— Вот так, молодчина! Слава Богу! Целитель Пантелеимон, помоги нам, исцели, защити и сохрани!
Светлана Леонидовна погрузилась в воду по шею.
— Эта вонючая вода! НЕНАВИЖУ! — Это был последний рык, который вырвался из ее рта. — Отец Павел решительно наклонил голову Светланы вниз, — Во имя Отца! — начал он торжественно. Что это? Мне показалось, или действительно я увидел черную змею, словно вышедшую из тела женщины и юркнувшую куда-то вглубь источника? — И Сына! — Второй раз голова тещи ушла под воду, — и Святого Духа! — Светлана в третий раз вынырнула и с удивлением стала озираться вокруг. Она счастливо улыбалась.
— Как хорошо! Господи! Какое блаженство! — теща медленно вышла из купели. — Спасибо вам, родные мои! — она поцеловала меня, а потом священника. Батюшка даже бровью не повел.
— Ну вот и славно. Светлана, вы тут переодевайтесь, не торопитесь, а мы вас ждем снаружи. Пойдемте, Денис.
Митрич уже сидел на заднем сиденье машины и крепко спал. Светлана вышла минут через пять. Мы загрузились в Митину «шестерку» и тронулись в путь. По дороге Светлана вкратце рассказала священнику свою историю, опустив эпизод работы на фабрике по производству наркотиков.
— Значит, исповедоваться у вас так и не получилось? — уточнил отец Павел.
— Да, батюшка, увы. А теперь вот эти приступы. Мне так плохо, вы себе не представляете.
— Я думаю, что их больше не будет.
— Почему?! — Изумлению Светланы Леонидовны не было предела.
— Ну мне так кажется, — батюшка хитро улыбнулся. — А вот Исповедь вам необходима. Если вы готовы, можем попробовать прямо сегодня.
— А не будет со мной так, как в прошлый раз?
— Ручаться не могу, но, думаю, что все будет в порядке.
— Я согласна, если спутники не против сделать остановку.
Я утвердительно кивнул.
Поплутав немного по узким улочкам Шарыпова, Митина шестерка остановилась около величественного каменного собора. Батюшка вышел из машины и направился ко входу в церковь, мы последовали за ним. Священник направился в алтарь. Вскоре он вышел, неся в руках Крест и Евангелие. Батюшка с тещей отошли в сторонку к аналою. Я сел на скамейку, Митрич примостился рядом.
— Дэнис, разговор есть, — прошептал он.
— Чего такое?
— Рука не болит и намокла вся.
— В смысле?
— Ну болеть перестала и температуры нет, голова не болит, — Дорохов был искренне изумлен, говорил он таким тоном, будто рассказывал мне нечто невероятное. — Представляешь?
— А что значит намокла?
— Вся повязка мокрая, и на ветровке пятно проступило.
— Пошли в машину, — мы взяли сумку Светланы Леонидовны, в которой были бинты и другие необходимые для перевязки принадлежности и вышли на улицу. Митя сидел за рулем, дымя папиросой. Разместившись на заднем сиденье, я разбинтовал Митричу руку. Действительно, вся повязка намокла. Обнажив рану, я с удивлением отметил, что опухоль полностью спала, а кожа вокруг раны была слегка розовой — вся болезненная краснота исчезла.
— Прикинь, Дэнис, у меня вся рука была горячей до… — Дорохов, казалось, никак не мог поверить в произошедшее, — до окунания в источник. А потом рану стало слегка дергать, я задремал, а когда проснулся, боли не было совсем.
— Митрич, ты уж выводы сам делай, хорошо? — я обработал рану и наложил новую повязку. Мы вернулись обратно.
Исповедь закончилась минут через 30. Священник накрыл голову Светланы Леонидовны епитрахилью и прочитал разрешительную молитву. Моя теща преобразилась: на щеках горел румянец, а глаза сверкали каким-то неземным счастьем. Казалось, она помолодела лет на десять. Митрич смотрел на женщину влюбленными глазами.
— Отец Павел, как вы думаете, со мной больше не будет того, что случалось раньше?
— Нет, Светлана, не беспокойтесь. Дух лукавый покинул вас, только теперь постарайтесь, чтобы место его в вашей душе не оставалось пустым. Знаете, что в Писании на этот счет сказано? — Светлана отрицательно мотнула головой, — «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит [его] незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого»[18], - процитировал священник по памяти. — А занять это место должна благодать Божия. Так что ходите в церковь, исповедайтесь и причащайтесь. Я, насколько понял, Денис у нас грамотный в этом плане? — Священник посмотрел на меня и улыбнулся.
