Эдуард Фикер - Современный чехословацкий детектив

— Сколько ему лет?

— Двадцать пять. Отслужил в армии.

— А он? Тоже не общался с отцом?

Она вздохнула. Сглотнула подкативший к горлу комок.

— Насколько мне известно, они виделись... Как раз в последние годы. Когда мальчик был в армии, Слав время от времени посылал ему несколько крон.

— А после армии?

— Тоже иногда...

— Когда же они виделись в последний раз?

Поручик Шлайнер давно перестал чертить узоры. Сидел и легонько постукивал карандашом по столу. За годы службы он провел десятки допросов и почти наверняка знал, что сейчас последует.

— Когда же он был. тут в последний раз, пани Рамбоусекова? — повторил он спокойно.

— Кабы я знала, виделись они тогда или нет. Сын только сказал мне...

— Когда?

— В пятницу после обеда...

— На прошлой неделе?

— Да. Сказал, что заглянет к отцу...

— А не говорил, зачем?

— Говорил.

— И зачем же?

— Он хотел купить машину... И ему недоставало нескольких тысяч. Он нигде не сумел достать ни кроны, вот и подумал, что отец мог бы одолжить ему. Но знаешь, Пепа... — Она запнулась. — Товарищ Шлайнер, извините... Такого мальчик бы не сделал. Из-за нескольких тысяч крон. Одолжил бы на работе. В конце концов, я и сама что-нибудь достала бы. Но чтоб родного отца, хоть он его и мало знал... Нет, нет. Это наверняка не... Серьезно.

Поручик Шлайнер кивнул.

— Все в порядке, пани Рамбоусекова, — сказал он с профессиональной невозмутимостью. — В полном порядке. Никто вашего сына в этом преступлении не обвиняет. Никто. И меньше всех мы. Само собой разумеется. А после вы с сыном не разговаривали? Домой он не вернулся?

— Нет, поехал прямо на работу... Там у него семья. Домой он ездит редко. Раз в месяц.

— Значит, у него квартира от работы.

— Что-то в этом роде. Временная квартира. У него маленький ребенок и жена не работает. Но живут они хорошо... Это точно.

— Спасибо, пани Рамбоусекова, что вы приехали так быстро, — поблагодарил поручик Шлайнер. — Еще одна формальность. Все, что вы мне сообщили, мы запишем. Где вас ждет пан Матейка?

— Он сказал, на площади, у бензоколонки.

Шоссе из Мезиборжи в Опольну идет через перелески и ложбины предгорья. А за горами, должно быть, как раз всходило солнце. Вот-вот запоют петухи. Утро вставало теплое, безросное, одно из тех, что сулят предполуденные грозы.

Капитан Экснер ехал более чем медленно. Причин для такой езды могло быть, в общем, три: утомление после бессонной ночи и вытекающая из этого осторожность; желание полюбоваться на досуге окрестностями, потому что в прозрачном и чистом воздухе видно было на десятки километров; и наконец, ему хотелось поразмыслить и просто помечтать. Впрочем, водителю это не разрешается.

Солнце поднялось настолько, что он мог погасить фары.

Каштановая аллея перед Опольной была недвижна, ни один листок не шелохнулся. Эти старые, солидные деревья всякое повидали на своем веку... Единственным живым существом на площади оказалась пугливая собака, спешившая куда-то к замку. Ночные бабочки попрятались, дневные насекомые еще не начали свой хоровод, но птицы уже вовсю распевали утренние песни.

Он свернул к гостинице. Открыл калитку в воротах, затем сами ворота, запертые на засов. Въехал во двор, поставил машину под навес, который в прошлом, несомненно, укрывал кареты. Поднимаясь по лестнице, он держался за перила. Мечтал — это было видно сразу — об одном: побыстрее завалиться в постель.

Сунул ключ в замок не совсем уверенно, как слегка подвыпивший человек. И замер.

Взглянул на номер комнаты. Все правильно — номер на двери совпадал с номером на деревянной груше ключа.

Еще раз попробовал повернуть ключ. Не выходит.

Взялся за ручку двери — открыто. Опешив, он почесал за ухом. Толкнул дверь. Она медленно и тихо отворилась. В полумраке светлело большое окно с опущенными жалюзи. В углу около окна нетронутая постель, у двери умывальник, на полу коврик — старый, но чистый плюшевый коврик, некогда красный, а теперь выцветший.

На диване напротив постели лежала куча одеял. Дверная ручка легко стукнула о шкаф.

Куча зашевелилась и засопела.

Капитан Экснер вздохнул, поправил галстук, подтянул манжеты рубашки — на них следы бессонной ночи были, заметнее, чем на его лице, — вошел в комнату и уселся на кровать, напротив дивана и кучи одеял, из которой торчали босые ноги. Носки и ботинки валялись на полу, пиджак и брюки на кресле.

