Ознакомительная версия.
Тут Самосадный серьезно задумался, и я почувствовала досаду на своего драгоценного супруга. Бог знает, о чем они там болтали по телефону, но самого главного, из-за чего мы к нему приехали, Володька, похоже, ему не сообщил. А между тем наш ученый друг мог бы тем временем основательно продумать проблему, вместо того чтобы теперь сидеть молча и рассеянно пялиться в потолок.
– Вы знаете, – сказал наконец Самосадный, – теоретически при определенном стечении обстоятельств такой взрыв вполне возможен. И я даже теперь вспомнил, что был один такой случай, по счастью, не на нашем заводе…
– Да, и я тоже помню, что-то такое было, – сказал Володька. – Только что именно? Из-за чего тогда этот взрыв произошел?
– Из-за сернистого ангидрида, – сказал Самосадный веско и с расстановкой.
– Вот как? – удивился Володька. – Так в нефти же всегда есть сернистый ангидрид, и ее всегда гонят на керосин, все идет нормально.
– Тут дело в концентрации, – пояснил задумчиво Самосадный. – Да, я теперь точно вспомнил: для вакуумного гидроформинга нефти существует ПДК по сернистому ангидриду, как раз после того случая его и ввели.
– ПДК по сернистому ангидриду? – таращил глаза Володька. – Впервые слышу!
– Не веришь? – пожал плечами Самосадный. – На, смотри!..
И Самосадный встал из-за стола, подошел к одной из многочисленных полок с книгами, простиравшихся вдоль стен этой комнаты, снял с нее одну, очень толстую, по виду какой-то химический справочник, и протянул его Володьке. Тот послушно взял справочник и стал его листать, положив к себе на колени и согнувшись над ним на манер вопросительного знака.
– Слушайте, ребята, а что такое ПДК? – осторожно спросила я.
– Предельно допустимая концентрация, – отозвался Самосадный. – Для каждого без исключения процесса существует перечень веществ, наличие которых в концентрациях, превышающих допустимые, оказывается вредным и даже гибельным для здоровья человека.
Наверное, Самосадный искренне думал, что он мне все нормально объяснил. Я же, беспомощно хлопая глазами, сидела и покорно ждала, что мой супруг оторвется наконец от своей книги и объяснит мне все это в более популярных выражениях.
– Про эту ПДК мало кто помнит, – продолжал меж тем Самосадный задумчиво, – потому что он значительно выше средней концентрации сернистого ангидрида, встречающейся в нефти.
– Да, действительно, – вполголоса пробормотал Володька, глядя в книгу. – Вот она, ПДК, и действительно очень высокая, 5,4 %. Столько в нефти и не встречается никогда! – заявил он самоуверенно.
– Встречается, – спокойно возразил Самосадный. – Редко, но встречается. И когда такая нефть попадает в установку вакуумного гидроформинга, происходит взрыв.
Я вопросительно переводила взгляд со своего супруга на Самосадного, пытаясь понять, что скрывается за их мудрыми рассуждениями.
– Послушайте, – сказала я, – а есть какая-нибудь возможность доказать, что в реактор попала нефть с повышенным содержанием… этого?..
– Сернистого ангидрида? – подсказал Володька. – Можно, конечно. Надо делать анализ партии нефти, которая поступила в реактор.
– А разве обычно такой анализ не делается? – спросила я. – Я хочу сказать, перед подачей в реактор?
– А черт их там знает, что у них делается! – отозвался Самосадный. – Как бы то ни было, вас они делать этот анализ не допустят, вы человек для этой организации совершенно посторонний. Вам они вообще ничего не должны ни показывать, ни объяснять.
Пессимистическое заключение Самосадного отозвалось внутри меня тоской, только сдаваться мне пока еще не хотелось.
– Может быть, подключить адвоката? – предположила я. – Ведь если не был сделан обязательный анализ на сернистый ангидрид, а его концентрация случайно превысила ПДК, значит, вина за взрыв лежит на администрации крекинг-завода, а не на аппаратчице.
– Да, но только попробуйте это доказать! – с печальной усмешкой сказал Самосадный. – Содействия со стороны администрации завода вы точно не дождетесь. Кстати, почему у вас такая уверенность в невиновности аппаратчицы? – спросил он небрежным тоном. – Вы что, видели, как она открывала вентили?
– Ну… – я немного замялась. – Почти что видела.
– То есть как это – почти? – изумился Самосадный. – Вы что, были в аппаратной во время взрыва?
Мне ничего не оставалось, как признаться, что я там была. И мой Володька, и Самосадный ошалело вытаращили на меня глаза.
– Ну, ничего себе! – воскликнул Володька в изумлении. – Как же это ты тогда уцелела? Ведь там же взрывная волна, и полыхнуть должно было как следует. А ты даже не поцарапалась!
