Он старается смотреть ей в глаза.
— Это был Джо.
Элли отчаянно трясет головой, как будто хочет сбросить с себя эти ужасные слова.
— Дэнни Латимера убил Джо.
— Нет, он не убивал. Какого черта… — Она резко подается назад, и стул ее скрежещет ножками по полу. — Нет, он не убивал! Он не стал бы…
Харди с ужасом наблюдает, как лицо ее на глазах начинает ломаться. Щеки и лоб прорезают глубокие морщины, которых он никогда раньше не видел. Ему необходимо противопоставить этим разрушительным эмоциям факты — безжалостный эквивалент пощечины человеку, бьющемуся в истерике.
— Мы его задержали.
— А кто же с мальчиками? — в панике спрашивает она.
— Пит, — отвечает Харди.
Элли встает, но тут же сгибается пополам. Она, пошатываясь, добирается до угла комнаты, и тут ее тошнит. Харди машинально регистрирует содержимое ее желудка — сэндвич с тунцом и тушеные бобы, — когда рвотная масса вырывается из ее горла. Водянистая желтая жидкость попадает ему на туфли и на брюки, но он, пытаясь как-то утешить, все равно склоняется над Элли, бессмысленно поддерживая ее под руку. Она сейчас падает в бездонный колодец отчаяния, и ни ему, ни кому-то другому не удастся ее удержать. Харди хочется помочь ей, но он никогда не отличался умением говорить нужные вещи в нужный момент. На мгновение у него мелькает мысль рассказать ей про свою Лауру — что он тоже знает, каково это, когда тебя предает супруг. Но по мере того, как мысль эта формируется, он вдруг понимает, что может обидеть Элли таким сравнением. Где-то через минуту рвотные спазмы сменяются мучительными рыданиями.
— Мне очень жаль, — говорит Харди.
У этого слова есть множество подтекстов. Жаль, что это длилось так долго. Жаль, что это он. Жаль, что это вы.
— Но… нет… А Сьюзен Райт? — Элли оживляется: мелькнула искра надежды. — И Люси. Они ведь видели Найджа.
— Они видели Джо, — ровным голосом говорит Харди. — То же телосложение, схожие черты лица, бритая голова под вязаной шапочкой. Они обе думали, что это был Найдж, но это был Джо.
— Нет. Только не Джо. Нет! Это не Джо. Пожалуйста! Вы ошибаетесь.
Она прижимается щекой к бетонной стене комнаты. Пористая поверхность впитывает ее слезы, словно губка.
— Я не ошибаюсь, — говорит Харди.
— А лодка… — вспоминает она, и сквозь отчаяние снова пробивается лучик надежды. — Когда ее подожгли, я была на работе. Джо не мог бросить детей дома одних.
— Он в этом тоже признался.
Слезы Элли внезапно прекращаются, как будто кто-то перекрыл невидимый кран. Она решительно утирает рукой нос.
— Я хочу его видеть.
64
В полицейском участке Бродчёрча между допросными комнатами номер один и номер два всего двадцать шагов. Элли мысленно считает каждый из них, когда на ватных ногах проделывает этот короткий путь. Она слишком скоро добирается до двери, которую открывала уже миллион раз. Сейчас эта дверь — словно портал в иные миры.
Рука ее на мгновение замирает на знакомой деревянной поверхности.
— Вы не должны прикасаться к нему, — через плечо предупреждает Харди. — И не должны делать ничего такого, что могло бы поставить под сомнение его признание.
— Что я могу сделать? Он больше и сильнее меня, и здесь повсюду камеры.
Джо, который выглядит нелепо в этом белом комбинезоне и брезентовых тапочках, при ее появлении вскакивает на ноги. Внутри Элли тут же просыпается дикий зверь — сейчас это яростная волчица в женской одежде.
— Садись! — рычит она.
Джо повинуется.
— Это правда?
Его неспособность сразу ответить на этот вопрос является для Элли красноречивым признанием. На ногах ее сейчас удерживает исключительно злость. Наброситься на него с кулаками ей не дают только камеры видеонаблюдения, которые тихо жужжат по углам, и присутствие еще одного офицера.
— Я никогда не прикасался к Тому или Фреду, — говорит Джо. — Я никогда не прикасался к Дэнни. Элл, я всегда любил только тебя…
— Ему же было только одиннадцать! — обрывает его ее резкий крик.
— Я не могу этого объяснить… — всхлипывает Джо, беспомощно разворачиваясь к Элли лицом, словно один из ее сыновей. Он действительно ожидает, что она захочет утешить его. — Можно мне увидеть Тома?
