Эрколе и Мичелотто вышли, Альфонсо, к удивлению Лукреции, остался. За время их совместной жизни Альфонсо практически не уделял ей внимания, лишь изредка разговаривал, отдавая предпочтение своей коллекции оружия да куртизанкам. Она же открыла свой дом художникам, поэтам, музыкантам, которые собирались у нее по вечерам, а днем выслушивала жалобы обычных граждан.
А теперь Альфонсо подошел к ней, на его лице читалось сострадание.
— Могу я помочь справиться с горем? Или моя компания тебе не мила?
Лукреция не могла думать, не могла ничего решать. Не могла даже сидеть или ходить. Ноги ее подогнулись, темнота стерла все мысли.
Альфонсо успел подхватить ее на руки. Сел на кровать, но вместо того, чтобы уложить на нее жену, держал в объятиях, осторожно покачивая.
— Поговори со мной, Сонни, — прошептала она, когда ее глаза открылись. — Наполни мою голову мыслями, которые выгонят те, что роятся там сейчас, — плакать она еще не могла, слезы запрятались слишком глубоко.
Альфонсо оставался с ней всю ночь и потом долгие дни и ночи, когда ее сердце разрывалось от горя.
* * *
Откладывать выборы нового Папы более не было никакой возможности. Однако Чезаре решил во что бы то ни стало нанести поражение Джулиано делла Ровере, давнишнему врагу Борджа.
Он остановил свой выбор на Жорже д'Амбуазе, которого, разумеется, поддержали все французские кардиналы. Но итальянские кардиналы в большинстве своем не желали иметь с Чезаре никаких дел и заранее отдали свои голоса делла Ровере. Чезаре попытался склонить испанских кардиналов на сторону д'Амбуаза, но они выдвинули своего кандидата. Но оставались верные Чезаре кардиналы, которые намеревались проголосовать против его врага.
Флорентийцы обожали азартные игры и в те дни с особой охотой делали ставки на исход выборов Папы. Одни горожане спорили друг с другом, другие делали ставки через флорентийские банки. И суммы на кон ставились немалые.
Поставивший на д'Амбуаза один дукат, мог выиграть пять, на делла Ровере, очевидного фаворита, только три.
Должно быть, банки полагали, что других реальных претендентов просто не было, потому что ставки на остальных кардиналов превышали двадцать к одному. Но выборы Папы отличались непредсказуемостью. Очень часто фаворит на момент созыва конклава оставался кардиналом и по окончании его работы.
Этот конклав не стал исключением. После двух первых туров стало очевидно, что ни д'Амбуаз, ни делла Ровере не получат достаточно голосов.
Но после еще двух туров из ватиканской трубы повалил белый дым. К всеобщему изумлению, коллегия избрала Папой пожилого и нерешительного кардинала Франческо Пикколомини. Чезаре, узнав о результатах голосования, почувствовал облегчение, пусть его кандидат и не прошел.
Пикколомини, восходя на престол, взял имя Пий III.
Он не во всем соглашался с Александром, но отличался справедливостью и мягкостью характера. Чезаре знал, что преследовать семью Борджа он не будет, наоборот, постарается защитить, пока защита эта не войдет в противоречие с интересами святой матери-церкви. Каким-то чудом угрозу появления на престоле враждебного Борджа Папы удалось отвести.
В последующие после выборов недели Чезаре медленно, но верно поправлялся. Сначала начал ходить по своим покоям, потом гулять в саду, наконец, начал садиться на коня и совершать длительные прогулки по окрестностям Рима. Даже начал строить планы по удержанию Романьи.
Но в один день, когда Чезаре возвратился после долгой загородной прогулки верхом, его уже поджидал Дуарте Брандао.
По выражению его лица Чезаре понял, что произошло непредвиденное.
— Плохие новости, Чезаре. Папа Пий Третий умер.
Папой он пробыл всего двадцать семь дней.
* * *
Теперь перспективы Чезаре стали совсем мрачными.
Со смертью Пия о защите со стороны Папы, даже о справедливом отношении, пришлось забыть. Враги Чезаре поняли это, как и он сам, и начали действовать. Орсини убедили Колонну выступить против Чезаре.
С верными частями, находящимися в Риме, Чезаре укрылся в замке Сант-Анджело, который по-прежнему считался неприступной крепостью. Ваноццу он отправил в Непи, полагая, что ее жизнь важнее принадлежащих ей таверн и виноградников.
* * *
Остановить кардинала Джулиано делла Ровере более не представлялось возможным. В промежутке между конклавами он остался единственным претендентом, не имеющим серьезных соперников. С приближением выборов поставившие дукат на делла Ровере могли рассчитывать разве что на получение двух. Чезаре знал, что на этот раз ему придется смириться с поражением, и прилагал максимум усилий, чтобы смягчить удар.
