Ознакомительная версия.
– Какая справедливость? – пробормотал Андрей Ильич.
Саша тянул его за собой, и пришлось идти, вместо того чтобы насладиться препирательствами с хорошенькой девушкой, невзлюбившей его с первого взгляда.
…Она, пожалуй, вполне могла скакать через подоконники и перелезать заборы!
Саша открывал какие-то двери, почти тащил нового директора за собой, сзади что-то язвительное говорила Нина. Всей процессией они выскочили в просторный белый зал с колоннами, пролетели его и оказались в следующем, поменьше. Возле одной из картин толпились экскурсанты и Ася что-то говорила, уныло и монотонно.
– Мы поменялись, – сказала Нина и улыбнулась Саше. – Я лучше еще разок Анну Львовну послушаю. Анна Львовна, вот и мы.
Бывшая и. о. директора музея повернулась, взметнулись шелковые одежды, Дмитрий Саутин бережно поддержал ее под локоть.
– Извините за опоздание, – прощебетала Нина, – мы тут ни при чем…
– Нет никакого опоздания! – возразил Боголюбов с досадой. – Договаривались на десять, а сейчас, – он посмотрел на часы, – как раз ровно.
– Мы иногда группы пораньше пускаем, – сообщила Анна Львовна доверительно. – Музей по пятницам работает с десяти, а в остальные дни, кроме понедельника, с одиннадцати. В понедельник, как водится, выходной.
– Это Анна Львовна придумала раньше открывать, – похвасталась Нина. – Группы иногда с самого утра приезжают, людям приходится ждать, Анне Львовне всех жалко, вы понимаете…
– Ниночка, ну что ты?.. Итак, приступим!.. Я предлагаю начать с первого этажа.
Тут Нина вдруг всполошилась.
– Зачем, Анна Львовна! Давайте отсюда! Здесь основная экспозиция, внизу только местные художники. Я потом сама могу показать… – Она запнулась.
– Андрею Ильичу, – подсказал Иванушкин услужливо, и Нина усмехнулась саркастически.
…Выслуживаешься – вот как она усмехнулась. Надеешься, у нового руководства будут свои любимчики, в них метишь!.. Я все вижу, все знаю. Ну, мы еще посмотрим, кто кого!..
– Нет, нет, давайте спустимся.
– Не затрудняйте себя, – поддержал Нину Дмитрий Саутин. – Ну, первый этаж можно напоследок оставить, если вы считаете, что он необходим.
– Оттуда и начнем, – заключила Анна Львовна и твердо взяла Дмитрия под руку.
– Сердце у нее плохое, – негромко сказал Саша Андрею Ильичу, – по лестнице подниматься трудно, задыхается. Но упрямится, не слушает.
Они пропустили группу, которая затопала по парадной мраморной лестнице десятками ног.
– Наш музей существует девяносто лет, с двадцать четвертого года, – говорила Анна Львовна. – В усадьбе никогда не было никаких… государственных или советских учреждений!.. Наоборот, как только приняли решение о создании музея, сюда стали свозить произведения искусства и предметы интерьера из всех окрестных дворянских домов. Гражданская война по нашей губернии прошлась как молотом по наковальне. Отечественная тоже наделала немало бед и разрушений. До конца пятидесятых музей был в плачевном состоянии, но постепенно все наладилось. На восстановление понадобилось много лет!
Она опиралась на руку Дмитрия, шла медленно и говорила, слегка задыхаясь.
– В этой усадьбе, а она принадлежала Муромцевым, как вы знаете, бывали Тютчев, Батюшков, Грибоедов проездом!.. Аристарх Венедиктович, первый хозяин усадьбы, был очень богатым и образованным человеком. Столичную жизнь презирал и сыновей готовил именно в помещики, а не в гвардию, как было принято после Петра.
Боголюбов, который все знал и про усадьбу, и про Муромцева, не столько слушал, сколько смотрел по сторонам и на Анну Львовну.
Музей, похоже, на самом деле содержался в идеальном порядке: нигде никакого запустения, пыли, следов недавнего потопа или чего-то в этом роде. Многочисленные полотна на стенах грамотно и аккуратно подсвечены, в залах и на лестнице датчики влажности и температуры, бесценные паркеты сияют, как будто их чистили только что. Для экскурсантов положены ковровые дорожки, застеленные сверху серой холстинкой – свежей, никаких отпечатков ног, хотя на улице сыро.
– Интерьеры – у нас интерьерная экспозиция называется не слишком оригинально: «Быт помещика» – в той части музея, а здесь десять залов изобразительного искусства. Коллекция богатейшая! Имеем возможность даже делать тематические выставки – из собственных запасников, между прочим!..
– В прошлом году была «Весна в произведениях русских художников», – сунулась Нина. – Очень хорошая выставка!..