Поскольку одеяла больше не шевелились, капитан Экснер наклонился и ткнул кучу пальцем.

— А, черт, — проворчал поручик Беранек. — Уж не думаешь ли ты, что я сплю? Вваливаешься с таким грохотом, словно орда ландскнехтов после разгрома женского монастыря.

— Почему именно женского? — поинтересовался Экснер.

— Был бы ты ландскнехтом, так тебя держали бы как специалиста по опустошению только женских монастырей. — Поручик Беранек вздохнул. Он по-прежнему лежал спиной к Экснеру и, казалось, не имел ни малейшего желания двигаться понапрасну. — Я знал, — сказал он ядовито, — что подкараулю тебя тут к утру. Самое позднее во время завтрака. Отпуск кончился, товарищ капитан. Я везу тебе и письменный приказ. — Он еще что-то пробормотал и закутался в одеяло. — Э-э, да уже светает. Неплохо бы тебе навестить Влчека. Он вот-вот закруглится. И наверно, будет рад тебя видеть. А пока он введет тебя в курс дела, глядишь, и утро наступит. Все явятся со свежими силами, приедет надпоручик Чарда, от которого ты так ловко смылся, и ты сможешь приняться за работу. Я свое дело сделал и буду спать.

— Здесь?

— А что, здесь вовсе не плохо, товарищ капитан.

Михал Экснер неторопливо снимал ботинки.

— Тебе, наверно, нет смысла разуваться, Влчек ждет, — заметил поручик Беранек. — И тогда мы сможем подвести итоги...

Капитан Экснер не ответил. Спокойно, не спеша разделся, аккуратно уложил белье в полиэтиленовый мешок, который возил с собой для этой цели, умылся как можно тщательнее — насколько позволял маленький умывальник.

Достал из-под одеяла белую пижаму и надел ее. Поручик Беранек, который тем временем свернулся клубком спиной к стене, чтобы сквозь ресницы наблюдать за происходящим, полюбопытствовал:

— На субботник?

— Что?!

— Спрашиваю, на субботник собираешься?

— Господи прости, почему?

— Да раз ты напялил эту спецовку...

Капитан Экснер всем своим видом дал понять, что ему это надоело. Показал на карманчик:

— Вот моя монограмма.

— Рабочие спецовки никто не крадет, — заметил Беранек как можно равнодушнее. — За все годы моей службы, насколько мне известно, не поступало ни одного заявления насчет кражи спецодежды.

Экснер со вздохом забрался в постель. Лег на спину, подложив руки под голову.

— Тут не соскучишься...

— Это точно, — подтвердил поручик Беранек. — Судя по всему, убийство совершено с целью ограбления. Влчек с ребятами не нашли ни одной монетки. В квартире. Там был жуткий кавардак. Сам увидишь, на фотографиях. И при себе у старика ничего не было. Должно быть, он из пивной шел...

— Он точно шел из пивной, — сказал Экснер. — Есть доказательства.

— Да ну?! — удивился Беранек. — Серьезно?

— Вполне, — сухо ответил капитан Экснер. — Шел с вечеринки в загородном ресторане «Лесовна». По ручью через парк и лес немногим более километра. Дорога приличная. Даже ночью хорошо идти,

— Ишь ты, — заметил Беранек. — Выходит, за ним кто-то шел.

— Или кто-то его поджидал...

— Скорее, шел за ним, — размышлял Беранек, — ведь не доказано, что потерпевший регулярно ходил в загородный ресторан и регулярно в одно и то же время возвращался одной и той же дорогой. В конце концов, доказать это очень трудно. Особенно, если потерпевший жил отшельником и известно, что он не поддерживал ни с кем близких или интимных отношений.

— Ни с кем?

— Так считает поручик Шлайнер, а он — местный.

— Вдруг он ошибается?

— Пока что, — ответил поручик Беранек, — нам остается принять это допущение. Послушай, — он уселся, — я тут уже несколько часов. И могу тебе сказать, что этого слесаря из замка, народного умельца и известного на всю Европу художника не очень-то любили.

— Ну и что?

— Разумеется, любое убийство всегда действует как шок. Особенно в маленьком городке. А здесь... Среди тех, с кем я говорил, не нашлось ни одного человека, понимаешь, ни одного, кто был бы по-настоящему потрясен.

— Доктор Медек.

— Впервые слышу. Кто это?

— Реставратор и историк искусства. Из года в год по нескольку месяцев работает в галерее. Он открыл Рамбоусека и тем его прославил.

— Впервые слышу. Ну и информация у тебя! Просто диву даюсь.

— Я собираю сплетни. Мне о нем рассказали.

— Рассказали? Они? Местные? — удивился Беранек. — В самом деле они?

— Так вот, Медек был потрясен. Впрочем... впрочем, не слишком. Я вряд ли пошел бы купаться, если б умер человек, которого я глубоко ценил и уважал. Хотя...