В итоге Чезаре Борджа встретился с Джулиано делла Ровере и заключил договор, напирая на свое влияние на испанских и французских кардиналов и мощь замка Сант-Анджело.
Чезаре пообещал поддержку на выборах в обмен на сохранение за собой замков и городов Романьи. Остался он и гонфалоньером церкви, и главнокомандующим папской армией.
Чтобы гарантировать, что после выборов кардинал не откажется от своих обещаний, Чезаре потребовал публичного объявления достигнутых договоренностей. Делла Ровере согласился, уж очень ему хотелось без помех стать Папой.
И с поддержкой Чезаре делла Ровере выбрали в первом же туре, безо всяких обсуждений, едва за кардиналами закрылись двери, отсекшие их от мирского влияния.
* * *
Кардинал делла Ровере, как и Чезаре, боготворил Юлия Цезаря. И при вступлении на папский престол взял имя Юлий II. Господи, как же долго он ждал этого мига, сколько идей хотел претворить в жизнь, реформируя святую мать-церковь.
Хотя Папа Юлий был уже далеко не молод, его отличало отменное здоровье, и злости и угрюмости в нем заметно поубавилось, как только он занял пост, которого, по своему разумению, давно заслуживал. Ирония судьбы, но его планы относительно Папской области практически не отличались от планов Александра и Чезаре: объединение всех входящих в нее территорий и создание централизованного государства. Разница, разумеется, была лишь в одном: план делла Ровере не предусматривал правления Борджа.
Взойдя на папский престол, Юлий не смог сразу решить, как поступить с Чезаре. Разумеется, его не сдерживало данное им слово, о таких мелочах он и не думал. Но Юлий понимал, что первым делом должен сконцентрировать в своих руках власть, укрепить свои позиции и отвести удары врагов.
В это время он опасался Венеции больше, чем Чезаре, и прекрасно понимал, что последний окажется сильным союзником, который поможет остановить захват венецианцами Романьи. С учетом того, что Чезаре мог ему понадобиться, Юлий принял меры к тому, чтобы отношения между ними, а ведь всю жизнь они враждовали, выглядели дружескими.
Чезаре тоже не терял времени. Постоянно контактировал с капитанами оставшихся под его управлением замков и городов, убеждая их, что позиции у него сильные, несмотря на многолетнюю вражду с новым Папой. А в поисках новых союзников связался с Макиавелли, рассчитывая через него обеспечить себе поддержку Флоренции.
* * *
Мужчины встретились в холодный декабрьский день в садах Бельведере, из которых открывался прекрасный вид на соборы и замки Рима. Погуляли меж высоких кедров, присели на каменную скамью, любуясь видом лежащего под ними Вечного города. Ветер унес пыль и дым, под ярким солнцем сверкала мраморная облицовка зданий.
Макиавелли отметил, что говорит Чезаре возбужденно, на щеках краснеют пятна румянца. Он все время жестикулировал, часто и громко смеялся. Макиавелли даже подумал, а не лихорадка ли у него.
— Смотри, Никко, — Чезаре обвел рукой Рим. — Этот город недавно принадлежал Борджа. И будет принадлежать вновь, обещаю. Вернуть сданные крепости будет сложнее, чем завоевать их. А вот с защитой тех, что остались у меня, никаких проблем не будет. У меня сильные и верные командиры. Народ их поддерживает, и я собираю новую армию, в которую войдут отряды наемников и пехота Вала ди Ламоне. Как только мои позиции в Романье укрепятся, Рим сам упадет мне в руки, вот увидишь. Да, раньше Папа Юлий был моим врагом, но все это в прошлом.
Он публично поклялся горожанам, государственным и церковным чиновникам, что будет поддерживать меня.
Я по-прежнему гонфалоньер. Мы даже обсуждали брачный союз, который еще сильнее сблизит нас. К примеру, моя дочь Луиза может выйти замуж за его племянника Франческо. Началась новая жизнь, Никко, новая жизнь!
«Что сталось с умнейшим, здравомыслящим стратегом, которого я боготворил», — думал Макиавелли. Да, он действительно боготворил этого человека. Считал себя другом Чезаре. Но когда дело доходило до политики, у него оставался только один друг: Флоренция. В тот же вечер он ускакал во Флоренцию, чтобы как можно скорее добраться до родного города. И на этот раз в докладе Совету десяти, который собрался в маленьком, закрытом от посторонних глаз и ушей зале заседаний, его позиция кардинальным образом переменилась.
