— Нет. Ты мне расскажешь когда-нибудь потом. И после того, как я познакомлюсь с Чарльзом, я смогу получше понять, почему он так тебя поразил,— Шейн наклонился и нежно потрепал ее каштановые локоны: — Сожалею, но со мной ты вряд ли сможешь ощутить себя шестнадцатилетней невинной девушкой, хотя, быть может, мне следовало бы взять несколько уроков у Чарльза.
— Майкл! — Люси покраснела и повернула голову, прижавшись на мгновение щекой к его руке.— На самом деле все было не так скверно, как я рассказываю. Только на какое-то мгновение, когда я стояла с Чарльзом под кипарисом…
Шейн ответил резко:
— Забудь об этом. Сейчас надо соотнести твои шаги с моими.
Отметив какую-то точку на полу возле барьера, он отошел назад к двери.
— Начни отсюда,— приказал он ей,— и иди прямо через дверь в мой кабинет к противоположной стене. Считай, сколько шагов сделаешь.
Люси проделала все это и насчитала четырнадцать шагов. Шейн измерил ту же дистанцию своими большими шагами и насчитал одиннадцать.
— Одиннадцать моих к четырнадцати твоим,— пробормотал он.— Надо составить уравнение. Посмотрим, что я помню из школьной алгебры.
Он взял листок бумаги и написал: «11:14=Х:?».
Тут он остановился и спросил Люси:
— Сколько твоих шагов от верхней ступени лестницы до места, где ты свернула с тропинки к дереву?
Люси посмотрела в свой план:
— Пятьдесят восемь.
Шейн подставил в уравнение вместо знака вопроса цифру «58». Некоторое время он изучал уравнение, сдвинув брови, потом умножил 11 на 58. Получилось 638. Он поделил 638 на 14 и торжественно провозгласил:
— Сорок пять и восемь четырнадцатых моих шагов равны пятидесяти восьми твоим. Сколько было шагов от могилы до тропинки?
— Восемнадцать. Я не знала, что ты был способен заниматься алгеброй, Майкл.
— Не самое большое из моих достижений,— отозвался он, махнув волосатой ручищей.
Он умножил 18 на 11 и поделил результат на 14, сообщив с удовлетворением:
— Чуть больше четырнадцати моих шагов от дорожки до могилы. Отлично, Люси. Дипломированный землемер не смог бы высчитать лучше. Какое приблизительно расстояние от лодочного сарая до гаража?
— Ну, не знаю. Довольно небольшое. Между ними густой кустарник, и дорожка сильно петляет.
— Сарай вне пределов слышимости от гаража?
— О да, Майкл. Неужели ты действительно думаешь, что тебе следует?…
Он многозначительно кивнул.
— Я считаю, что мне следует попытать свое рыбацкое счастье с залива на лодке сегодня в сумерках. Нужно изловчиться до темноты определить со стороны залива место, где находится лодочный сарай Роджелла. Это может оказаться не так просто.
Он задумчиво сдвинул брови и глянул на часы.
— Позвони Рурку, ангелочек. С парой весел он будет неотразим.
Люси поджала губы и пошла к своему столу без дальнейших протестов. Когда она соединила шефа с Тимоти Рурком, Майкл спросил:
— Ты очень занят, Тим?
— Не больше, чем обычно,— и репортер «Дейли Ньюс» добавил, настороженный небрежным тоном детектива: — Не настолько занят, чтобы не выслушать твой рассказ.
— Как тебе нравится рыбная ловля?
После некоторого молчания Рурк спросил недоверчиво:
— Это ведь Майкл Шейн? Ты сказал «рыбная ловля»? Шейн хмыкнул в трубку и ответил:
— Все точно. Знаешь, в гребной шлюпке, на заливе. С баграми, и лесками, и крючками на конце.
— И что мы собираемся выудить, Майкл?— спросил Рурк покорно.
— Мертвую собаку.
— Понял,— сказал Рурк. После долгой паузы он спросил с надеждой:
— Ты занимаешься делом Роджелла?
— Я просто предлагаю тебе порыбачить, чтобы выудить мертвую собачку. Хочешь со мной?
— Еще бы. Когда?
— Я думаю, лучшее время — как только стемнеет, но мы должны отплыть на лодке от рыболовного пирса незадолго до захода солнца. Можешь встретиться там со мной около семи?
— С удовольствием,— сказал Рурк.
Прежде чем он успел повесить трубку, Шейн добавил:
— Не знаешь, где бы нам добыть лопату?
— Какую лопату?
— Такую, какой копают землю.
— У меня есть лопата с короткой ручкой в багажнике машины. Смотри, Майкл, если это связано с Роджеллом…
Шейн вежливо прервал его:
— Приноси свою лопатку с собой, Тим. Рыболовный причал, в семь.
