— А коньяк тебе лучше было пить в какое время года? Осенью или весной? — раздался у него за спиной знакомый голос.
— Коньяк — круглогодично, — с ноткой грусти отозвался князь. — Мне сейчас действительно не помешает напиться. Может, я что и пойму в этой жизни…
— Андрей Николаевич, что за похоронное настроение? — удивился его собеседник. — Живой же!
— Не знаю, Семен Семенович, — обратился князь к старому сослуживцу и своему другу, — не знаю. Как-то все… бессмысленно…
— Налито, — откликнулся на его философскую сентенцию друг.
Князь Радомиров подошел к огромному столу для совещаний. Взял бокал и молча выпил.
— Вот и хорошо. Вот и ладушки, — неизвестно чему обрадовался Семен Семенович, наливая еще по одной. — А теперь еще раз. И уже с положенным тостом.
— Будем жить! — тостом, положенным на фронте, отозвался сослуживец.
Третьим тостом они помянули всех, кто не дожил.
А там и бутылка закончилась.
Князь Радомиров вызвал ординарца, распорядился подать еще коньяку.
— Кстати, ты ужинал? — спросил его Семен Семенович.
— О…, - язвительно отозвался князь. — Я сегодня почти обедал. Мне хватило.
— Понятно, — протянул его друг. — И кто она? Балерина? Актриса? Слушай, а вот почему ты с оперными певицами любовных связей не заводишь? Они очень даже…Ничего. С формами! А у балерин — плохой характер. От голода…
— Это не актриса и не балерина. Все гораздо хуже…
Они подождали, пока постучавшийся ординарец войдет и оставит коньяк. Семен Семенович распорядился подать также и ужин.
— Хуже? Насколько?
— Она — целительница. И ей не понравились розы, — печально сказал Радомиров.
— Может, ландыши? — едва слышно сказал его друг. — Лена их любила…
И князь Радомиров внимательно посмотрел на генерала Макарова.
Война… Время, когда кожей чувствуешь каждое мгновение прожитой жизни. Когда сходишь с ума от простых, казалось бы, вещей просто потому что знаешь — может быть уже завтра от всего этого не останется даже воспоминаний… От куска хлеба, от рассвета, до которого все-таки дожили, от глотка свежего воздуха. От близости с женщиной. От любви, которая случилась так не вовремя. Семен Семенович Макаров — тогда еще не генерал вовсе… И Елена. Его Лена. Он, так и не узнавший в ту безумную весну, кто она такая. Только то, что она любила ландыши… И его…
Ее гибель — такая нелепая…
Сколько лет прошло — а боль не оставляет…
— Все пьете? — раздался с порога негодующий бас.
Генерал Макаров и великий князь Радомиров вытянулись по стойке смирно — их посетил император. Да еще и в сопровождении военного министра, графа Морозова.
Граф, старинный приятель еще покойных императора и императрицы, насмешливо посмотрел на смежников.
— Я вот не понимаю… — гневался повелитель, — вот почему вы пьете на рабочем месте? Что за безобразие? Что за вопиющее нарушение? Почему меня не позвали? Какое имели право обойти уважаемого Павла Афанасьевича!
И император кивнул на своего спутника, который, уже не сдерживаясь, улыбался. Благо — за густыми усами и роскошной седой бородой заметно этого практически не было.
— Простите, ваше величество, — протянул генерал Макаров. — Мы не осмелились беспокоить…
— Вы даже не вспомнили про нас, — пробурчал император. — Вот как что-то надо вашему драгоценному министерству — так от вас не отобьешься. А как водки выпить… Или что там у вас?
Отправили ординарца еще за одной бутылкой. Император величественно затребовал себе нарезанного лимончика к коньячку. И они продолжили… Уже вчетвером.
Князь Андрей несколько раз прокручивал в голове варианты их встречи. Но он не ожидал, что она смущенно улыбнется и проговорит:
— Как хорошо, что вы пришли, Андрей Николаевич. Я вчера вам нагрубила и переживала всю ночь. Простите меня.
В воскресный день, видимо, в честь выходного, одета она была не в белое, а каштановые волосы были заплетены в две косы, а не стянуты шпильками на затылке.
Князь вспомнил, как ночью вытаскивал шпильки из ее волос — ему почему-то показалось, что ей сразу станет легче, когда он это сделает…
— Я принес вам ландыши, — ответил он невпопад.
Ее хорошенькое личико осветилось такой радостью, что ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание и здравый смысл заодно, чтобы не обнять ее прямо здесь, на пороге.
