Он уперся ладонями в бока:
— Я не понимаю. Ты целовала меня, ты хотела меня. — Он говорил громко, сведя брови над прищуренными глазами.
— Я и не говорю, что не хотела. Пожалуйста, не думай так. Но… все это очень странно. У меня никогда раньше не было близости с деловыми партнерами. Я не уверена, что из этого что-нибудь выйдет. Мне нужно время, чтобы подумать.
— Боже мой. — Тадеуш вскочил на ноги и достал из коробки сигару. Некоторое время он раскуривал ее, словно пользуясь возможностью взять себя в руки. — Мне никогда раньше не хотелось близости с деловыми партнерами, — проговорил он, и его слова были куда рассудительней тона, каким он их произнес. — Но я не понимаю, каким образом это помешает нашим деловым отношениям. Наоборот, наши отношения могут стать крепче. Мы станем командой. Это же великолепно, Кэролин.
Кэрол потянулась за кофе и сделала глоток из чашки.
— Мне тоже нравится. Однако пока прошло слишком мало времени, и я не успела привыкнуть. Я же не говорю «никогда», всего лишь «не сегодня». — Она отвернулась. — Есть еще и другое.
— Да? И что же это?
Он вызывающе смотрел на нее.
— Катерина, — тихо проговорила Кэрол.
На его лице словно появилась маска, которую Кэрол видела в первый вечер, когда пришла в его ложу.
— Что — Катерина? — в конце концов переспросил Тадеуш.
— Ты сам сказал, что я очень на нее похожа. — Кэрол постаралась изобразить мольбу. — А я хочу быть уверена, что ты будешь спать со мной, а не с подобием Катерины.
Глаза Тадеуша подернулись туманом, он опустил плечи:
— Думаешь, я сам не задавал себе этот вопрос?
— Не знаю.
Понимая, что нашла кнопку, благодаря которой может умерить его гнев и сделать его уязвимым, Кэрол позволила себе немного расслабиться.
— В первый раз, когда я увидел тебя, я был в шоке, дал себе слово, что пальцем к тебе не прикоснусь, потому что тогда станет еще больнее. Но чем лучше я узнавал тебя, тем сильнее ты мне нравилась. Теперь же, когда я смотрю на тебя, то вижу Кэролин, а не Катерину. Извини, если я поторопился.
— Тадзио, мне хочется тебе верить. Но мне нужно еще немножко времени.
Он скрестил руки на груди:
— Понимаю. У тебя сколько угодно времени. Торопиться некуда. Извини меня.
Кэрол покачала головой:
— Тебе не за что извиняться. Теперь многое прояснилось, и мы лучше понимаем друг друга.
Тадеуш с трудом изобразил едва заметную улыбку:
— Вот и хорошо, Кэролин.
— Да, хорошо, Тадзио. Но я хочу быть уверена. — Она оправила платье и встала. — А теперь мне пора домой.
*
Свет еще горел, занавески не были задернуты. Это было первое, на что Кэрол обратила внимание, когда вышла из «мерседеса» Тадеуша и попрощалась с водителем. Она казалась себе растрепанной и даже немного запачканной после поцелуев на диване, но ей было все равно. Желание видеть Тони было настолько сильным, что она не стала терять время на приведение себя в порядок.
Дверь распахнулась так быстро, что у Кэрол появилась мысль: а не ждал ли он ее стука? Тони нежно улыбнулся при виде ее.
— Ты потрясающе выглядишь, — сказал он, показывая Кэрол на гостиную. — Как все прошло? — спросил он, идя следом за ней.
Они остановились совсем близко друг к другу. Поразительно, как она выглядит, думал Тони, волосы сверкают на фоне черного окна, губы приоткрыты в соблазнительной улыбке. Кэрол была возбуждена, и Тони почувствовал болезненный укол в сердце. Это была ревность. Ему бы хотелось, чтобы ее желание было обращено на него, а не на преступника Радецкого, который был всего лишь гангстером, хоть и под маской утонченности.
— Днем было как нельзя лучше. Он повез меня за город и показал, как проводит свои операции. Потом мы встретились с его пособником Дарко Кразичем. Боже мой, вот у кого вид настоящего бандита. Девушка дважды подумает, прежде чем остаться с таким наедине. И он ненавидит меня. Он бы не раздумывая свернул мне шею, если бы решил, что я собираюсь навредить его бесценному Тадзио.
— Огради нас, Боже, от такой привязанности. Наверно, ты испугалась.
— Испугалась. Однако он помог мне сконцентрироваться на Кэролин. И это сработало. Правда, Тони, сработало. Мы многого добились. В конце недели я буду в Роттердаме, чтобы посмотреть на нелегалов, которых он собирается поставить мне, и тогда его можно будет арестовать. Вот Морган обрадуется, когда получит мой рапорт!
Тони кивнул:
— Ты отлично поработала.
