Я не знаю, как и чем тебя утешить, моя Одалиска. Наверное, нет таких слов, которые могли бы принести тебе сейчас облегчение, кроме слов любви. Передаю тебе от Кости: «Я тебя люблю».
И я тебя очень люблю.
Море.
Он выключил компьютер и долго еще сидел за столом, обхватив голову руками. Несчастная девчонка, она так и не догадалась, чем занимался ее любимый Костя.
А может быть, не хотела догадываться? Есть дом, ребенок, есть машина с водителем, шубы, тряпки, цацки - все, о чем мечтала глупая молоденькая девочка из глухой провинции, насмотревшись по телевизору картинок из красивой жизни. Ей, наверное, казалось, что заработать денег на все это совсем несложно, и ни разу в ее красивую головку не закралась мысль: как же Костя при его ограниченных умственных способностях и отсутствии образования сумел это сделать? Глянешь в телевизор - а там все такие нарядные, дорого одетые, на иномарках разъезжают, на заграничных курортах отдыхают. Если все могут, то почему Костя не может? Каким способом эти деньги достаются, Танечка Вострикова не задумывалась.
Хан старался получать информацию о жизни членов группировки Ворона из всех возможных источников. Через своего человека он узнал, что жена одного из ребят Ворона, Кости Вострикова, обожает смотреть сериалы и регулярно заходит на сайт «Сериал», где активно и подолгу общается с такими же, как она, любителями длинных телевизионных историй. Вот там он ее и зацепил. Хан выступал под псевдонимом Море и выдавал себя за молодую женщину. Танечка, сама того не подозревая, сливала ему немало любопытной информации о своем благоверном и его друзьях.
А когда Хан встретился с оперативником Иваном Хвылей и участковым Игорем Дорошиным, эта информация заиграла новыми красками, и многое сразу встало на свои места. В конце декабря прошлого года Костя Востриков куда-то уехал, вернулся крайне недовольный и кому-то рассказывал по телефону, что «эта сука денег не взяла, сама живет в нищете, а от денег отказалась и выгнала его». Речь шла, несомненно, о Лидии Павловне Руденской. Потом он поехал в интернат, в Сызрань, и после возвращения с негодованием говорил о людях, отдающих своих детей в детский дом. Потом он искал Наташу Новокрещенову-Самойлову, не дождавшуюся Виктора из армии, и об этом тоже проговорился своей жене Танечке. В интернате Вострикову дали фотографию Наташи, именно ее-то в середине марта и нашла в кармане мужниного пиджака ревнивая Таня.
Костя активно искал Кузнецова, но в какой-то момент поиски пришлось прекратить. Востриков получил информацию о том, что Николай находится не на территории России, и следующую поездку нужно было готовить отдельно, искать по бандитским каналам своих людей в Таджикистане, которые помогут, наведут справки, проводят, покажут. Бедная Таня, она была уверена, что муж уезжает на майские праздники с любовницей на средиземноморский курорт. Она плохо знала географию и была уверена, что Дангара находится где-то на севере Африки, в Египте или Тунисе, а Хан давно знал, что Дангара находится в Таджикистане и является одним из мощных перевалочных пунктов транзита наркотиков. Костя уехал в Таджикистан разбираться с Кузнецовым, а когда вернулся, был сам не свой (если верить все той же Танечке), почерневший, мрачный, почти не разговаривал, но из того немногого, что он все-таки сказал в присутствии жены, была одна ценная фраза: вот живешь-живешь, веришь человеку, считаешь его своим верным другом, а он внезапно наносит тебе удар в спину. Не дословно, конечно, но что-то близкое к этому. Хан контекста фразы не знал, но саму фразу запомнил, и смысл ее стал понятен только тогда, когда с ним поделились информацией Хвыля и Дорошин. Кузнецов хоть и был единственным и давним другом Вити Осипенко, но испугался и все рассказал Вострикову и тем людям, которые были с ним вместе. Видно, его сильно били, так сильно, что измученный наркотиками организм все-таки не выдержал, и Коля умер. Судя по тому, что Востриков из этой поездки вернулся мрачным и изменившимся, он знал о смерти Кузнецова. Может быть, Коля умирал у них на глазах. Может быть, они умышленно добивали его, чтобы замести следы и не оставлять живого свидетеля. Но в любом случае Востриков не остался к смерти Кузнецова равнодушным, из чего Хан сделал вывод, что Костя, конечно, сволочь и бандит, но не убийца. Он может быть даже пособником, соучастником, но не исполнителем. Хладнокровно расстрелять Аллу Сороченко и ее водителя-охранника посреди толпы он не смог бы.
