Подъехал автобус, Анфиса торопливо прыгнула в его салон, спасаясь от ветра. Сначала она хотела опуститься на свободное место, но потом вспомнила, что в морозные дни сиденья, если их не согрел предыдущий пассажир, ужасно холодные, и она, пройдя в конец салона, стала смотреть на выбегающее из-под автобуса шоссе…
* * *
– Отлично, – Влас был доволен, прослушав запись, чего нельзя было сказать об Анфисе. – Ты чего нос-то повесила?
Он положил диктофон на журнальный столик.
– Не знаю. Как-то все не так, Влас, – Анфиса пожала плечами.
– Аты что думала, придешь: она сразу – бац, в обморок, а потом все тебе выдаст как на исповеди… – Влас улыбался. – Нет, так не бывает. Она
не дура и к тому же уверена, что все ее темные дела умерли вместе с Николаем…
– А если не было никаких дел-то?
– Было. Все было.
– Ты-то откуда знаешь?
–Я же тебе говорил – у меня логика, а у тебя только чувства. А чувства – они врут.
– И логика врет.
– Ладно, мы будем спорить о высоких материях? А куда ты денешь бакалавра с его «клубникой»?
– Слушай, а ведь бакалавров-то тьма. Думаешь, он один такой диплом купил?
– Совпадений в этой истории более чем достаточно. Но данное совпадение не кажется чересчур. Все выстроилось в цепочку.
Анфиса присмотрелась к Власу. Глаза его лихорадочно горели. И вдруг она подумала – слишком много для этого человека значила его старая работа. И слишком долго он был без дела. Теперь он мчался, как гончая, почуявшая след. И его уже ничто не остановит. Все-таки он, наверное, был сыщиком по призванию.
– Ой, Влас, не знаю, у меня что-то после встречи с ней руки опустились, и кажется, что мы идем куда-то не туда…
– А я думаю, что туда… Это я раньше твоим подозрениям значения не придавал, а теперь вижу, что права ты была… Они там все повязаны были… И об исчезновении Антона что-то точно знают, если не все… Понимаешь, людей так просто не травят…
– Да, как Николай? – спохватилась Анфиса. Она настолько была вся мыслями в своей поездке, что даже забыла спросить об этом.
– Ничего, оклемался. С его лечащим врачом у меня уже все тип-топ. Так что его уже завтра, может, в общую палату переведут, вот тогда мы за него и возьмемся… – Он довольно потер руки.
– Что, пустят к нему?
– Пустят, – уверенно произнес Влас. – И тогда мы устроим небольшое представление.
– Какое представление?
– Да есть у меня идея…
Слышимость была отвратительная. Анфиса минуты две вообще не могла понять, кто ей звонит. А потом, наконец, до нее дошло, что это Влас.
– Я тебя не слышу! – крикнула она.
Донеслось какое-то бульканье, которое можно было расценить как заявление, что он отправляется искать другой автомат.
Минут через десять послышался новый звонок. На этот раз слышимость была вполне приличная.
– Ты как с Марса звонишь, – сказала она.
– Я из больницы, – уведомил Влас. – Николая решил проведать.
– И как он?
– Вполне прилично. На свое рабочее место пока не собирается.
– То есть?
– То есть для морга не созрел.
– Шутишь?
– Шучу… Приходили уже из милиции, расспрашивали об отравлении. Он твердит, что сам. Мол, я псих, вот вошло в голову, и решил лишить себя жизни, что вполне, в общем-то, логично, и посему ему верят… – Влас секунду помолчал и добавил: – Любит он ее, тварь. Даже жаль мужика…
– Влас, – нерешительно начала Анфиса. – Мне кажется, что все оно так и было…
– Ты просто пасуешь… Но это все неважно, вечером, как договорились, ты к нему едешь… А там видно будет, кто прав из нас, а кто нет… Да, палата, куда его сегодня переведут, на седьмом этаже – семьсот пятая. Запиши… А я к тебе за новостями вечером нагряну. Ну, все. Целую…
Анфиса еще долго сидела в кресле. Потом, встав, решила: «Все, хватит, сама кашу заварила, сама и расхлебывай, и правильно Влас говорит, нечего нюни распускать…»
Весь день она провела как на иголках, раз за разом проигрывая в голове будущий разговор с Николаем. Она представляла, как вынудит его на откровенность или мастерски прижмет. Потом ей казалось, что у нее вообще ничего не получится. Когда пришло время выезжать, она вдруг малодушно подумала – а может, ну его все к чертям. Плюнуть на все. Завалиться с книжкой на диван. А потом сказать Власу – надоело…
– Не дури, – сказала она своему отражению в зеркале.
Она выехала пораньше. Поэтому ей пришлось еще с полчаса толкаться в вестибюле, ожидая начала посещения больных.