– А аппаратчица меня своим телом накрыла, – преспокойно сообщила я. – Сама она в больницу попала, а я, вот видишь, жива и здорова.
– Вот это да! Прямо роман! – Самосадный и не скрывал своего изумления. – Только если вы были в аппаратной и точно видели, что аппаратчица сначала открыла вентиль с водой, а потом вакуумный…
– В том-то и дело, что я не видела. – объяснила я. – Меня окликнули снаружи, из цеха, где стояли реакторы.
– Это тот, что погиб, тебя окликнул? – спросил Володька.
– Нет, другой. Их там было двое.
– И что, этот первый не погиб? – снова изумились оба моих собеседника. – Как же это ему удалось?
– Говорит, вовремя за железобетонным экраном спрятался, – пояснила я. – Спасатель МЧС сказал, что такое вполне возможно.
Мои собеседники удивленно переглянулись, словно сомневаясь, стоит ли доверять моим словам или нет.
– И зачем же этот, который выжил… Зачем он тебя окликнул? – спросил у меня Володька.
– Зачем, зачем… – Я чувствовала немалую досаду: с каких это пор муж начал меня ревновать к людям, с которыми я встречаюсь по работе? – Говорит: «Выгляните, посмотрите, здесь сейчас самое интересное будет», – сказала наконец я.
– Так, и вы выглянули? – Самосадный смотрел на меня заинтересованно.
– Разумеется!
– И что вы увидели?
– Да ничего особенного, – я пожала плечами. – Увидела, как пар идет, словно из прорванной трубы теплотрассы.
– Пар идет? – Вид Самосадного становился все заинтересованней. – А откуда шел пар?
– Не знаю, – я пожала плечами. – Сначала вроде бы из какой-то трубы. А затем, как реактор стал дрожать, он откуда-то из-под реактора повалил.
– Из-под реактора? – Самосадный и мой муж удивленно переглянулись. – Но если из-под реактора шел пар, значит, аппаратчица первым открыла вентиль с водой. Тогда взрыва быть не могло!
– Но он был, – заметил Володька. – Значит, все-таки халатность дирекции завода… Пустили партию нефти в переработку, не сделав полный количественный анализ, а как взорвалось, стали все валить на простую аппаратчицу. Ирина права, это намного удобнее.
– Черт их там разберет, – заметил печально Самосадный. – Ведь, по правилам, химический состав нефти определяют несколько раз, прежде чем она в реактор попадет. Сначала при добыче, непосредственно на месторождении, затем при оформлении документов на транспортировку, если она осуществляется по железной дороге или водным транспортом. Потом по прибытии на нефтеперерабатывающий завод. И про эту ПДК ты не знаешь, потому что работаешь совсем в другой сфере. А химики на заводе, которые отвечают за анализ поступающей на переработку нефти, отлично про него помнят и знают. Они не могли пропустить неликвидную нефть, понимаешь? Я на сто процентов уверен!
– Однако ж пропустили, – заметил Володька. – И произошел взрыв.
Некоторое время оба мужчины растерянно молчали. Я сидела, затаив дыхание, ждала, что они еще скажут.
– Может быть, это была левая партия нефти? – предположил Самосадный. – Кто-то тайком пригнал нефть на переработку, хотел втихую сделать на этом бизнес. Так, чтобы не то что налоговая полиция, но даже администрация завода про это ничего не знала. Поэтому он не стал делать этой партии полный химический анализ. Сразу направил ее в реактор, а там оказалась превышена ПДК по сернистому ангидриду, и произошел взрыв…
– А на чем он доставил эту левую нефть? – веско возразил Володька. – На собственных «Жигулях» в канистре? На нашем крекинг-заводе емкость одного реактора что-то около половины железнодорожной цистерны. И наименьший объем нефти, ради которого стоит процесс запускать, – соответственно…
– Может быть, он привез нефть на бензовозе? – предположила я. – На таком большом, пятнадцатитонном… – добавила я, вспомнив сегодняшние объяснения Щеглова.
– А вы знаете, сколько горючего жрет такой бензовоз? – поинтересовался Самосадный саркастически. – Если таким способом везти нефть издалека, из Баку, например, то за время пути грузовик потратит солярки столько, сколько можно будет получить из нефти, что он привезет с собой в своей цистерне!
Тут мы все трое снова умолкли, растерянно глядя друг на друга и по сторонам, в том числе и на уставленный тарелками с лечо стол, про который мы уже все позабыли. Замечание Самосадного казалось очень резонным, значит, надо было искать другое объяснение происшедшему. И тогда я снова решилась высказать свое предположение.
Ознакомительная версия.
