— А почему она сейчас так не может? — не отставал Олаф.
Тогда я подзарядилась от лебединого царя, а посредством его — от всего его народа по всей Америке. Прилив силы был ошеломительным. Его хватило, чтобы спасти мою жизнь, жизнь Ричарда и Жан-Клода. Все мы тогда были серьезно ранены. Энергии оказалось настолько много, что даже впоследствии, когда я получала более серьезные раны, я залечивала их без всяких шрамов в рекордные сроки, почти как истинный ликантроп. Но объяснять это посторонним я не хотела, так что вслух я сказала лишь:
— Энергии не хватает.
— Ей нужна серьезная подпитка, — пояснил Эдуард.
— Ах, да, — догадался Олаф, — лебеди.
— Вы говорите об ardeur? — поинтересовался Виктор.
— Ага, — отозвалась я.
— И насколько серьезной должна быть подпитка? — задал он следующий вопрос.
— Тогда она кормилась до того, как была ранена. Не думаю, что секс в ее нынешнем состоянии будет таким уж весельем.
Я пропустила комментарий мимо ушей. Чьи-то руки приподняли мою футболку, сдвигая ее с ран. Я попыталась разглядеть доктора:
— Что происходит? Что он там делает? — спросила я.
— Я всего лишь обрабатываю рану. Ладно? — спросил врач.
— Нет, не ладно, но давайте, — ответила я.
— Ты просто смотри на меня, Анита, — сказал Эдуард.
Его светло-голубые глаза смотрели на меня откуда-то сверху. Ни за что бы не сказала, что у Эдуарда доброе лицо, но сейчас на нем читалось сочувствие, которое я не ожидала никогда на нем увидеть.
Руки доктора начали прочищать рану чем-то холодным, щиплющим кожу.
— Блин, — не сдержалась я.
— Мне было сказано сделать все возможное, чтобы на ней не осталось шрамов. Если она и дальше будет так дергаться, я за это не ручаюсь, — пожаловался доктор.
— Кто тебе это сказал? — перебил его Виктор.
— Ты знаешь, кто, — ответил врач, его голос прозвучал настолько испуганно, что даже я заметила это.
— Анита, ты должна постараться не дергаться, — сказал Эдуард, сжимая мою голову чуть сильнее.
— Да знаю я, — раздраженно ответила я.
— Ты как, справишься? — спросил меня Эдуард.
— И кто же? — не отставал от врача Виктор.
— Вивиана, — ответил он.
— Нам нужно поторапливаться, — предостерег всех Виктор. — Моя мать в курсе. Кто-то ей донес. Я бы не хотел, чтобы Анита находилась здесь, когда сюда заявится Вивиана.
— Не шевелись, — потребовал Эдуард.
Доктор провел чуть глубже по ране, пытаясь ее обработать, и я снова вздрогнула, мои руки дернулись на столе.
— Да не могу я не дергаться! — наконец призналась я.
— Бернардо, Олаф, — спокойно позвал Эдуард.
— Вот черт! — выругалась я.
Мне не хотелось быть прижатой к столу, но… не было ни единой надежды, что я не буду дергаться. Я просто не могла лежать спокойно.
Даже забавно, насколько все мы оказались единодушны в своем нежелании находиться здесь, когда появится мать Виктора. Она чуть не подчинила меня своей воле, когда я еще не была ранена, но сейчас, настолько ослабев от ран… я не знала, удастся ли мне удержать ее за своими щитами.
Бернардо взял мою правую руку, удерживая ее сразу в двух местах. Виктор взял другую руку — ту, в которую была воткнута капельница. Когда я почувствовала на своих бедрах чьи-то руки, я уже знала, кому эти руки принадлежали — Олафу.
— Гадство, — в сердцах выругалась я.
— Ты просто смотри на меня, Анита. Говори со мной, — подбадривал меня Эдуард.
— Нет, уж лучше ты говори, — посоветовала я ему.
Я ощутила еще чьи-то руки на своем животе.
— Что вы там делаете? — спросила я, злясь, что мой голос прозвучал так высоко и испуганно.
— Я собираюсь сделать первый шов. Извини, если будет больно, — сказал врач.
Я почувствовала укол от первого стежка, и этот стежок был отнюдь не последним. Во избежание шрамов они пользовались тонкими иглами и нитками. В итоге это займет больше времени, придется наложить больше швов. Я уже не была уверена в том, стоит ли моя внешность таких жертв.
Эдуард разговаривал со мной, пока остальные пытались удержать меня неподвижно. Он говорил о Донне и детях. Он шептал мне о секретной миссии в Южной Америке, где я с ним не бывала, где он убивал таких существ, которых я встречала лишь в книгах. Он впервые делился со мной настолько личной информацией. Если я буду просто лежать неподвижно, Эдуард будет шептать мне все свои секреты и дальше.
