сглатывает.
— Мы не знаем точно, когда Карли сбежала, — говорит он, сделав акцент на слове «Карли», — и насколько далеко отсюда она уже может сейчас быть. Прошу, Беа, открой, чтобы мы скорее посмотрели и вернулись к поискам.
— Конечно-конечно, — со смущенной улыбкой отвечает Беа, хотя смутить ее не так-то просто. — Если нужно, я, само собой, открою — только сначала схожу за ключами, — говорит она и, пройдя мимо нас, заворачивает по дорожке к парадной двери, которую мы оставили незапертой.
Мы молча ждем. День сегодня жаркий, пот так и льется со всех ручьями, хотя мы просто стоим. Тень от деревьев не помогает, потому что ветерка совсем не чувствуется — словом, настоящая духота, бабье лето. Привлекаемые нашим потом, вокруг пищат комары, жужжат пчелы.
Беа тем временем все не идет, и Джош с полицейскими начинают нервничать.
— Почему так долго? — требуют они с меня ответ, хотя я точно так же, как и все, стою здесь в неведении.
— Может, куда-то не туда положила? Ищет, — предполагаю я. Ключ мы всегда вешаем на латунные крючки на зеркале у входа, и долго искать явно не пришлось бы; значит, скорее всего, они не на месте. — Пойду посмотрю, что там у нее.
Подойдя к двери, я замечаю, что она на пару дюймов приоткрыта, как будто Беа хотела захлопнуть ее за собой, но та не послушалась. Я осторожно толкаю дверь и, войдя, снова закрываю. С этими репортерами чувствуешь себя как рыба в аквариуме.
— Беа! — зову я.
Молчание. Тогда я кричу снова:
— Беа!
В ответ тишина.
Бросаю взгляд на зеркало у входа — на крючке там только мои ключи.
Я снимаю обувь и босиком вбегаю на второй этаж. Захожу в спальню — никого, зато ящик из комода Беа лежит на полу пустой и перевернутый. Она явно что-то искала. Проверяю ванную, вторую спальню… Беа нигде нет.
По пути вниз я поскальзываюсь на деревянных ступеньках и падаю. Копчик прошивает жуткая боль. Чтоб тебя, Беа! Не знаю, что ты там творишь, но явно что-то безрассудное и опрометчивое, да еще и меня ставишь в неловкое положение…
Я просто вне себя! Страшно и непонятно одновременно.
Кое-как встаю со ступенек и, потирая спину, плетусь на кухню, где остался недоготовленным ужин. Через стеклянную дверь видно Джоша и полицейских на заднем дворе, которые все стоят и ждут возле студии Беа.
На столе лежит мой телефон. Хватаю его и звоню Беа. Она не отвечает.
Через пару секунд, как я кладу трубку, приходит сообщение:
Прости. Я не хотела, чтобы все так произошло.
Сердце в груди начинает бешено стучать.
За что простить? — тут же набираю я, лихорадочно стуча по буквам на экране.
Ответа нет.
Ты где?
Беа по-прежнему не отвечает.
Тогда я снова звоню, однако после первого гудка меня перебрасывает на автоответчик. На грани истерики я набираю снова и снова, снова и снова, теряясь в догадках, что же такое произошло, чего Беа не хотела. За что прощать, кроме как за то, что она бросила меня сейчас в трудную минуту?
От чего она бежит?..
Босиком я спешу обратно. Из-под майки сползает бретелька от бюстгальтера, я ее поправляю, она падает снова. Сердце колотится как бешеное, мечутся мысли в голове. Куда делась Беа? Что она задумала? Влажные от пота волосы то и дело лезут в лицо.
— Ее нигде нет, — запыхавшись, говорю я, прибежав на задний двор. В груди все сковало, никак не могу отдышаться.
— В каком смысле нет? — недоумевает Джош.
— Не знаю, Джош. Ничего не знаю. В доме пусто, везде ее обыскалась… Пробовала дозвониться, но вот что она мне написала.
Джош внимательно читает признание Беа, а потом спрашивает:
— Что она имеет в виду?
— Понятия не имею.
Джош передает телефон полицейским. Машина Беа припаркована на подъездной дорожке рядом с моей, то есть куда бы там Беа ни отправилась, пошла она пешком.
— Тогда не могли бы вы впустить нас в гараж, мэм? — просит полицейский.
Очевидно, в гараже что-то такое, что Беа хотела скрыть от глаз полиции, и единственное мое предположение — там ворованное оборудование. Но ведь у нас есть деньги, Беа могла бы себе позволить все, что необходимо…
— Я не знаю, где ключ, — пожимаю я плечами. — Он был всего один, но теперь его нигде нет. Видимо, Беа взяла его с собой, — произношу я со стыдом.
Стыдно мне сейчас по многим причинам, и больше всего из-за того, что Беа сбежала и оставила меня в неведении. На нее это совсем не похоже.
Переводя взгляд то на Джоша, то на полицейских, я продолжаю оправдываться:
— Я туда совсем не захожу. Это уголок Беа, она там работает, я не люблю ей мешать…
Тут я вспоминаю, что когда-то ключ от студии у меня был, но потом, много-много лет назад, Беа сказала, что кто-то, похоже, пытался туда влезть, и установила на дверь новый, более надежный замок. Еще она заколотила окно на чердаке фанерой, хотя забраться через него смог бы только Человек-паук. Если честно, такие меры показались мне тогда излишними и даже слегка эксцентричными, но я решила: раз Беа так будет спокойнее — пускай. Случилось все это вскоре после исчезновения Шелби Тибоу, Мередит и Дилайлы. Все в нашем районе были тогда на нервах, поэтому неудивительно, что Беа хотелось большей безопасности.
К новому замку, по ее словам, был только один ключ, и она пообещала сделать для меня дубликат. Впрочем, как я сейчас осознаю́, обещание так и не выполнила.
— Разрешите ли вы тогда выломать дверь? — спрашивает полицейский.
— Разумеется, — без раздумий соглашаюсь я. Нужно выяснить, что же Беа от меня скрывала.
Полицейский отходит к машине и вскоре возвращается с тараном. Взламывают дверь очень быстро — та с силой влетает внутрь и с грохотом ударяется в стену. Становится видно оборудование Беа. Ничего необычного.
Я с облегчением выдыхаю.
Полицейские настороженно входят в студию. Один из них держит руку на кобуре. Джош хочет пойти за ними, но его останавливают.
— Сэр, — твердо говорит полицейский, — вам лучше подождать здесь.
Джош повинуется, и мы вместе с ним и Лео остаемся ждать. Все это до жути напоминает день, когда нашли Мередит и когда там, на парковке того убогого мотеля, детектив сообщила Джошу, что Мередит, похоже, совершила самоубийство. Джош тогда в отчаянии рухнул на колени. Остаток дня у всех прошел как в тумане. Практически ничего не помню.
Снаружи немного видно, как полицейские осматривают студию Беа.
