— Ладно, допустим, — легко согласился Харитонов, — я вам не верю, но допустим, вы от меня впервые об этом услышали. Я поставил вас в известность.
— Ну хорошо. Что дальше?
— Майнхофф не относится к тому типу мужчин, которым безразличны их дети. Тем более единственный сын. И вы, как мне кажется, тоже до сих пор не совсем безразличны ему. Он ведь так вас любил, Алиса.
— Ну, Валерий Павлович, вы переходите на чужую, незнакомую для вас территорию. Смотрите не ошибитесь, — покачала головой Алиса.
— Да почему же на чужую? — вскинул брови Харитонов.
— Да потому, что все это зыбко, неопределенно. Все это из области красивых чувств, а не железных фактов, на которые можно опираться в оперативной работе.
— Красивые чувства иногда становятся железными фактами, — глубокомысленно заметил Харитонов, — Майнхофф, такой осторожный, такой хитрый, просчитывающий каждый свой шаг, Майнхофф, водивший за нос самых опытных сотрудников спецслужб, вдруг совершенно глупо и легкомысленно засветился перед МОССАДом, перед ЦРУ. С чего бы это?
— У любого человека бывают проколы, срывы, ошибки, — пожала плечами Алиса, — самых неуловимых когда-нибудь ловят.
— Ну, положим, есть такие, которых не ловят никогда. Вы говорите — все зыбко, неопределенно в области красивых чувств? Но бывает так, что в оперативной работе они становятся существенней железных фактов, и нам с вами это отлично известно.
— Что значит — нам с вами? — возмутилась Алиса. — Наше с вами сотрудничество закончилось одиннадцать лет назад. Я сыта по горло. Вы все крутите вокруг да около, пугаете всякими анализами крови, в которые я не очень верю, а что вам надо от меня, до сих пор не сказали. У меня ребенок голодный сидит один дома. Давайте закругляться, Валерий Павлович.
— Будто вы до сих пор не поняли, что мне надо? — Харитонов прищурился.
— Не поняла. Честное слово, не поняла.
— Мне нужен Майнхофф. Вы должны сообщить мне, как только он появится.
— А почему вы думаете, что он непременно появится? — тихо спросила Алиса.
— Вы сами так думаете. И очень боитесь. Весь ваш кураж шит белыми нитками. Я могу вам помочь.
— Бросьте, — махнула рукой Алиса, — одиннадцать лет назад мы расстались. Очень нехорошо расстались. Я вам говорила, он расколол меня, назвал гэбэшной шлюхой, избил. У меня, если вы помните, даже было сотрясение мозга.
— Вы мне тогда сказали не правду, — покачал головой Харитонов, — и продолжаете врать сейчас. Он вас не расколол. Он предложил вам выйти за него замуж и даже принес анкеты для ОВИРа. А вы отказали ему. Обидели, оскорбили до глубины души. И тогда между вами произошел резкий разговор.
— Вы что, свечку держали? — усмехнулась Алиса.
— Ваши выездные документы оформлялись через мой отдел.
Алиса поперхнулась яблочным соком, закашлялась до слез. Харитонов налил в стакан минеральной воды и протянул ей.
— А вы что думали? — спросил он, когда она откашлялась. — Все было уже готово. Ваш отказ явился полной неожиданностью не только для Карла, но и для меня. Но это уже дело прошлое. Сейчас вам надо сыграть любовь и раскаяние. Уверен, вы сумеете. Вы согласитесь на все его предложения, как бы абсурдны они вам ни показались.
— Вы с ума сошли, товарищ майор…
— Полковник, — поправил Харитонов.
— Почему бы вам, товарищ полковник, если вы так уверены, что Карл появится, не установить за мной наружное наблюдение?
— Это само собой. Но этого недостаточно. Вы же не хотите оказаться вместе с сыном в роли заложников? Вы не хотите, чтобы вокруг вас началась стрельба? Карл мне нужен живой, тепленький. Я хочу взять его очень тихо, без всяких эксцессов. А для этого мне нужна ваша помощь.
— А если он все-таки не появится?
— Ну, на нет и суда нет, — развел руками Харитонов.
Алиса нашла глазами официантку, позвала ее, попросила упаковать свой нетронутый шашлык и принести счет.
— Значит, мы договорились? — спросил Харитонов, доставая бумажник. — Вот телефон, по которому вы в любое время дня и ночи можете со мной связаться. Достаточно сказать любую фразу. Например, «простите, наша встреча отменяется». А дальше я как-нибудь сам сориентируюсь, чтобы он ничего не заподозрил, если будет рядом.
— Стало быть, мои выездные документы оформлялись через ваш отдел, задумчиво произнесла Алиса, тоже вытаскивая бумажник, — это интересно… А зачем вам понадобилось, чтобы я вышла замуж за Карла?
