– Да я и не спрашиваю.
– А я и не говорю. Так вот. Сегодня утром Ташкент позвонил Дрону на трубу. Разговор был короткий, но очень емкий и характерный: «Здорово!» – «Здорово!..» – «Там, где ты сейчас находишься, есть телефон?» – «Есть…» – «Узнай, какой». – «На хрена?…» – «Узнай, я сказал…:» – Пауза, затем Дрон диктует номер… «Сейчас перезвоню». Всё.
– Телефон определили?
– Да, установлен в боулинг-клубе «Шаровня».
– Этот разговор поднять не пытались?
– Извини, но мои Чебурашки держат пеленг только в одном направлении.
– Понятно, «высчитать телефон звонившего не представилось возможным, так как соединение не удержалось на линии городской АТС».
– Примерно так. Короче, Леха, если еще не поздно – надо выписывать нас на этого Дронова. Чтоб все официально. Срочную, хотя бы маленькую, на пять дней.
– Ни хрена ты дал, Сергеич. Срочную! Это что, блин, завтра, что ли?
– Лучше бы сегодня, Леха. Наш Нечаев тебе по гроб жизни за тот случай должен, так что возьмет вне очереди – не пикнет.
– Он-то, может, и возьмет, да только на каком основании я-то это задание оформлять буду?
– Подмахни левое агентурное сообщение, в конце концов, Ташкент ведь и так формально в розыске числится.
– Ага, за гаишниками, и тут я, такой благодетель, выискался… Мне же мое начальство и скажет типа: ты чё, Серпухов, совсем охуел? Своих дел не хватает – так прибавим.
– Все понимаю, Леха, но и ты пойми – это реальный шанс. Такого, может, потом больше вообще не будет. А представь, если вы его возьмете и с Тагилом все удачно прокатит – такого глухаря срубите.
– Да на хера нам этот уральский глухарь? Все равно он нам в зачет не пойдет, а геморроев с ним не оберешься. Особенно при задержании – этот Ташкент тот еще хрюндель, с перепугу и палить начнет.
– Непременно начнет, – серьезно подтвердил Нестеров. – Как это я сразу не дотумкал. Действительно, дело опасное вырисовывается, а я-то, дурак, с ним в уголовный розыск суюсь. Извини, Леха, не по адресу обратился…
– Да ты не пургуй, Сергеич. Я ж не сказала «нет», милорд…
– Но вы и не сказали «да».
– Ладно, черт с тобой, считай, что сказал… Но если дело выгорит, за это лично ты мне…
– О чем ты гаварышь, дарагой! Все тибе будет: и шашлык, и вино, и девушка красивый – все будет, все сделаем…
– Шашлык, девочки – это само собой. А вот ПТП для меня по одному упырю ты через своих Чебурашек закажешь. По рукам?
– Договорились.
– Ну, тогда давай, что там у вас есть на этого чертова Дрона, и я побежал работать, – тяжело вздохнул Серпухов. – Блин, а ведь хотел пораньше дома появиться. Сегодня «Зенит» – нашим обязательно надо выиграть.
– Раз надо – значит, выиграют. Все равно ты им ничем не поможешь.
– Тоже верно…
Друзья пожали друг другу руки и растворились на аллейках сада. Исчезли, как тени в полдень.
На Володю Дронова «грузчики» вышли благодаря Полине. Сначала выяснилось, что именно на Дрона был зарегистрирован «Мерседес», который Ольховская срисовала у «Метехи». В 1996 году Дронов совершил вооруженный грабеж, за который впоследствии получил пять лет, и какое-то время находился в бегах. С тех пор в ИЦ сохранилась ориентировка на Дронова, прочитав которую Полина поняла, что именно он в тот день и был одним из спутников Ташкента. А главное открытие совершенно случайно сделал Лямка, обративший внимание на домашний адрес Дронова. Это была квартира на улице Подвойского – та самая, до которой в свое время не доехали Нестеров с Ольховской, когда делали свои последние установки. Выслушав сбивчивый рассказ «грузчиков» о результатах их аналитических умозаключений, Нестеров помрачнел и высказался в том духе, что это, мол, лишний раз свидетельствует о том, что любое, даже самое безнадежное, дело всегда следует доводить до логического конца. Впрочем, в душе Александр Сергеевич понимал, что, выйди они на Дронова парой недель раньше, вовсе не факт, что он привел бы их к Ташкенту более короткой дорожкой. В любом случае, теперь их никто не смог бы упрекнуть в том, что в этой жизни они искали исключительно легких путей. Хотя, положа руку на сердце, никто этого делать и не собирался.