В тот же вечер, когда стало чуть смеркаться, небольшая гребная шлюпка лениво крейсировала в полумиле от берега по гладкой поверхности Бискайского залива приблизительно в двух милях к юго-западу от городской пристани. В лодке сидело два человека. Майкл Шейн сгорбился на корме, поставив локти на колени. На голове у него была только что купленная дешевая соломенная шляпа. Его удилище торчало за кормой, прочерчивая по воде след крючком без наживки.
Тимоти Рурк сидел на носу, созерцая согнутую спину Шейна, и не торопясь греб. Между ногами он держал бутылку бурбона и время от времени оставлял весла, чтобы глотнуть из горлышка. Рурк был очень худ и костляв, с изнуренным лицом; он в очередной раз положил весла, оглядел свои ладони и сделал гримасу.
— У меня уже волдыри, Майкл. Как насчет того, чтобы сменить меня?
— Конечно,— сказал Шейн.— Но как раз сейчас давай немного подрейфуем.
Прищурив глаза, он некоторое время изучал извилистую, окаймленную пальмами линию берега и затем произнес:
— По-моему, один из тех трех лодочных сараев напротив нас должен принадлежать Роджеллам.
— Похоже на то,— согласился Рурк.— Но который? Надо установить это до темноты.
Шейн заметил:
— Мы можем потом подгрести поближе. Люси сказала, что там частная пристань и лестница вверх, на обрыв.
— Подгребешь ты,— буркнул Рурк. Он поднес руку козырьком к глазам, разглядывая вместе с Шейном три лодочных сарая.
— Там на среднем причале кто-то есть. Может, подплывем поближе и спросим?
— Сдается мне, он как раз собирается отплыть. Лучше мы пересечемся с ним как бы случайно.
Шейн повернулся на скамье и протянул свою длинную Руку:
— Дай-ка мне хлебнуть твоей отравы, пока ты вконец не наклюкался.
Рурк дружелюбно ухмыльнулся и передал Шейну бутылку. Слабая зыбь легонько покачивала небольшую лодку, в вечернем воздухе были разлиты великое умиротворение и покой, как вдруг тишину нарушило бойкое тарахтенье мотора, донесшееся с берега.
Шейн оторвался от бутылки, скривился, выражая этой гримасой свое мнение относительно вкуса виски, и сказал удовлетворенно:
— Он держит курс на нас. Устрой свою удочку над бортом и делай вид, что ты тоже удишь. Если он в душе рыбак, он не устоит перед искушением остановиться и спросить, как улов.
Рурк проворчал что-то и наклонился, чтобы поднять удочку с блесной, которыми их снабдил владелец арендованной лодки. Он укрепил удилище над бортом и выругался, так как тяжелый крючок погрузился слишком глубоко.
— Вот теперь-то он уж точно не удержится, чтобы не подплыть поближе, и увидит лопату. И еще поинтересуется, за каким чертом она нам на рыбалке.
— Брось на нее сверху свой плащ.
Маленький ялик с подвесным мотором мчался, описывая кривую, чтобы приблизиться к дрейфующей шлюпке. Было видно, что в ялике только один человек на корме возле мотора, а когда суденышко подошло ближе, им оказался мальчик лет тринадцати-четырнадцати. В полном согласии с рыбацкой традицией он заглушил мотор, пролетев мимо носа шлюпки, и они увидели дочерна загорелого крепыша с открытой улыбкой, стриженного ежиком. Он приветствовал их непременным: «Клюет?»
— Пока ни черта,— бросил Шейн с отвращением.— А вообще-то в этом заливе есть какая-нибудь рыба, или торговая палата приберегает ее только для юных янки?
Мальчишка захихикал от удовольствия, его ялик дрейфовал в сорока футах от носа их лодки.
— Навалом рыбы, если знать места,— сообщил он с той снисходительностью, на которую способна только юность.— Здесь около мили глубины, вам надо ловить возле рифа, это отсюда мили две.
Он показал рукой на восток.
— Я собираюсь там поболтаться. Если хотите, можем вместе. Когда как следует стемнеет, начнется клев.
— Когда как следует стемнеет, нам надо вернуться к своему причалу,— буркнул Рурк.— Скажи, это причал Роджелла?
— Не-а. Его следующий, к югу от этого. У них вообще никто не ловит.
Мальчишка сплюнул в воду в знак своего отношения к соседям, которые даже не рыбачат, и наклонился, чтобы дернуть за шнур стартера. Мотор завелся сразу, ялик, подняв волну, повернул к востоку, а мальчишка помахал рукой двум сухопутным крысам, которые думают, что достаточно забросить крючок в воду, чтобы вытащить рыбку.
— Вот,— с чувством провозгласил Шейн, глядя вслед удаляющемуся ялику,— вот что я называю выдающимся примером Американского Юношества. Мы его раскололи, Тим.