во рту Персис ощущалась горечь.
Но, возможно, именно это и послужило ей лучшим доказательством того, что она сделала правильный выбор. Она не просто первая в Индии женщина-полицейский. Она орудие закона.
– Моя жена хочет позвать тебя на ужин, – сказал ей Бирла. – Она очень тронута тем, что ты выше меня по званию. Очень прогрессивная женщина.
Последние слова он произнес с заметной горечью.
Приглашение удивило Персис, и она поймала себя на мысли, что пялится на Бирлу круглыми глазами. Но его слова звучали абсолютно искренне.
– Спасибо. Я приду.
Бирла ушел, а Персис задержалась еще ненадолго, наслаждаясь непривычной тишиной.
Тут вошел Джордж Фернандес и, заметив Персис, замер. Затем кивнул, снял фуражку и тяжело опустился за свой стол.
– Я думал, ты вернешься только после Дня Республики.
– А я думала, что ты вообще не вернешься.
В его взгляде появилось замешательство.
– Я видела в твоих записях номер Аалама Чанны.
Глаза Фернандеса расширились, но он ничего не сказал. Его рука нервно заерзала на колене.
– Это не Оберой все им доносил, а ты.
Фернандес старательно избегал ее взгляда.
– Зачем?
– Тебе не понять.
– А я попробую.
Фернандес вздернул подбородок и с вызовом посмотрел на Персис.
– Всю свою жизнь я отдал службе. Делал все, что мне велели. А потом одна ошибка – и я обречен. Отброшен в сторону, чтобы провести остаток службы… здесь. Чанна обещал помочь мне вернуться. У него есть связи в угрозыске, он знаком с Рави Патнагаром. Мне сказали, что, если я буду сообщать им обо всех твоих действиях и в конечном итоге это приведет к твоему увольнению, меня переведут обратно в центральное подразделение.
– Значит, ты пытался меня подсидеть, – заключила Персис.
– Ты не имеешь права здесь находиться! – взорвался Фернандес. – Ты просто рекламный трюк! Женщине не место в полиции! Ты вправду думаешь, что у тебя здесь есть будущее? Что кто-нибудь когда-нибудь будет выполнять твои приказы?
Персис была застигнута врасплох. Она и не подозревала, что за внешней кротостью Фернандеса скрывается столько предубеждений. Что ж, это еще один ценный урок.
Она посерьезнела, поднялась и надела фуражку.
– Я поделилась своими подозрениями с Шуклой. В отношении тебя проведут расследование. И на твоем месте я бы молилась о том, чтобы не потерять и место, и свободу.
Она хотела сказать что-то еще, но поняла, что хватит и этого.
Более чем хватит.
26 января 1950 года – День Республики
На рекламном щите – цветном постере последнего болливудского блокбастера, немного подпорченном следами голубиного помета, – сидел лангур и внимательно наблюдал, как Персис паркует свой джип и выходит на улицу, освещенную послеполуденным солнцем. Перед ней возвышалось мрачное здание из серого кирпича, похожее на готический мавзолей.
Персис быстро вошла внутрь, коротко переговорила с охранником и направилась вниз, в самые недра.
На мгновение она задержалась перед дверью с табличкой «Судебно-медицинская лаборатория», но потом собралась с мыслями, разгладила руками платье, заправила прядь волос за ухо и вошла внутрь.
Блэкфинч, одетый во фланелевые брюки и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами, склонился над рабочим столом и что-то разглядывал в микроскоп, сдвинув очки на затылок. Похоже, он не услышал, как она вошла, и Персис стала ждать, гадая, как лучше оторвать его от работы.
За нее все сделала ворона, которая уселась на подоконник и принялась громко долбить клювом стекло.
Блэкфинч огляделся, увидел Персис и замер. Правое ухо у него все еще было перебинтовано. Какое-то время он смотрел на нее, а затем вернулся к своему микроскопу.
Персис прошла вглубь комнаты, как никогда, переживая из-за своей внешности. Возможно, ей все же не стоило надевать это платье и эти неудобные, хотя и, бесспорно, стильные туфли, которые тетя Нусси подарила ей год назад.
– Я удивлена, что ты здесь. Думала, ты будешь праздновать рождение нации вместе с той твоей старой подругой.
– Это не моя нация, – сухо сказал Блэкфинч, даже не глядя в ее сторону.
– Не согласна. «Каждый контакт оставляет след» – принцип Локара [16], кажется? А британцы жили здесь три столетия, так что контактов было довольно.
Блэкфинч хмыкнул. Она постаралась переместиться в поле его зрения, но он тут же подвинулся так, чтобы оставаться к ней спиной.
Персис вздохнула.
– Я так понимаю, ты все еще сердишься?
– С чего бы это мне на тебя сердиться? Ты же в меня не стреляла. Хотя нет, постой. Именно это ты и сделала.
– Что ты хочешь услышать? Прости меня. Я не хотела отстреливать тебе часть уха.
– Ты меня чуть не убила!
– Это был обдуманный риск. Если бы Шанкар посадил тебя в машину, неизвестно, что бы он с тобой сделал. А от меня опасности ждать было нечего. На экзамене по стрельбе я набрала 96 %.
– Отрадно это слышать, – проворчал он.
– Прости меня, – повторила Персис. – Но, если бы ты не дернулся в последнюю секунду, я бы не задела ухо.
– Значит, это я во всем виноват? – он повернулся к ней. Щеки у него горели.
«Вот было бы забавно сейчас ляпнуть, что он очень красивый, когда сердится», – подумала Персис, но сдержалась. Вряд ли бы он оценил.
– Ты на редкость бесшабашная, Персис, – сердито сказал Блэкфинч. – И в один прекрасный день из-за этого кто-нибудь погибнет. Кто-то, кто тебе по-настоящему дорог.
Что-то непрошеное чуть не сорвалось с ее губ, и она прикусила язык. Те смешанные чувства, которые привели ее сюда, внезапно показались ей пугающими и сложными – настолько, что она не могла их разгадать. Возможно, лучше будет пока держаться подальше.
– Желаю тебе скорейшего выздоровления, – процедила она. – И спасибо за помощь в расследовании.
Она повернулась и пошла прочь, цокая каблуками по кафелю.
Так и не покинувший своего убежища лангур невозмутимо наблюдал, как она подходит к джипу, ругается, забирается внутрь и опять ругается. Закрыв глаза, Персис откинулась назад.
Тут ей в окно постучали. Это оказался Блэкфинч.
Персис опустила стекло и подождала, пока он заговорит.
– Меня тут позвали на одно мероприятие. В шесть вечера, клуб «360». Но тебе это, наверное, не интересно? Там будет ужин, речи, фейерверки и всякое такое. Может, еще танцы.
Персис отвернулась и задержала взгляд на женщине на обочине дороги. Она кормила грудью своего ребенка, и глаза у нее были болезненно-мутные, как у всех бедняков в новой республике.
– Я подумаю, – ответила Персис.
О Разделе часто говорят как об историческом событии, затрагивающем национальные государства, крупных мировых деятелей и политику на макроуровне. Но правда
