— Лобо хороший человек в другой ситуации, — объяснил Фалькон. — Ты не станешь начальником полиции Севильи, если люди этого не захотят. Политика давит ему на плечи, а в его собственном доме бардак, оставленный Альберто Монтесом.
— А что с двумя детскими трупами в лесу Арасены? Их видели. О них все знают. Такое не спрячешь.
— Конечно нет, если бы они были местными. Но кто они? — сказал Фалькон. — Уже год как мертвы. Единственная действительно пригодная для суда улика — это видеокассета, но, как подсказал Лобо, мы даже не можем доказать, что все это происходило в поместье Монтеса. Наш единственный шанс — разрешение допросить людей, снятых на кассету.
Рамирес подошел к окну и положил руки на стекло:
— Сначала нам пришлось выслушать историю Нади Кузьмичевой, и мы ничем ей не смогли помочь. А теперь мы будем смотреть, как эти подонки ускользают от правосудия?
— Ничего нельзя доказать.
— У нас есть кассета, — напомнил Рамирес.
— После того, что сделал Монтес, с кассетой нужно быть очень осторожными. Этому делу не так-то просто дать ход. Все, я сейчас ухожу.
— Куда?
— Сделаю кое-что и, надеюсь, стану лучше к себе относиться.
Выходя из конторы, он наткнулся на Кристину Ферреру, которая вернулась от переводчицы.
— Положи мне на стол, — сказал Фалькон. — Я не могу на это смотреть.
Он поехал через реку и вдоль проспекта Торнео. Когда дорога повернула от реки в сторону Ла-Макарены, он поехал направо, к району Ла-Аламеда. Оставил машину и пошел по улице Иисуса Всесильного. Это был район, где жил Пабло Ортега до переселения в Санта-Клару. Фалькон искал дом на улице Лумбрерас, принадлежавший родителям мальчика Маноло Лопеса, который был потерпевшим в деле Себастьяна Ортеги. Он не стал звонить заранее, не думал, что родители будут рады вторжению, особенно если вспомнить, что говорили о здоровье отца.
Фалькон прошел сквозь запахи стряпни, чеснока и оливкового масла к дому, где жили родители мальчика. Небольшой жилой дом нуждался в ремонте и покраске. Он нажал на кнопку звонка. Сеньора Лопес открыла дверь и уставилась на полицейское удостоверение. Она не хотела, чтобы Фалькон заходил, но не решалась попросить его оставить их в покое. Квартира была маленькой, душной, было очень жарко. Сеньора Лопес усадила его за стол с кружевной скатертью и пластмассовыми цветами в вазе и пошла за мужем. В комнате царил культ Девы Марии. Девы были развешаны на стенах, стояли на книжных полках, благословляли стопки журналов. В нише горела свеча.
Сеньора Лопес привела мужа, как хромую корову на дойку. С виду ему было под пятьдесят, но его плохо держали ноги, это прибавляло ему возраста. Жена усадила его в кресло. Одна рука, похоже, не действовала, безжизненно свисала вдоль тела. Другой, трясущейся рукой сеньор Лопес взял удостоверение Фалькона.
— Расследование убийств? — спросил он.
— Не в этом случае, — ответил Фалькон. — Я хочу поговорить о похищении вашего сына.
— Я не могу об этом говорить, — сказал он и тут же начал подниматься на ноги.
Жена вывела его из комнаты. Фалькон наблюдал за этим сложным процессом, чувствуя все большее отчаяние.
— Он не может об этом говорить, — сказала она, возвращаясь к столу. — Он на себя не похож, с тех пор как… как…
— Как исчез Маноло?
— Нет… это случилось после. Он потерял работу после суда. Он стал плохо ходить. Ему все время казалось, что по ногам бегают муравьи. Одна рука начала трястись, а другая отказала. Теперь он целый день ничего не делает. Ходит отсюда в спальню и обратно… вот так.
— Но с Маноло все в порядке?
— Все хорошо. Как будто ничего не было. Он отдыхает… в лагере с кузенами и племянниками.
— Значит, у вас есть старшие дети?
— Мальчик и девочка родились, когда мне было восемнадцать и девятнадцать, а потом, двадцать лет спустя, появился Маноло.
— Маноло как-нибудь отреагировал на то, что с ним случилось?
— Не особенно, — сказала сеньора Лопес. — Он всегда был жизнерадостным ребенком. Его скорее тревожит судьба Себастьяна Ортеги. Маноло трудно представить его в тюрьме.
— Из-за чего тогда переживает ваш муж? — спросил Фалькон. — Похоже, он один тяжело все перенес.
— Он не может об этом говорить, — ответила она. — Это как-то связано с тем, что случилось с Маноло, но я не могу заставить его сказать, в чем дело.
— Ему стыдно? Это обычная реакция.
— За Маноло? Говорит, что нет.
— Не возражаете, если я поговорю с ним наедине? — спросил он.
— Вы ничего не добьетесь.
— У меня есть новая информация, которая может ему помочь.