Кэрол в ответ пожала плечами:
— У меня бы не получилось, если бы не ты.
— Да ладно тебе, все бы у тебя получилось. Ну а что было вечером? Вы отметили начало партнерских отношений?
Тони не смог спрятать горечь.
— Он хотел переспать со мной, — с отвращением ответила Кэрол. — Но мне удалось остудить его пыл. Нужна дьявольская изворотливость, чтобы, топя его, самой не утонуть.
— Наверно, это нелегко, — с трудом выдавливая из себя слова, проговорил Тони.
Кэрол сделала шаг ему навстречу:
— Он красивый мужчина. И моему телу было нелегко противиться ему, в отличие от головы. Ужасно неприятно.
Тони стоял, опустив голову и уставившись в пол. Он боялся поднять взгляд на Кэрол.
— Ты же профессионал, — пробурчал он.
Кэрол положила руку ему на плечо:
— Дело не в профессионализме. Просто я думала о тебе.
— Тебе было бы неприятно мое неодобрение?
Ему не удалось спрятать привычную кривую усмешку.
Кэрол покачала головой:
— Не совсем так. Скорее, я подумала о том, чего на самом деле хочу.
Она подошла еще ближе, и Тони почувствовал, что его обдало жаром. Не раздумывая, он открыл объятия, и Кэрол прильнула к нему. Они так крепко прижались друг к другу, что слышали, как стучат их сердца. Тони спрятал лицо у нее в волосах, вдыхая ее милый запах. В первый раз после визита в замок Хохенштейн он забыл о тамошних ужасах.
Однако передышка была недолгой. Кэрол пробежала пальцами по волосам у него на затылке и тихонько сказала:
— Извини. Я все о себе и о себе. Как ты провел день?
Тони мгновенно оцепенел, потом мягко отстранил от себя Кэрол.
— Мой рассказ тебя расстроит, — сказал он, направившись к столу и беря в руки бутылку с шотландским виски. Он вопросительно наморщил лоб, и Кэрол молча покачала головой. Тогда Тони наполнил стакан и буквально упал в кресло перед ноутбуком. Он отхлебнул виски, потом тряхнул головой. — Поверь мне, лучше не рассказывать.
Кэрол присела на край дивана всего в нескольких дюймах от Тони:
— Не думаешь же ты, что меня пугают страшные истории? Сам знаешь, от них никуда не скрыться в нашей профессии. Так что давай делись со мной своей ношей.
Тони не отрывал глаз от стакана.
— Дети. Это были дети. Конечно, я знаю, что случаи издевательства над малолетними и сейчас не редки. — Он нахмурился. — Но все-таки на детей, как правило, посягают извращенцы-одиночки, которые сами за гранью добра и зла. Они не похожи на нас. Это как-то успокаивает. — Он еще глотнул виски. — А ужас моего сегодняшнего открытия состоит в том, что мучители действовали сообща. Десятки, возможно, сотни людей были вовлечены в преступление против детей. Родители, спрятавшись за ощущение беспомощности, позволяли мерзавцам увозить своих малышей. Почему? Потому что они физически неполноценны. Или потому, что они умственно неполноценны. Или потому, что они не признавали правил и их было трудно обуздать.
Тони провел рукой по волосам, не в силах справиться с недоумением, отразившимся у него на лице, и Кэрол положила ладонь ему на колено. Он накрыл ее руку своей рукой.
— Потом врачи и медицинские сестры. Они ведь не невежественные крестьяне. Образованные люди. Вроде нас с тобой. И эти люди наверняка, когда пошли в медицину, намеревались лечить больных. Однако сверху спустили указание, и в одну минуту они, перестав быть целителями, сделались истязателями и убийцами. Меня мучает вопрос: как можно так переустроить свою голову? Мне нетрудно понять самообман человека, который стал надзирателем в концентрационном лагере. Когда ощущаешь себя уязвимым, то начинаешь подозревать всех, кто не причастен к твоему сообществу, например евреев, или цыган, или коммунистов. Но здесь же немецкие дети. Наверняка многие из палачей сами были родителями. Как же они могли разграничивать свою служебную деятельность и свою домашнюю жизнь? Некоторые из них, мне кажется, свихнулись. — Он покачал головой. — Я умею сочувствовать. Я умею входить в положение людей, чья боль выплескивается на ближних. Но будь я проклят, если у меня есть хоть капля жалости к тем, кто участвовал в преступлениях, о которых я сегодня читал.
— Это я виновата, — сказала Кэрол. — Я втащила тебя во все это.
Тони вымучил из себя усталую улыбку:
— Не надо так говорить. Если я прав, то наш убийца в какой-то степени жертва того, что происходило в так называемых больницах, поэтому винить надо не одного его. Я абсолютно уверен, что ответственность за эти убийства лежит на людях, которые вне досягаемости нашего правосудия.
