Даже будь он в здравом рассудке, и тогда его нельзя брать с собой.
И Харрис решился на нечто такое, чего никогда прежде не делал.
- Хорошо, Кобб. Пойдем.
ГЛАВА 5
По мере того как исходил день, дюны окрашивались в розово-лиловый цвет. Песок под ногами был еще горяч, но в воздухе становилось прохладнее.
Они наблюдали, как капитан застегивает кобуру. Все встали, даже сержант Уотсон. Рубец на щеке Лумиса почернел, на щетине запеклась кровь. Кобб находился где-то по другую сторону самолета; тревожно было слышать, как рыдает такой грузный человек.
Намеренно пойдя на обман, - поступок столь чуждый Харрису, что голос его дрожал, - он дал Коббу десять минут на сборы. Это была единственная возможность переговорить с остальными. Все без споров согласились с позицией капитана, а Лумис взялся уговорить Кобба остаться. Прежде чем Лумису успели помочь, разъяренный Кобб сбил его с ног. От схватки поднялся в воздух песок. Кобб разразился рыданиями, зажмурив глаза и безвольно раскинув на песке руки. Его оставили одного. Он поднялся на ноги и в безнадежной ярости ребенка побрел в хвост самолета, подальше от людей.
Кроу хотел было пойти за ним, чтобы утешить, но Белами остановил его.
- Он изобьет тебя до полусмерти.
Харрис, как бы извиняясь за случившееся, произнес:
- Очень сожалею, но мы не можем взять его с собой...
- Да, это равносильно самоубийству, - согласился Таунс. - Здесь он будет в порядке.
- Возьмите хороший темп в первый час. Нам нелегко будет присматривать за ним, когда стемнеет, - сказал Моран.
Когда солнце опустилось за дюны, Харрис бодро проговорил:
- Что ж, до свидания, Уотсон. Теперь оборону придется держать вам.
Им пожелали удачи, и Харрис с Робертсом зашагали в сторону проема между дюнами - следом по песку тянулись длинные тени.
Пока оба не скрылись из виду, все остальные оставались на месте, как на панихиде.
Широко расставив ноги, Таунс вглядывался в пурпурный горизонт, молясь про себя, чтобы эти двое выжили; двое уже мертвы, вслед за ними умрет Кепель - счет этот тяжелым грузом ложился на его плечи.
Моран, стоя с ним рядом, смотрел, как двое исчезают за дальними дюнами. Он думал о том, что у них, наверное, есть нечто общее, раз только они решились выбрать такую дорогу домой.
Лумис, привалившийся длинным сутулым туловищем к корпусу самолета, отвернулся в сторону прежде, чем двое скрылись из вида, потому что ему казалось, что они сейчас, у всех на глазах, теряются в опускающейся на землю темноте, и данное Харрису поручение отправить телеграмму "Дорогая, скоро буду, Ким" - никогда не будет исполнено.
На руках у Кроу затихла обезьянка. Он не смел шевельнуться, когда она засыпала. Он предлагал Робу двадцать монет за Бимбо, а сейчас отдал бы ему эти деньги только за то, чтобы он остался.
Белами стоял с полуприкрытыми глазами. Его грудь еще тяжело вздымалась после стычки с Тракером. В уме складывались слова для дневника: "Сегодня нас оставил Роб, и с ним Харрис. Не думаю, что мы увидим их снова".
В тонких пальцах Тилни дрожала сигарета; у него не было сомнений насчет того, что делать, - уходить или оставаться. Если те, двое, выберутся, они сразу же отправят помощь, если же нет, спасение все равно придет - ведь с воздуха легче заметить потерпевший аварию самолет, чем две человеческие фигурки в пустыне. Он невольно дрожал от мысли, которая сама шла на ум: "Господи, милый боже, пришли нам спасение..."
На лице Уотсона ярко блестели глаза. "Это собьет с него спесь - если только он выберется оттуда". Мысленно он слал проклятия вслед своему офицеру.
Один Стрингер оставался у левой гондолы самолета, где провел весь прошедший день.
Наконец, переглядываясь, они двинулись в самолет.
- Теперь нас только десять, - тихо резюмировал Кроу.
Всю ночь под холодными звездами горели огни. И небо, и пустыня молчали, и единственными звуками на огромном пространстве были те, что шли от крепко спавших в обломках самолета людей.
Спать снаружи было слишком холодно, но когда первые лучи окрасили в розовый цвет восточные склоны дюн, инея не оказалось, так как ночью роса не выпала.
