Ознакомительная версия.
— До свидания. Если Люда появится, пусть срочно позвонит по этому телефону.
Я достала блокнот, вырвала лист, написала номер своего сотового и протянула его подавленной мадам Ямпольской.
— Обязательно передам, — залебезила она.
Только вот ее хриплый надтреснутый голос не создан был для подобных пассажей.
Я вернулась в машину. Маринка пристально взглянула в мое лицо. Я чувствовала себя усталой и опустошенной. Наконец, не в силах вынести моей молчаливой меланхолии, она осторожно, словно боясь спугнуть чуткую лесную птицу, спросила:
— Ну что?
— Мамаша — алкоголичка, дочь — проститутка, обычная история. Ушла вчера и не появлялась. Не нравится мне это!
— Что же теперь делать? — простодушно спросила Маринка.
— Давай, Вить, опять к «Театральному». Надо кое-что еще выяснить у Светланы. Они вчера вместе с Люсей бродили. Может, Света что-нибудь знает… — Я закурила.
Маринка с сочувствием воззрилась на меня.
— Ты смотришь на меня, прямо как на боевого товарища, получившего орден героя и контузию в честном бою, — пошутила я.
— Скажешь тоже, Бойкова, — фыркнула Маринка, — я же вижу, какое у тебя лицо!
— Какое? — решила проверить я интуицию моей секретарши.
— Измордованное — вот какое! — засмеялась она.
Виктор только покачал головой.
— Измордованная морда, — подхватила я, — гарантирую вам, мои дорогие, что вы бы и минуты не прообщались с мадам Ямпольской без того, чтобы не послать ее куда подальше или не плюнуть в ее наглую пьяную рожу!
— Что, такая мерзавка?
— Да-а… — махнула я рукой.
Мы уже выбрались на центральные улицы. Растоптанный прохожими снег медленно сползал с тротуаров на дорогу. Фонари бодро поливали оранжевым сиропом эту мерзлую кашицу, хлюпающую днем под ногами пешеходов и колесами авто, а к вечеру ложащуюся на тротуары ледяным настилом.
— Весной пахнет. — Маринка опустила стекло и, высунув нос, пробовала уловить в воздухе что-то интересное.
— Ты как хищник, идущий по следу лани, — пошутила я.
— А мы и идем по следу этой Люси непонятной, — отозвалась Маринка, — знаешь, Оль, я все больше и больше склоняюсь к мысли, — откинулась она на спинку сиденья, — что это она Мишку кокнула.
— Ага, — усмехнулась я, — и в ванну его сама погрузила. Ты хоть знаешь, какие трупы тяжелые?
— А ты?
Мы глупо расхохотались.
— Просто в кино сто раз видела, — не отступала я, — представь себе, слабая женщина… А ведь Мишу худеньким нельзя назвать…
— Да-а, — с наигранной томностью вздохнула Маринка, желавшая, как видно, и дальше отпускать шуточки в лучших традициях черного юмора, — уж кто-кто, а я могу это сказать с уверенностью.
— Перебор, — намекнула я на присутствие Виктора.
Что же это получается, если он молчит, то можно о нем думать как о неодушевленном предмете и обращаться соответственно? Словно подтверждая мои слова, Виктор снисходительно хмыкнул.
— Тогда как? — допытывалась Маринка. — Кто Мишку убил?
— Мне кажется, Люся — подсадная утка. Ее попросили обслужить победителя бильярдного турнира, не сомневаясь, что таковым будет Коромыслов. Он отправился с ней к себе домой, и кто-то, кому выгодна его смерть, проник в квартиру, воспользовавшись хорошо оплаченной услугой проститутки. Может, она и дверь преступнику открыла…
— А сама ушла? — ехидно полюбопытствовала Маринка.
— На это можно только надеяться, — мрачно сказала я.
— Что ты имеешь в виду?
— Представь себе: ты убила мужика. Станешь ты разбрасывать у него свою одежду и оставлять свой парфюм?
— Может, растерялась? Может, все случайно вышло. Что, если он к ней с какими-нибудь извращениями приставал? — не унималась Маринка.
— Решил выместить на ней свою злость и досаду из-за того, что, приведенная неким таинственным Шуриком, она не соответствовала параметрам 90–60 — 90? — иронически заметила я.
— Говорят, сейчас эти параметры не в моде, — кокетливо сказала Маринка.
— А что же в моде, унисекс? По-моему, это тоже уже не актуально.
— Не знаю, что актуально, а что нет. Этих фотографов и кутюрье не поймешь! — с досадой воскликнула она. — Знаю только, что 90–60 — 90 вышли в тираж.