– А на первом этаже представлены наши земляки, Богданов-Бельский, Зворыкин, Крыжицкий, Сверчков.
Растянувшаяся группа плелась по залу в сторону Аси, которая, глядя в пол, стояла возле стены с овальными портретами.
– Лучше бы ты сама провела, Нина, – сказала Анна Львовна с тихим неудовольствием. – Люди за экскурсию деньги платят и хотят, чтобы…
Ася, хоть и смотрела в пол, начальство заметила, встрепенулась, бледный носик пошел красными нервическими пятнами. По всей видимости, и она не ожидала, что Анна Львовна спустится на первый этаж.
Боголюбов прошел вперед: ему интересно было определить время, когда писались портреты в овальных рамах и как именно они подобраны. Композиционно они смотрелись великолепно – ай да Анна Львовна!..
Он не дошел до бархатного каната на металлических блестящих стойках нескольких шагов. За его спиной кто-то хрипло вскрикнул.
Боголюбов оглянулся.
Анна Львовна с ужасом смотрела на Асю. Одной рукой она махала перед собой, как бы стараясь отогнать нечто невидимое, а второй схватилась за горло.
От изумления Боголюбову показалось, что она сама себя душит и вот-вот задушит. Лицо Анны Львовны вмиг стало белым и плоским, только шевелились ярко накрашенные алым губы.
– Не… может… быть, – выговорили эти губы, и Анна Львовна повалилась навзничь.
На похороны скоропостижно скончавшейся Анны Львовны собрался весь город. Огромная толпа прошла за гробом по центральным улицам и поднялась на горку. Боголюбов, проезжая мимо в первый раз, думал, что на горке рощица, светлая, просторная, а оказалось – городское кладбище.
В толпе говорили про обширный инфаркт, «удар», «не перенесла унижения», «сердце и не выдержало».
На Боголюбова смотрели, как будто он был во всем виноват, за спиной громко и укоризненно говорили про москвичей, от которых исходят все беды. К нему никто не подходил, даже Саша Иванушкин стоял отдельно.
Андрей Ильич, не присутствовавший на отпевании и приехавший только на кладбище, ругал себя за это. Не пойти было нельзя, но лучше бы не ходил!.. Под тихими березами, чуть подернутыми влажной зеленой дымкой, он на самом деле чувствовал себя виноватым, хотя ни в чем не был виноват!..
…Трудности и неприятности оказались намного труднее и неприятней, чем он ожидал.
Он уехал сразу, как только закончилась прощальная церемония. Сбежал с холма, сел в машину и уехал.
Из-за прилаженной вместо изуродованного колеса запаски ему казалось, что машина медленно передвигается на костылях, хотя запаска ничем от других колес не отличалась.
…От чего мог приключиться этот самый «удар»?! Когда утром в пятницу Боголюбов отправился с Анной Львовной на экскурсию, оказавшуюся для нее последней, она была в прекрасном расположении духа! Не задыхалась, не хваталась за сердце, не принимала таблеток!.. Почему она прошептала: «Не может быть!» Даже не прошептала, а прохрипела!.. И чего именно не могло быть?.. Она смотрела… куда она смотрела?
Сзади миролюбиво посигналили, и Боголюбов понял, что проспал светофор.
…Она смотрела на Асю и музейную стену с овальными портретами. Он, кажется, еще подумал что-то про композицию!.. Кто еще там был, кроме группы экскурсантов? Он сам, Нина, Дмитрий Саутин, Саша Иванушкин.
Боголюбов закрыл глаза и представил. Вот он оборачивается на странных вскрик или стон и видит Анну Львовну с рукой, стискивающей горло. Она одна, рядом с ней никого нет, остальные чуть впереди. Она показывает рукой и выговаривает с трудом: «Не может быть». Кого не может быть?.. Чего не может быть?..
Она умерла еще до приезда «Скорой», а «Скорая» приехала через пять минут!.. Что ее так напугало? Или потрясло?..
Удар, говорили в толпе. Сердце не выдержало. Чего именно не выдержало сердце Анны Львовны?..
Собака бросилась ему под ноги, когда он начал подниматься на крыльцо, захрипела и стала рваться, и Боголюбов вдруг озверел. Он сбежал со ступеней, пошел прямо на нее, она шарахнулась и залаяла еще громче. Он с мясом выдрал из стены дома металлическое кольцо, к которому была прикручена цепь, и швырнул цепь в собаку. Та взвизгнула и откатилась в сторону.
– Пошла вон! – заорал Боголюбов страшным голосом. – Ну?! Давай отсюда!..
Приседая на грязных лапах, скалясь и оглядываясь, собака понеслась между яблонями. Цепь волоклась за ней и гремела.
Ознакомительная версия.
