять мне настроение. Вместе с ним мы ломали голову, каким образом передать весточку родителям. Но все задумки всегда находили веские причины, чтобы им не состояться. Любой ход планируемых действий всегда упирался в тупик моего вынужденного инкогнито. Приходилось терпеть, терпеть и терпеть. Через две недели пребывания в госпитале Бертран предложил:
– Ты себя уже вполне хорошо чувствуешь. Курс лечения пройден, осталась реабилитация. Может, переедешь ко мне?
Он сделал паузу, чтобы увидеть мою реакцию. Но чего тут смотреть на реакцию? И так всё понятно. Никто не любит лежать в больнице. Примерно что-то подобное я изобразил с помощью мимики и жестов.
– Вот и ладненько, – обрадовался отставной доктор. – У меня после встречи с тобой появился хоть какой-то смысл в жизни. Хочется помочь тебе выкарабкаться из передряг. Я даже пить бросил. Уже две недели ни капли во рту не было.
И я переехал в жилище моего нового старого друга. Он был старше меня лет на двадцать пять. Дом француза находился в хорошем районе. Пасифик-Палисэйдс оказался одним из самых дорогих и престижных городков, входящих в мегаполис Лос-Анджелеса. Как выразился Бертран, вряд ли кто догадается искать меня здесь. Вилла поражала своими размерами и богатым убранством. Раньше я считал, что так живут только мега-звёзды. Француз развеял моё недоумение:
– Это дом моих родителей, в котором я, собственно, и вырос. Они были очень богатыми. Свой дом я продал, так как не смог жить в обстановке, постоянно напоминающей о Сюзанне. Так звали мою жену. Она скончалась от рака. Родительская вилла для меня дороговата. Но пока в моём кармане водятся деньги, я не хочу отсюда уезжать. Бассейном я три последних года не пользовался, но на прошлой неделе вызвал чистильщика. Тебе, всё же, пока рановато купаться. А когда можно будет, то до океана тоже рукой подать. Наступил сентябрь – самый приятный сезон в Лос-Анджелесе во всех отношениях. Поэтому живи и выздоравливай.
На вилле был тренажёрный зал. На третий день я туда явился, осмотрел его тоскливым взглядом, но всё же заставил себя немного в нём попотеть. Ну, как попотеть? Так, чуть-чуть пробежался по дорожке, да по разу опробовал большинство тренажёрных станков. Эх, Стэна бы сюда! Уж он порезвился бы здесь вволю. Но лиха беда начало. Я