Я все еще ждала, когда утихнет боль, но боль проходит не всегда. Она оставалась такой же острой, вызывающей дурноту, и ощущение того, как стягивается моя кожа, стало последней каплей для моего желудка.
— Меня сейчас вырвет, — еле выговорила я.
— Ее тошнит, — предупредил Эдуард.
Их руки тут же отпустили меня. Я чересчур поспешно перекатилась на бок, расставаясь с трапезой, которую всеми правдами и неправдами старалась удержать в своем желудке еще на предыдущем месте преступления. Вегас и вправду оказался городом забавным.
Боль в животе была относительно новой, заявив о себе в самой середине увлекательного процесса. Доктор обтер мне рот, вновь уложив меня на спину.
— Пара швов разошлась, — сокрушался он.
— Простите, — сказала я.
Теперь голос доктора был наполнен злостью:
— Мне нужно, чтобы вы ее держали; она продолжает дергаться, и если ее и дальше будет тошнить от боли, швы могут не выдержать.
— Что вы от нас хотите? — спросил его Виктор.
Я просто радовалась, что доктор перестал накладывать швы. Пусть болтает в свое удовольствие, лишь бы не начал опять зашивать мои раны. Я поняла, что причина была не только в боли, но и в моих ощущениях.
— Держите ее, — ответил доктор.
Раствор из капельницы помог мне прояснить как мысли, так и зрение, так что теперь мне удалось четко разглядеть врача. Он был афроамериканцем, его волосы были подстрижены очень коротко, он имел среднее телосложение и маленькие проворные руки. Поверх одежды на нем был зеленый халат хирурга, который дополняли перчатки.
Руки Эдуарда переместились с моего лица на плечи, прижимая их к столу. Виктор схватил меня за ноги, уступив Олафу мою руку, которую он держал до того; когда Олаф запротестовал, Виктор попросту объяснил ему:
— Я вертигр; ни один человек, каким бы сильным он ни был, не сравнится со мной.
Олафу это не понравилось, но он все же обхватил мою руку чуть повыше локтя, в то время как Виктор взобрался на стол, прижимая мои бедра. Он был силен. Все они были сильны, но благодаря вампирским меткам, которые поставил на меня Жан-Клод, я тоже не считалась доходягой.
Эдуард придавил мои плечи достаточно сильно, чтобы полностью их обездвижить, но я ничего не могла поделать, продолжая дергаться, когда игла проходила сквозь мою кожу.
— Кричи, — посоветовал Эдуард.
— Чего? — не поняла я.
— Кричи, Анита, ты должна выпустить боль тем или иным способом. Возможно, если ты будешь орать, ты перестанешь дергаться.
— Если я начну орать, я не остановлюсь, — предупредила я.
— Мы никому не скажем, — заверил меня Бернардо, отчаянно удерживая мою руку на столе.
Игла проткнула мою кожу, чуть помедлив. Я открыла рот и заорала. Весь свой ужас, все свое желание «дерись-или-беги» я вложила в этот вопль. Я кричала так долго, насколько позволяло дыхание. Я орала громко, протяжно, полностью отдавшись этому. Я вопила, рыдала и материлась, но дергаться стала намного меньше.
Когда доктор, наконец, закончил, я вся тряслась, покрывшись потом, превозмогая дурноту, не способная сфокусировать взгляд; горло болело, но мы справились.
Доктор заменил пустой пакет с раствором для капельницы новым.
— Она снова впадает в шок. Не нравится мне это, — заметил он.
Кто-то принес одеяло, накрыв меня им. Мне удалось прохрипеть голосом, прозвучавшим настолько грубо, что казался чужим:
— Надо убираться отсюда. Виви скоро будет здесь, да и за Паолой Чу нужно присмотреть.
— Ты никуда не поедешь, пока не опустеет мешок от капельницы, — строго сказал доктор.
Эдуард снова оказался у меня в изголовье, поглаживая мои волосы по краям лица, там, где завитки прилипли к коже.
— Он прав. В таком виде ты никуда не поедешь, — согласился Эдуард.
— Мы отправимся назад в участок и удостоверимся, что Паола Чу не выйдет на свободу, — пообещал Олаф.
— Ага, — поддержал его Бернардо. — Это нам по силам.
Они ушли, и на меня накинули еще одно одеяло, поскольку мои зубы стали стучать от холода. Эдуард вновь притронулся к моему лицу:
— Отдыхай, я буду неподалеку, — тихо сказал он.
Я не хотела засыпать, но как только утихла дрожь, удерживать глаза открытыми стало практически невозможно. Вивиана уже в пути, и я ни черта не могу с этим поделать. Я уснула, позволив своему телу начать заживление. Последнее, что я видела, это как Эдуард придвинул стул к моему столу так, чтобы, находясь рядом со мной, видеть все двери одновременно. Это вызвало у меня улыбку, и я провалилась в тепло одеял и ощущение усталости во всем теле.