От этой глупой просьбы волчица вырывается на свободу. Элли подскакивает к Джо и сбивает его со стула. Он, скорчившись, лежит на полу. Первый ее удар ногой приходится в низ живота, последующие попеременно направлены в голову и по ребрам. В голове ее всплывают последствия всех избиений, которые она когда-либо видела, поэтому она точно знает, куда нужно бить, чтобы доставить ему максимальную боль. Элли не узнает звуки, которые вырываются из какого-то места внутри нее, о существовании которого она даже не подозревала. Все это длится лишь несколько секунд: Харди зовет на помощь, и двое ворвавшихся в допросную полицейских оттаскивают Элли от этого никчемного и омерзительного подобия ее мужа. Они уже держат ее за руки, когда она с носка с силой бьет его по почкам. Харди выводит ее в коридор и закрывает дверь.
Ярость отступает так же быстро, как накатила. К моменту, когда они возвращаются в кабинет Харди, Элли охватывает странное глубокое спокойствие, и она сосредоточивается на практических аспектах своей работы.
— Если вы хотите, чтобы сейчас я занялась бумажными делами или вопросами, которые отслеживаю, то на моем рабочем столе полный бардак.
— Все нормально, — тихо отвечает Харди успокаивающим тоном отца, читающего ребенку сказку перед сном.
Эту его нежность Элли вынести не в состоянии. Она страдает по старому, уже устоявшемуся порядку — с сарказмом и перепалками, с сознанием того, что она всегда может забить на эту чертову работу, потому что у нее есть семья, куда можно вернуться в любой момент.
— Мы сняли для вас семейный номер в гостинице возле развилки с круговым движением, — мягко продолжает он. — Пит с Томом и Фредом встретят вас уже там. По дороге вы можете взять кое-что из вещей. Ни с кем не говорите, задерните занавески, заприте дверь, не отвечайте ни на чьи звонки, кроме моих. Это понятно?
В ответ она может только кивнуть.
— Перед участком вас ждет машина. Скоро увидимся.
Элли нужно пройти через отдел уголовных расследований, чтобы забрать плащ и сумку. В офисе она рискует поднять глаза, чтобы оглядеться по сторонам, и видит на лицах коллег, своих друзей не осуждение, а боль. Из-за всплывшей лжи семейная фотография в рамке на ее столе смотрится иначе. Она кладет ее лицом вниз. Когда детектив-сержант Элли Миллер в последний раз выходит из отдела уголовных расследований, женщины плачут.
Полицейский кордон отгородил дом Миллеров от остальной части Лайм-стрит. Улицу заблокировали припаркованные поперек патрульные машины. Соседи смотрят на нее со страхом и осуждением. Элли вспоминает, как считала, что Сьюзен Райт была просто обязана знать, чем занимается ее муж. А сейчас оказывается, что эта чудаковатая несчастная женщина — единственный человек в мире, который хоть немного в состоянии понять, что в данный момент переживает она.
В прихожей стоит Брайан в комбинезоне, на шее у него болтается маска. Он уже засунул синий плащ Джо в пакет для вещественных доказательств. Элли растерянно берет у криминалистов латексные перчатки и бахилы.
— Я пройду с тобой, пока ты будешь брать вещи, — говорит Брайан. — Мне ужасно жаль, Элли.
В гостиной она берет пару DVD-дисков, чтобы смотреть в отеле. Посреди ковра сидит жирный черный слизняк. Она всем весом наступает на него, и скользкие белые внутренности брызжут, как мазь из раздавленного тюбика. Наверху она очень тщательно выбирает одежду для мальчиков, а из своего гардероба бросает в сумку первое попавшееся.
Уже с крыльца она оглядывается на свой неприметный дом: недокрашенные стены, детские игрушки, книжки, музыка, фотографии… Элли пытается вспомнить, каким он виделся ей, когда она уходила отсюда сегодня утром и когда он был еще ее раем, местом, где живет счастье, но ничего не получается — слишком поздно.
В Лондоне Карен Уайт едет в такси на север, через мост Блэкфрайарз, когда ей на мобильный звонит ДИ Харди. Связь плохая, и из-за помех его голос похож на голос робота больше, чем обычно.
— А вы все-таки негодяй, дружище, — вместо приветствия заявляет она. — Мне звонил Олли Стивенс. Вы рассказали сэндбрукскую историю ему.
— У нас есть убийца Дэнни Латимера.
Карен мгновенно забывает про историю, которую отслеживает несколько лет.
— И кто же он?
— Мы сделаем официальное заявление через три часа. Больше никого заранее предупреждать не будем. Если вы к этому времени будете здесь, то окажетесь первой.