Леха Серпухов свое слово сдержал. Уж как ему это удалось, сие есть тайна, покрытая мраком, но уже вечером следующего дня бланк задания, снабженный всеми необходимыми визами и резолюциями, лежал на столе Нечаева. Василий Петрович отнесся к этому заданию со всей серьезностью. И не только потому, что не забыл про ту роль, которую в свое время Леха сыграл в судьбе похищенной оперативной машины. Задание касалось близкой связи Ташкента, а у начальника отдела, безусловно, были свои резоны расстараться и помочь гласникам наконец-то закрепить этого ублюдка, из-за которого погиб его сотрудник. Так что на следующее утро на слежку за Дроновым одновременно выдвинулись даже не два, а три экипажа (третий – из личного гвардейского резерва начальника).
Смену Нестерова в наблюдение за Дроном Василий Петрович не поставил принципиально. Как и большинство «грузчиков», Нечаев был человеком суеверным, а потому считал, что экипаж, однажды крупно проколовшийся на каком-то объекте, второй раз ставить за ним нельзя – плохая примета. Александр Сергеевич возмущался, бранился, запальчиво стучал кулаком по столу, доказывая необходимость работы за Дроновым именно его экипажем – однако все было без толку. В результате Нестерову приходилось довольствоваться лишь ежедневным изучением сводок других сменных нарядов, однако они, эти самые сводки, мягко говоря, не радовали. Объект был пассивен, как опущенный арестант и за три дня слежки ни намеком, ни полунамеком не дал понять, что у него готовятся какие-то совместные дела с Ташкентом. Не меньше Нестерова психовал и мандражировал Леха Серпухов. При таком раскладе продлить срок наблюдения за Дроном еще на пять дней представлялось делом абсолютно дохлым. Однако под занавес третьего дня работы удача им если и не улыбнулась, то хотя бы забрезжил намек на нее. Николай, которому изначально была отведена роль посредника между ладонинской связью в Управлении «Р» и «грузчиками», отзвонился Нестерову и доложил, что десять минут назад был зафиксирован звонок с трубы Ташкента на мобилу Дронова. Разговор продолжался четыре секунды и уместился в три короткие фразы: «Завтра все остается в силе… Поспешай – оглядываючись… И проветри башку, чтобы потом не тормозить».
Это уже было кое-что. Серпухов, оценив информацию, на правах заказчика перезвонил Нечаеву и сообщил, что-де завтра, возможно, они будут крепить. После этого Леха помчался к начальству – требовать на субботу людей, а главное – оружие. В свою очередь, Василий Петрович вызвал к себе старших смен, поставленных в субботний наряд за Дроновым, и самолично прочел им небольшую лекцию о профессиональных качествах «грузчиков» (а проще говоря – настроил на завтрашнюю работу, слегка накрутив при этом хвосты). Словом, все были заняты делом, и только экипаж Нестерова остался за бортом входящих в финальную стадию событий: завтра их коллеги под руководством Лехи Серпухова и его бойцов должны были попытаться закрепить Ташкента, а нестеровцы, как последние лохи, в этот день даже не выходили на линию, а следовательно, ни при каких раскладах не могли хоть чем-то помочь своим товарищам. И это было очень обидно и в высшей степени несправедливо. Впрочем, так оно всегда в жизни и бывает: ты семь раз тщательно и грамотно отмеряешь, а потом бац – и за тебя отрезают другие.
А вечером Александр Сергеевич отправился на встречу с Ладониным. Эту встречу Нестеров инициировал сам, хотя и понимал, что разговор может оказаться непростым. Но оттягивать его и дальше не имело смысла – Ладонин был в курсе всех последних событий и знал, что завтра оперативники попытаются взять Ташкента. После того, как «заговорили» пальцы на бутылке, бригадира посетила шальная мысль, что теперь они, в принципе, могут обойтись и без Ладонина. Эта мысль, которая в течение нескольких дней не давала ему покоя, возникла из-за того, что Нестеров был более чем уверен: «второй фронт» имеет на концовку этой истории несколько иные виды. Но бригадир все-таки решил играть в открытую. И от этого решения на душе у него стало удивительно комфортно и приятно, потому что это было по нему. И вот сегодня Нестеров легко шел на встречу с Ладониным. Легко, так как он был уверен, что прав.
Ладонин ждал Нестерова в ресторане на Суворовском. Бригадир зашел в зал и мгновенно оценил стол: перед Игорем Михайловичем стояли две пустые суповые тарелки, а из третьей он ел томатный суп. Сперва Нестеров разозлился, подумав, что за столом сидят еще два едока, а значит, две пары посторонних ушей, но, увидев всего одну столовую ложку, и ту – в руке Ладонина, удивился.
– Ну люблю я томатный суп. Немного неприлично, что ли? – встретил Нестерова довольный Ладонин.