Едва солнце осветило машину, они проснулись и первым делом увидели розовую продолговатость двери; от того, что им снились города, деревья и все, без чего нет нормальной жизни, пробуждение сулило кошмар еще одного дня; и сразу пришло на ум, что эта залитая солнцем дверь ведет в никуда. Они продолжали лежать, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей, снова уснуть и погрузиться в мечту о том, как их находят. Тилни дрожал, в который раз умирая очередной смертью. Таунса терзали тяжелые сны о будущем, вновь и вновь разные голоса повторяли одно и то же: ошибка пилота... Кепель, глядя в уже красный дверной проем, пытался вернуться в то время, когда ему не приходилось лежать с раздробленным телом в тошнотворном запахе собственного пота и грязи. Кроу сквозь искаженную перспективу рассматривал беспорядочно разбросанные сиденья и ободранные металлические панели, оглядывал и тех, кто еще не поднялся, и тех, кто уже сидел, откинувшись в креслах, подобно пассажирам во время полета. Осторожно перебравшись через свернувшегося клубочком Белами, он вышел наружу.
Стрелка костра догорала; не ощутимый на лице ветерок увлекал за собой нити черного маслянистого дыма, паутиной отражавшиеся на гладком песке. Солнце огромным полукружьем поднималось над верхушками дюн, и косые его лучи изгоняли последние ночные тени.
Обходя вокруг самолета, Кроу трогал его пальцами; металл был сухой росы не было. Осмотрев все вокруг, заглянув под низкую плоскость правого крыла, в желоба и воронки, пропаханные на песке самолетом, он вернулся в самолет. Заметив, что Белами не спит, сказал:
- Кобб ушел.
Солнце слепило Белами глаза, он морщился. Только что ему снился дождь, стучавший в окна его дома в Ридинге.
- Кобб?
- Он ушел.
Белами ощутил неприятную сухость во рту. Он потянулся за водой, но вспомнил, что на день давалась только одна кружка. Все же выпил глоток, чтобы смочить рот.
- Куда ушел? - спросил у Кроу.
- Куда тут пойдешь, черт побери! - Кроу повернулся и вышел наружу помочиться. Следя за струйкой, он испытывал острую жалость к себе от того, что приходится отдавать воду. Нельзя ли как-то ее очистить, пусть бы получилась самая малость, хоть с яичную скорлупку, и то хватило бы еще на пару часов. Это ужасно - все равно что мочиться золотом.
Из самолета вышел Бедами. Солнце блестело на его щетине.
- Давай-ка посмотрим вокруг, Альберт.
Низкое солнце хорошо освещало следы вокруг места крушения, и они сразу увидели три ниточки - две из них рядом, Харриса и Робертса. Третья соединялась с ними ближе к проходу между дюнами, а дальше мешалась с двумя первыми.
- Самоубийца, - проговорил Кроу. - Все-таки ушел.
Они прошли по следам до дальнего края дюн и остановились. Впереди лежала плоская золотистая нетронутая пустыня, и Белами вспомнил слова Морана: "Там - целый океан". В первый раз он видел сушу - такую пустую и безбрежную. В Джебел Сарра и на других буровых всегда было на чем задержать взгляд - то вышка, торчащая, как церковный шпиль, то крыши поселка, то грузовик или движок, а в Джебел был даже оазис Маффа-Суд, на южном горизонте, с похожими на клубы зеленого дыма финиковыми пальмами. Здесь, если обернуться, увидишь только дюны, а между ними обломки самолета.
- Боже, каким крошечным кажется самолет отсюда, Альберт.
- Даже отсюда. Совсем вблизи. Не удивительно, что нас все еще не заметили сверху.
Кроу снова посмотрел вслед цепочке следов.
- Думаю, надо рехнуться, чтобы пойти вслед за ними, Дейв. В такое-то пекло!
Часу не прошло с тех пор, как поднялось солнце, а небо уже ослепляло скорее белым, чем голубым сиянием; щетина на лицах зудела от пота.
- Должно быть, ускользнул тихо, - промолвил Кроу. - Никто и не услышал.
- Кажется, я слышал. Подумал, вышел кто-то по нужде.
Он вспомнил, как вчера вечером рыдал Тракер, - человек в здравом уме не способен издавать такие звуки. У свихнувшихся вроде него часто остается достаточно хитрости. Тракер собрался идти с Харрисом и Робом; его не пустили, но он решился - и ушел. Невозможно было определить, когда именно он пустился в путь и насколько те двое оторвались от него со вчерашнего вечера. Должно быть, он взял с собой фонарик, хотя и при свете звезд следы были достаточно различимы.
- Если он их догнал, что ж - такова их судьба, Дейв. И его тоже, заключил Кроу.
- Надо было лучше за ним смотреть. - Дейв повернулся спиной к северу, куда вели следы, не желая больше думать об ушедших, о том, как спятившему, обливающемуся потом Тракеру видятся миражи, как он не дает своим спутникам покоя, кричит и смотрит дикими глазами, и это до тех пор, пока капитан Харрис не пристрелит его из чувства самообороны. Так оно в конце концов и будет. У двоих есть хоть какой-то шанс выйти к колодцу, если даже окажутся неверными расчеты Морана - а именно на это делает ставку Харрис. Но с таким довеском, как Тракер... Застрели капитан беднягу Тракера, его оправдает любой суд; но Харрис не выстрелит, такой человек, как он, никогда не возьмет этого на свою совесть.