Когда час посещения настал, посетители с
пакетами поспешно разбрелись по палатам. Анфисе было неудобно идти ни с чем, она купила у продавщицы в холле ветку бананов, апельсин и пачку печенья. Когда она подошла к двери семьсот пятой палаты, из нее вышел молодой черноволосый парень в спортивном костюме:
– Здравствуйте! – обратился он к Анфисе. –А вы к кому?
– Я? – Анфиса на минуту опешила. – К Николаю Кушниру. А что?
– Ничего, – пожал он в ответ плечами. – Только Колька посетителей к себе не ждал и ушел.
– Как ушел? – изумилась Анфиса. Николай почему-то представлялся ей лежащим пластом в постели.
– Да нет. Я имею в виду – из палаты ушел. Он вон там в холле, в конце коридорчика сидит… – и парень махнул рукой дальше по коридору.
– Спасибо, – поблагодарила Анфиса и пошла искать Николая.
Тот одиноко сидел в холле, обставленном мягкой мебелью: два дивана, кресла, посередине пустой журнальный стол. Журналами и газетами в наше время в больнице не балуют, потому что средств на их выписку просто не остается. На подоконниках стояли горшки с цветами. В холле, кроме Николая, никого больше не было.
– Привет, – сказала Анфиса, подойдя к нему.
Он поднял голову, как будто что-то рассматривал на полу, и глянул на Анфису.
– Привет, – удивленно ответил он. – Вы как меня здесь нашли?
– Да я вам сама «Скорую» вызывала… И на работу к вам звонила, сообщить, что вы в больницу попали… – И Анфиса села рядом с ним.
– А-а, – протянул Николай. – Ангел-хранитель…
– Я вот вам тут принесла, – Анфиса достала пакет с бананами и прочим и поставила на диван рядом с Николаем. – Я, правда, не знаю вашего вкуса, так что не обессудьте…
Он глянул на пакет и, кивнув головой, поблагодарил. Выглядел он очень неважно: лицо было каким-то серым, глаза впалые, а руки слегка тряслись. Он молчал, вновь уткнувшись взглядом в пол. Анфиса никак не могла найти тему для разговора, но не начинать же сразу крутить тут запись.
– Живые, – сказала она, кивнув на цветы.
– Да, к счастью, – ответил Николай, тоже глянув на цветы. – Слава Богу, что в наших больницах еще не отдали дань моде и не напихали во все углы горшки с искусственными. Я поэтому здесь и отдыхаю от палатной суеты, там все чего-то беспрестанно болтают. А зачем? – Он пожал плечами. – Здесь, правда, холодно, но все равно среди них, – он кивнул на цветы, – хорошо. Если бы разрешили, я бы прямо здесь свою кровать поставил и спал бы. Даже уходить не хочется.
– А зачем, давайте здесь посидим, – предложила Анфиса. Ее вполне устраивал этот пустынный холл.
– Здесь довольно прохладно, – вновь напомнил Николай. – Поэтому сюда никто из больных не ходит. Вы не замерзнете?
– Нет, я тепло одета… И потом я люблю цветы… – Анфиса тоже не выносила искусственных
цветов, заполонивших все московские учреждения и уже начавших проникать в московские квартиры.
– Не знаю, как вы, а я когда в магазин захожу или там в банк, так такое чувство, будто с работы не уходил, а просто переместился из одного траурного зала в другой… А эти, как их… рестораны понатыкали возле своих дверей искусственных пальм и рады, а чему? Живые живому радоваться должны.
– Я согласна… У меня тоже искусственные вызывают такое же чувство, и я не могу понять людей, украшающих ими свои квартиры, – Анфиса была рада, что Николай разговорился.
– Ну, это уже хуже меня двинутые, – он крутанул пальцем у виска. – Двинутые. Раньше за попытку самоубийства всех в Белые Столбы прятали минимум на месяц. Времена меняются. Права человека. Теперь в Белые Столбы меня можно только с' моего согласия. Прогресс?
– Прогресс, – кивнула Анфиса.
– Ладно, так о чем вы меня спросить хотели? Не так же просто вы сюда приехали?
– Я… – Анфиса запнулась, слишком уж неожиданно он задал ей этот вопрос. – Я с вами о Светлане поговорить хотела, – собралась она с духом.
Анфиса ждала, что он скажет, что ничего не знает, да и не о чем тут говорить, но он молчал.
– Она пыталась вас отравить, – тихо сказала Анфиса.
Он отрицательно замотал головой.
– По-моему, вы лжете, – Анфиса была уже в этом уверена, как и в том, что Светлана дала ему отраву. Из разговора о цветах она поняла, что
Николай слишком любил жизнь, чтобы уйти из нее добровольно, даже из-за любви. Ведь не наложил же он на себя руки, узнав, что она вышла замуж…