— Да, батюшка, только я, увы, больше теоретик.
— Отец Павел, — робко подал голос Дорохов, — а тут это… Ну в общем чудо случилось.
— Что такое?
— У меня рука прошла. Рана сильно болела, опухоль, нагноение, температура, а тут вся гадость вышла и боли нет. — Митрич до сих пор выглядел обескураженным.
— Ну и слава Богу! — Отец Павел перекрестился.
— Батюшка, — Светлана Леонидовна потихоньку пришла в себя, обретя дар речи, — я подумала о том, что, наверное мне надо бы как-то Бога отблагодарить за совершенное чудо.
— Прекрасная мысль, Светлана! Лучшей благодарностью для Него будет, если вы никогда не забудете то, что произошло с вами, будете стараться жить по заповедям Христовым и не оставлять Церкви. А прямо сейчас мы можем отслужить благодарственным молебен, согласны?
Мы все закивали головами. Священник сделал необходимые приготовления, но его опять отвлек Митрич.
— Батюшка, простите, но может вы не поняли, ведь на самом деле чудо произошло, а вы…
— Да я верю, Иван! Произошло чудо, но в Церкви чудеса происходят часто.
— Правда? — Дорохов был похож на ребенка. — И даже такие?
— Ой, Иван! Я бы даже сказал, что еще и не такие! Так что давайте радоваться и Бога благодарить. — Митрич еще глубже ушел в какие-то свои думы. Я отчасти понимал его состояние. Чувствуешь себя крайне неуютно, когда рушится прежнее мировоззрение. Кажется, что весь мир переворачивается.
Отец Павел тем временем начал чтение молитв. Минут двадцать, которые длился молебен, пролетели на одном дыхании. Священник поминал святителя Николая и целителя Пантелеимона. Перед моим взором возник лик архиепископа Мир Ликийских Николая, каким я его увидел на небольшой выцветшей бумажной иконке в загородном доме в Перхушково. На душе стало удивительно тепло.
Молебен кончился. Батюшка сказал заключительное «Аминь» и, взяв Крест, всех нас благословил. Неожиданно сверху — где-то под куполом храма — раздался еле слышный хлопок. Мы подняли головы и увидели падающий бумажный листок. Он медленно опускался, кружась и переворачиваясь, пока не упал прямо к ногам священника. Батюшка наклонился и поднял бумагу. Светлана ахнула, закрыв лицо руками.
Мы с Митричем встали у батюшки за спиной, разглядывая находку. На слегка пожелтевшей бумаге черными чернилами от руки был написан текст:
Я, избранная из избранных, прошедшая очищение и призванная служить Господу и единственному пророку его Великому Радошу, становлюсь частью единственной истинной церкви Господа Моего и единственного пророка Его Великого Радоша — «Церкви Сына Царствующей». Я делаю это добровольно, ради Господа моего и единственного пророка Его — Великого Радоша. Ради великой цели — установления рая на всей земле для всех людей — которую ставит передо мной Господь мой и единственный пророк Его Великий Радош, я отрекаюсь:
— от моего имени Светлана;
— от моих родителей;
— от всего моего движимого и недвижимого имущества, завещая его на исполнение воли Господа моего и единственного пророка Его Великого Радоша;
— от любой земной веры, религии, философии и иных убеждений, кроме учения Господа моего, явленного через единственного пророка Его Великого Радоша;
— от Христа и Церкви Его;
— от дочери моей — гнусной христианки.
— от своей воли, отдав ее в руки Господа моего и единственного пророка Его Великого Радоша.
Да пребудет со мной Господь!
Калиока.
Ниже была широкая полоса темно-бурого цвета.
— Это ваше, Светлана? — Священник говорил тихо, почти торжественно.
— Да, батюшка, та самая бумага и… И моя кровь!
— Вот, Иван, а вы говорите, чудо… — Бедный Дорохов! На него было жалко смотреть. Видимо его лимит на удивления уже давно закончился. — Держите, Светлана, это ваше. — Батюшка передал листок Светлане Леонидовне.
Теща долго держала его в трясущейся руке, а по щекам ее катились слезы. Наконец, тыльной стороной кисти левой руки она вытерла лицо и решительно разорвала листок на две части, сложив которые вместе разорвала повторно. Отец Павел взял у нее из рук обрывки бумаги и поджег от лампадки, висящей перед иконой святителя Николая. Бумага вспыхнула ярким пламенем и в считанные секунды сгорела дотла.