Подошла официантка. Алиса отсчитала половину суммы.
— Уберите деньги. Я сам заплачу, — сказал Харитонов и вложил кредитку в кожаную папку со счетом. — Кстати, если вас интересуют мои бытовые привычки, то, приглашая женщину в ресторан, я всегда плачу сам.
В машине она повторила свой вопрос:
— Зачем вам понадобилось, чтобы мы с Карлом поженились?
— Ну, разве это так сложно понять? — улыбнулся Харитонов, включая зажигание. — Наше с вами сотрудничество стало бы еще плодотворней и интересней.
— А если бы я, оказавшись в Германии, вышла из-под вашего контроля? — тихо спросила Алиса.
— Если бы да кабы… Ну, жить-то вам хотелось, Алиса Юрьевна, и сейчас хочется. К тому же ваши родители оставались бы здесь. Вот вам, кстати, насчет зыбкости чувств. Я ведь вас подцепил тогда, в восемьдесят третьем, исключительно на чувствах простых и понятных. На любви к маме с папой.
— Скажите, а вы не опасались тогда, в восемьдесят шестом, что у Карла могли возникнуть подозрения на мой счет? Слишком уж все гладко получалось. Меня, кстати, очень удивило, когда он принес анкеты из ОВИРа, сказал, что все уже готово. Насколько я знаю, не так просто в те годы выпускали за границу, даже в соцстраны.
— Фирма веников не вяжет, — хмыкнул Харитонов. — Он ничего не заподозрил потому, что у него брали деньги. Взятки. Он давал, а у него брали. Он вас как бы выкупил.
— Много потратил, не знаете?
— Порядочно, — кивнул Харитонов.
Инга отказалась идти в город. Она слонялась по яхте мрачной тенью, ни с кем не разговаривала и, как успел заметить Натан Ефимович, периодически прикладывалась к бутылке.
Уже стемнело, а Карла все не было.
— Мне пора, — сказал Подосинский, — странно, что он до сих пор не вернулся. Я не могу улететь, пока его не увижу.
Было заметно, что он нервничает.
— Ничем не могу помочь, — пожал плечами Бренер.
— Да, я понимаю, — рассеянно кивнул Подосинский и в десятый раз взглянул на часы. — Скажите, когда она орала, что он ее бросил, это была просто истерика? Или у них действительно произошел какой-то конфликт?
— Геннадий Ильич, — покачал головой Бренер, — мне еще не хватало разбираться в их конфликтах.
— Нет, ну это ерунда какая-то. Я просто очень устал. У меня дела стоят, пробормотал Подосинский и вышел на палубу.
— А что вы так беспокоитесь? — произнес ему вслед Бренер. — Основная часть их работы уже выполнена.
— Он должен довезти вас до Берна, — ответил Подосинский, оглянувшись.
— Разве Инги и трех арабов не достаточно? — удивился Бренер.
— Нет.
«А ведь Карл говорил мне ночью, что сегодня мы расстанемся, — вдруг вспомнил Натан Ефимович, — стало быть, он действительно не вернется. И правильно. Он не дурак. Он просчитал ваш хитрый план, уважаемый Геннадий Ильич».
План был действительно хитрый. Подосинский выложил его Натану Ефимовичу очень тихим шепотом, хотя, кроме верного Эдика, никто на яхте по-русски не понимал.
По прибытии в Швейцарию террористы будут арестованы местной полицией, и освобожденный профессор должен обратиться к швейцарским властям с официальной просьбой созвать пресс-конференцию. Разумеется, ни Карл, ни Инга, ни арабы этого знать не должны. Для них все выглядит иначе. И профессор, естественно, ни слова им не скажет. Он ведь не сочувствует террористам, которые его так жестоко похитили. Но он должен знать, что произойдет в действительности, и быть готовым.
Террористы уверены, что в Берне просто передадут Натана Ефимовича из рук в руки людям Подосинского, получат свои деньги и исчезнут куда им угодно.
«У Подосинского есть какая-то договоренность со швейцарскими спецслужбами или с Интерполом, — догадался Бренер, — исчезновение Карла путает ему всю игру. Он не мог предположить такое. Он не сомневался, что бандиты доведут дело до конца, ведь с ними должны расплатиться те люди, которым они якобы передадут меня в Берне. И у них нет оснований подозревать подвох… Впрочем, это уже мои домыслы. Неужели Карл действительно просто взял и смотался без денег? Но как сумел он просчитать все заранее? И зачем тогда вообще взялся за эту операцию? Или он заподозрил неладное сегодня утром, когда Подосинский сообщил, что обстоятельства изменились и меня надо переправлять в Швейцарию, а вовсе не в Россию?»