— И все-таки, — вернулась я к прежнему разговору, — как-то не укладывается у меня в голове, что Люся эта могла сначала ударить Мишку, а потом еще и перерезать ему горло. Представь: кто-то тебя достал, приставал к тебе, как ты сказала, с извращениями, хотя мне трудно вообразить себе такое извращение, на какое бы не отважились эти девицы за лишнюю зеленую купюру…
— Ну, приставал, — стала в оборонительную позицию Маринка. Она любую дискуссию почему-то воспринимала как покушение на свое драгоценное «я», — дальше что?
— Я бы, например, ограничилась ударом. Собрала бы вещички — и бежать. Неужели Мишины приставания могли разбудить в Люсе, обычной шлюхе, привыкшей к каждодневным унижениям, кровожадного зверя? Зачем ей перерезать ему горло?
— А ограбление? Ты забыла? — нашлась Маринка, решившая до конца отстаивать свою точку зрения.
— Сомневаюсь, — скептически процедила я.
— В чем? В том, что это действительно ограбление, или в том, что ради того, чтобы украсть несколько ценных вещей, Люся отважилась на убийство?
— Да ты прямо Шерлок Холмс: все раскладываешь по полочкам, — усмехнулась я.
— Есть у кого учиться, — намекающе заявила Маринка.
— Не верится мне, что это она перерезала Коромыслову горло. Она прекрасно знала, что множество людей видели, как Миша уводил ее из клуба. Зачем ей так рисковать? И почему она оставила свои вещи в Мишиной квартире?
— Я же сказала, растерялась, обалдела, когда увидела Мишку убитым, — не сдавалась Маринка.
— Налицо противоречие, — спокойно возразила я, — если, как ты говоришь, она перерезала ему глотку, причем сделала это сознательно, то эта ее предумышленность не вяжется с ее «растерянностью», пребывая в каковой она забыла в Мишкиной ванной трусы свои, да простится мне этот натурализм, и флакон духов. Если же это не она убила Коромыслова, то напрашивается вопрос, кто? И опять же почему в его квартире оказались ее вещи? Какова вообще ее роль во всей этой истории?
— А вот это мы и должны выяснить, — деловито подытожила Маринка.
Виктор остановил машину. По тротуару в своей обычной разбитной манере прогуливались проститутки. Они стреляли глазами по окнам проезжающего автотранспорта, переговаривались, сопровождая реплики вульгарным хохотом, демонстрировали кричащие туалеты, имевшие целью привлечь внимание.
Некоторые только вымученно улыбались и зябко поводили плечами. Возле чугунной ограды, в глубине тротуара, я заметила Светлану. Она стояла в обществе двух девушек, одетых в короткие шубки из крашенного в яркие цвета песца. В свете фонаря были видны их наштукатуренные лица со следами разочарования и скуки. Все курили. Света делала это с подчеркнуто независимым видом. Хлопнув дверцей, я направилась к этой «теплой» компашке. Девицы видели меня впервые — когда я разговаривала в прошлый раз со Светой, они отсутствовали. То ли с миссией выезжали, то ли еще до места работы не добрались. Они с любопытством уставились на меня, Света же сделала сердитое лицо.
— Я от Ямпольской, — сходу начала я, — ее там нет. Она со вчерашнего дня домой не возвращалась.
— А я-то тут при чем? — огрызнулась Света.
— Ты сказала, что видела, как она уехала на «Вольво».
— Ну и что? — вяло отозвалась она и зевнула.
— Того мужчину, который с ней разговаривал, описать можешь?
Я достала из сумки кошелек, а из него — сотенную купюру. Взгляды Светиных подружек сделались еще более заинтересованными.
— Расследование, что ли, какое? — догадалась одна из них, курносая блондинка.
— Ага, — пошловато усмехнулась Света, издавая языком такой звук, словно выковыривала клочок мяса из кариесного зуба, — расследование. Только я в эти игры не играю, — насупилась она, — какой хрен мне себя подставлять?
Я «злонамеренно» шелестнула купюрой. Но Света, похоже, отказывалась рисковать за сотенную или просто набивала себе цену, рисуясь перед подругами. Я присовокупила к сотенной еще одну такую же купюру.
— Здоровый такой, волосы черные, глаза тоже, так ниче мужик, симпатичный, лет тридцати пяти, нос крупный, но не такой чтоб картошкой или…
— С горбинкой? — помогла я.
— Ага, — Света мотнула своей упрямой головой, — только лицо какое-то недоброе, хмурое какое-то. Рот неприятный. Вот такой, — Света сделала кислую мину, опустив углы рта, — и говорил резко так, с наездом. Только когда Людка его осадила немного, начал уговаривать. Сто баксов обещал.
— А одет во что?
— В плащ кожаный, тоже черный, ха-ха, — развязно продолжила Света, — пахло от него этой, как его…
Ознакомительная версия.