— Последняя дверь налево в конце коридора.
Сеньор Лопес лежал на темной деревянной кровати под распятием. Глаза его были закрыты. Одна рука подрагивала на животе. Другая плетью лежала вдоль тела. Вентилятор на потолке едва шевелил густой, спертый воздух. Фалькон тронул его за плечо. Глаза распахнулись, выпустив страх из глубины сознания.
— Вам нужно только выслушать меня, — сказал Фалькон. — Я не сужу людей. Я пришел попытаться кое-что исправить, вот и все.
Сеньор Лопес моргнул, словно молча с ним соглашаясь.
— Расследование — странная вещь, — продолжал Фалькон. — Мы отправляемся в путь, чтобы выяснить, что произошло, и часто обнаруживаем, что гораздо больше всего происходит по дороге. Расследования живут своей жизнью. Нам кажется, что мы их ведем, но иногда они ведут нас. Когда я услышал, что сделал Себастьян Ортега, это не имело отношения к моему расследованию, но я был удивлен. Удивлен, потому что в таких случаях жертве очень редко дают уйти и привести полицию туда, где злодей ждет ареста. Сеньор Лопес, вы понимаете меня?
Он снова моргнул. Фалькон рассказал ему про управление, как распространяется информация, как он узнал, что на самом деле произошло с делом Маноло. Что необходимость более четких показаний в помощь обвинению — обычное дело. Никто не ожидал, что Себастьян не будет защищаться. В результате вынесен более суровый приговор, чем заслуживало преступление на самом деле.
— Я не представляю, что творится у вас в голове, сеньор Лопес. Я только знаю, что не по вашей вине и, возможно, из-за психических проблем Себастьяна Ортеги правосудие было слишком сурово. Я пришел сказать вам, что, если захотите, вы можете помочь Себастьяну. Вам нужно только позвонить мне. Если я не дождусь звонка, вы меня больше никогда не увидите.
Фалькон оставил визитную карточку на прикроватном столике. Сеньор Лопес лежал на кровати, уставившись на лениво работающий вентилятор. Выходя, Фалькон попрощался с сеньорой Лопес, она проводила его до двери.
— Пабло Ортега сказал, что уехал отсюда потому, что никто с ним больше не разговаривал, его даже не обслуживали в барах и магазинах, — сказал Фалькон, стоя на пороге. — С чего бы это, сеньора Лопес?
Она казалась смущенной и взволнованной, руки беспорядочно двигались, разглаживая одежду. Она скользнула за дверь и закрыла ее, не ответив на вопрос.
В слепящем сиянии улицы Фалькон ответил на звонок судебного следователя Кальдерона, тот хотел увидеться по делу Веги. Прежде чем сесть в машину, Фалькон зашел в бар на Аламеда и заказал черный кофе. Он показал бармену удостоверение и задал тот же вопрос, что и сеньоре Лопес. Бармен был немолод и выглядел так, словно кое-что повидал будучи владельцем бара в убогой части улицы Аламеда.
— Мы все знали Себастьяна, — сказал бармен. — И он нам нравился. Он был хорошим мальчиком, пока… не оступился. Когда он сделал то, что сделал, стали поговаривать, что все насильники сами когда-то подвергались насилию. Выводы были сделаны, и тот факт, что Пабло Ортегу все недолюбливали, только усугубил и без того плохое к нему отношение. Пабло был надменным ублюдком и считал, что весь мир от него без ума.
Пот быстро остывал на теле Фалькона под действием включенного на полную мощность кондиционера. Он сидел в кабинете Кальдерона, ожидая, пока тот вернется с другой встречи. Когда Кальдерон сел в свое кресло, стало ясно: все, что беспокоило его в последние дни, исчезло. Он был прежним, уверенным в себе человеком.
Фалькон сказал, что покончил с делом Веги, что выяснил все возможное, кроме личности убийцы. Он дал Кальдерону полный отчет о том, что узнал от Марка Флауэрса и Вирхилио Гусмана.
— Ты проверил запись Марти Крагмэна в американском консульстве в ночь смерти Веги?
— Комиссар Лобо хочет обсудить с консулом все сразу, — ответил Фалькон. — Не думаю, что узнаю, существует ли вообще запись или нет.
— Значит, ты считаешь, что Марти Крагмэн убил Рафаэля Вегу?
— Да, — сказал Фалькон. — И хотя его жена в понедельник вечером все отрицала, я думаю, что она подтолкнула его к убийству Резы Сангари.
— По-твоему, если бы он не убил Резу Сангари, то не смог бы убить и Рафаэля Вегу?
— Не думаю, что он к этому пристрастился, но, несомненно, Марти восхищала сила, которую он ощутил в первый раз, — сказал Фалькон. — И когда он узнал, кем на самом деле был Вега, сам вычислил или Марк Флауэрс подсказал, то почувствовал, что может сделать это снова. Думаю, Резу Сангари он убил в запале, а Вегу обдуманно.