СТОЛИЦА. ЧУТЬ БОЛЬШЕ ГОДА НАЗАД. СЕНТЯБРЬ. ОНА
Я так обрадовалась тому, что обнаружила Андрея Николаевича у себя на пороге, что даже забыла задуматься — откуда эта радость.
— Могу я пригласить вас на обед? — спросил он.
— Хорошо, — улыбка так и не желала уступать место моей обычной сдержанности. А еще эти ландыши… Крохотные белоснежные колокольчики. Может, это их беззвучный перезвон меня околдовал? Я ведь не хочу, — а улыбаюсь…
Я закрыла глаза, чтобы еще острее ощутить аромат.
— Это просто чудо какое-то! Где вы их раздобыли?
— Ох…, - вздохнул он как-то печально, — хотел бы я ответить, что исключительно подвигом. Но это будет не правда, — он говорил серьезно, но в голубых глазах резвились смешинки.
— А как же? — я не могла отвести взгляда.
— Тиранией своего отдела. Мне раздобыли клубни — и всю ночь пытались вырастить ландыши. Я вспомнил все, что проходят в школе по ботанике.
— Про то, как заколдовать воду для полива растений? Я тоже это помню! Даже помню картинку из учебника… Спасибо, — тихо сказала я.
— Обед, — напомнили мне.
Я взяла жакет, надела небольшую шляпку — модную, даже с вуалью, закрыла дом.
— Я могу взять вас за руку? Просто мне хочется пообедать в моем любимом месте — а это далеко. Не в столице. Туда надо выстроить портал.
— Хорошо, — и я протянула ему руку.
Раздался хлопок.
Я открыла глаза. Перед нами была серая громадина старинной крепости, похожая на свернувшегося в кольцо огромного дракона. Круглые башни гордо возносились в прозрачное небо. Солнце чуть золотило листья деревьев, что росли вокруг.
— Вам здесь нравится? — осторожно спросил у меня Андрей Николаевич.
— Очень красиво, — выдохнула я. — Это которая из Северных крепостей?
— Это Борск.
— А можно забраться на башню? — жадно оглядывая окрестности, спросила я.
— Конечно, — улыбнулся он.
— Всегда хотела путешествовать… — мечтательно проговорила я, когда мы уже забрались по лестнице, что вилась «дымом» — огибая башню по кругу — на самый верх. Я смотрела, стараясь запомнить то, что вижу навсегда — зеленеющие поля, золотой лес, синее-синее озеро неподалеку. Ощущение свободы. Небо, которое внезапно стало так близко, и которое принадлежало нам одним.
Мы долго стояли молча, закутавшись в безмолвие, как в теплое одеяло… Счастливые от того, что были здесь одни… Как дети, которые нашли что-то интересное, и теперь у них был свой секрет. Своя тайна.
— Я здесь бываю время от времени. Забираюсь на эту башню… И думаю… — вздохнул Андрей Николаевич.
— О чем? — не отрывая взгляда от головокружительной перспективы, спросила я.
— Как правило, что было бы, если бы… — не очень понятно ответил он. Но я не стала уточнять. Со мной поделились Секретом, мне доверили Тайну — этого было достаточно…
— Хорошее место. Очень.
— Сюда хорошо приезжать весной, когда прилетают лебеди. Тогда я впервые здесь побывал. Все других цветов… И вода, и небо, и зелень… Только камни такие же — серые.
Я молчала и думала о том, как ненавижу весну. Весной мне сообщили, что теперь я одна на всем белом свете. Весна унесла с собой всех, кого я любила. Сделав над собой усилие, глубоко вдохнула сладкий весенний воздух и крепче прижала к себе маленький букетик — белый флажок примирения…
…
После того воскресенья мы стали встречаться. Не так часто, как хотелось — у меня было много работы — да и у него, как я понимаю, не меньше. Одно было неизменно — он встречал меня после каждого дежурства — и провожал домой. Вечером, правда не всегда, — как получалось… А вот утром, когда я выходила из госпиталя — когда бодрая, подрагивая от щедро разлитого по венам адреналина, когда неживая, подремывая от усталости — ждал меня на противоположной от госпиталя стороне проспекта.
Мы много говорили по кулону — переговорнику. Он мне его вручил через несколько дней знакомства. В этом случае я столкнулась с потрясающим упрямством. Как ни пыталась ему объяснить, что он ставит меня в неловкое положение, что я не могу принимать такие дорогие подарки… Все было бесполезно. Как и в случае с артефактом. Он согласно кивал в ответ на мои слова возмущения. А потом я обнаружила кулон на столике в прихожей. Андрей Николаевич же связался со мной — как ни в чем не бывало…
В следующие выходные он пришел и предложил отправиться на юг.