И вот Костя уезжает в Москву искать Виктора Осипенко, живущего по паспорту на имя Николая Кузнецова. Уезжает в середине мая, а в ноябре находит Виктора и принимает участие в его убийстве. Спасибо Танечке, подробно делившейся с анонимной подружкой «Море» своими семейными перипетиями, без полученной от нее информации двойное убийство раскрывали бы еще долго.
Когда Танечка начала волноваться и сомневаться в верности мужа, Хан сделал все, чтобы ее успокоить. Только ссоры в семействе Востриковых ему недоставало! Ссора обычно влечет за собой отчуждение и молчание, а молчание - это то, что ему категорически не нужно. Ему нужно, чтобы Костя хоть что-то рассказывал своей красивой, но недалекой жене. А тут еще Таня заговорила о том, чтобы забрать ребенка и вернуться к родителям. Это уж совсем ни в какие ворота не лезло. Дать ей уехать означало бы потерять источник информации. Хан из-под себя выпрыгивал, чтобы ее переубедить. Одиннадцать месяцев он делал все для того, чтобы сохранить семью Танечки и Кости, он бился за эту семью, дрался за нее отчаянно и самоотверженно, словно это была семья его родной дочери. Он ненавидел себя за это, потому что понимал: лучше бы девчонке действительно уехать от Кости, вернуться к себе домой и держаться подальше от бандитов, ни к чему хорошему это не приведет.
Так и получилось. Сейчас Таня горюет и оплакивает любимого мужа. А если бы он, Хан, с самого начала внушал ей, что нужно не прощать измену и немедленно порвать с подлым прелюбодеем, если бы ему удалось оторвать молодую женщину от Кости Вострикова и заставить ее уехать и забыть изменника, то сегодня ей не было бы так больно и она бы так не страдала. За несколько месяцев Костя превратился бы в бывшего мужа, который ее предал, и слезы бы не лились, и ее глупое сердечко не болело бы. Хан сам, своими действиями, направленными на его личный и частично служебный интерес, сделал все, чтобы сегодня Танечке Востриковой было так плохо, так тяжело, что не приведи господь.
Но ведь родным и близким Андрюхи Полякова тоже было точно так же тяжело. И тетке Виктора Осипенко, Лидии Павловне, тоже было тяжело. И родственникам его жены пришлось несладко. А каково было самому Виктору, когда вся его семья, включая маленького ребенка, погибла фактически у него на глазах?
Нет, Хан не мстил. Он просто хотел довести дело об убийстве Андрюхи Полякова до логического конца. Он понимал, что рано или поздно настанет момент, когда люди Ворона допустят наконец такую ошибку, при которой их ментовская «крыша» окажется бессильной. И вот тут пригодится любая информация, чтобы все они получили по заслугам. Чем больше такой информации, тем лучше. Даже если ее невозможно пришить к делу, она здорово облегчает процесс получения показаний. Это Хан знал по собственному опыту. Люди частенько теряют уверенность в себе и самообладание, когда следователь во время допроса вдруг проявляет странную и необъяснимую осведомленность о том, с кем человек парился в бане два года назад, сколько бутылок водки при этом было выпито и какого фасона купальник был надет на приглашенной девице. Как только создается впечатление, что за тобой следили уже давно и фиксировали каждый твой шаг, лгать становится все труднее и труднее.
Хан не мстил. Он всего лишь делал свое дело. Мог ли он сделать его как-то по-другому, чтобы сегодня все случилось не так, как оно случилось, чтобы глупенькая, доверчивая, ни в чем не виноватая Танечка не убивалась по погибшему мужу? Ответа он не знал.
Он открыл ящик стола, достал фотографию Андрюхи Полякова, улыбающегося, веселого, такого живого, и долго смотрел на нее.
- Вот так, Андрюха, - произнес он вслух. - Вот такие дела. Я сделал все, что мог. Прости, если что не так.
Положил фотографию на место, вынул из сейфа початую бутылку водки и сделал большой глоток прямо из горлышка. Потом снова уселся за стол и застыл, обхватив руками голову.
Он чувствовал себя виноватым перед всеми. Ему было жалко Таню. И очень горько.
