— Продолжай, Олег Эдуардович. Вечером мне доложишь.
На улице генерала обдало холодным, пронизывающим ветром. Гайвороненко прикрыл нос и рот шарфом и заспешил в гостиницу, думая о втором пилоте. Капитану он почему-то верил: и вел себя тот достойно, непринужденно; и держался независимо перед представителями суровой службы безопасности полетов; и отвечал лаконично, исчерпывающе. И взгляд темно-карих глаз — открытый, доверчивый, как у ребенка. Правда, за свою многолетнюю практику генералу приходилось встречаться с разными людьми, и не у каждого за ясными глазами он мог сразу рассмотреть лицемерную натуру, но Кленов к такой категории, похоже, не относился…
Полковнику Возницкому, наоборот, капитан-красавец не понравился: держится слишком уверенно, его лаконичные ответы свидетельствуют о том, что второй пилот заранее готовился к допросу. Едва закрылась дверь за генералом, Возницкий задал свой давно вертевшийся на языке вопрос:
— А как так получилось, что вы не полетели с экипажем?
Лицо капитана загорелось, как от пощечины. Он глянул в глаза полковника скорее оскорбленно, чем обиженно. Ответил не сразу, покатав на скулах желваки:
— Вам лучше об этом справиться у нашей докторши, Тамары Михайловны.
— Я вас спрашиваю! — повысил голос полковник. — И не учите батьку щи варить… Так почему вы не полетели?
— Потому что врач отстранила за повышенное давление крови.
— А от чего оно у вас повысилось? Пьянство вали накануне?
Кленов по тону полковника понял, что, если признаться честно, как он намеревался сделать, когда шёл сюда, лётной работы ему не видать, как своих ушей: вон уже и его личное дело затребовал — лежит перед ним. Ко всему, Возницкий своим первым вопросом так взвинтил его, что Геннадий еле сдерживался, чтобы не ответить грубостью.
— Зачем же так сразу, товарищ полковник? — сказал с легкой усмешкой. — Я тоже могу ответить: каждый судит о других в меру своей испорченности.
— Что?! — Полковник подскочил в кресле. — Что вы сказали?
— А вот кричать на меня не следует. Я не в денщиках у вас служу. Да и денщиком не позволил бы.
Полковник от неожиданности и возмущения лишь пошевелил губами, не находя ответа. Наконец взял себя в руки.
— Может, вы старинных дворянских кровей и прикажете величать вас вашим благородием? Или папа служит у вас советником президента? — перешёл и полковник на насмешливо-издевательский тон.
— Нет, величать меня благородием не стоит, я пролетарских кровей. И советником президента папа не служит. Но я, как и вы, офицер Российской армии и прошу разговаривать со мной как с офицером. Вас интересует что-то ещё о катастрофе, спрашивайте, а унижать себя я не позволю.
— Скажите, шишка на ровном месте. — Полковник снова сел в кресло. — Офицер… Не забывай, всего лишь капитан. И ты не ответил мне: почему оказался не с экипажем? — перешел Возницкий на «ты». — Знаешь, на какую мысль это наводит?
— Судя по вашей эрудиции, догадываюсь: экипаж погиб, а второй пилот оказался жив; кто же ещё, кроме него, мог подложить мину?
— Правильно соображаешь, — согласился полковник. — Есть и другие, более веские причины подозревать тебя. Так что на твоем месте не ерепениться надо, а доказать свою невиновность.
— Вы уже и обвинение приготовили? — Капитан насмешливым взглядом окинул высокую фигуру полковника с ног до головы. — Это не вас случайно рентгеном прозвали? Если да, то в вашем аппарате, несомненно, где-то замкнуло. Хотя нет, вы все правильно рассудили: генерал болен и стар, ему нужна замена. И как еще проявить себя, если не быстро найти преступника. Но на мне вы лампасы не заработаете.
Он угодил в точку: полковник побагровел, вдохнул побольше воздуха, словно собираясь хлестнуть обидчика наотмашь. Не сказал, а прошипел:
— Ты, сопля зеленая, еще не представляешь, какое произойдёт у тебя замыкание, когда тебе и в самом деле предъявят обвинение.
Кленов ещё раз окинул полковника пренебрежительным взглядом с ног до головы, встал и спокойным шагом направился к двери.
— Вернитесь, капитан! — рявкнул Возницкий.
— Да пошёл ты… — Второй пилот даже не обернулся.
1
Кленов вышел из штаба таким взбешенным, что бесцельно побрел по улице гарнизона, не зная куда и зачем, не замечая прохожих. Остановился лишь у проходной аэродрома с пустующей будкой, где ещё года два назад постоянно маячил часовой. Теперь ни часового, ни иной души на аэродроме, словно с катастрофой «Руслана» вымерло всё.
Уже изрядно стемнело, и на нижнем этаже командно-диспетчерского пункта, где располагалась метеостанция, в окнах горел свет.
Зачем он пришёл сюда? Наверное, чтобы увидеть кого-нибудь на КДП из друзей-летчиков и рассказать им о нелепых подозрениях полковника. И что из того? Посочувствуют, повозмущаются, а кое-кто и вправду может подумать: «А почему ты не полетел?» Он как предчувствовал, что такое может случиться, рвался в полет. Уж лучше погибнуть, чем считаться диверсантом, погубившим своих товарищей.
Он повернулся и побрел обратно. Никого не хотелось видеть. Что-то надо предпринять, доказать свою невиновность. Но как, чем? Пойти к Тамаре Михайловне, ведь это она настояла на отстранении его от полета. А сегодня измеряла у него давление с плотно стиснутыми губами, сердитая и взвинченная, будто и в самом деле он в чем-то виноват. Заставила сдать кровь на анализ.
— …Вы действительно не выпивали накануне? — спросила, пристально заглядывая ему в глаза.
— Не выпивал, — соврал он. О драке и вовсе умолчал. Да и какая это была драка: так, пнул пару раз своих противников…
Почему соврал? Он и сам не мог объяснить. Скорее всего потому, что на вечеринке действительно держался, как и подобает перед ответственным заданием. Выпил коньяка не более ста пятидесяти граммов. Для него такая доза — что для слона дробина. А голова была такая тяжелая, словно он заболел. Но температура нормальная — 36,6, и через пару часов он чувствовал себя гораздо лучше. Даже не через пару часов, а раньше. Как только взлетел «Руслан». Он стоял тогда на краю аэродрома с Ларисой и наблюдал за взлётом… Хорошо ещё, что генерал не спросил, где он был во время катастрофы и что делал. А наверняка еще спросит. Теперь ему, Кленову, покоя не дадут, пока не найдут виновника… А найдут ли? Все улики, как говорят юристы, против него, второго пилота: он последний, кто осматривал самолет, проверял заправку топливом, он что-то мог сделать и выпить пару таблеток кофеина, отчего подскочило давление…
Перед глазами всплыла картина падения «Руслана». Какое это было страшное, потрясающее зрелище! Во сне такое ему не снилось. Столб огня и клубы черного дыма… Его друзья, его коллеги…
Он сразу бросился к машине, обезумевший, ошалелый, и как Лариса ни умоляла его, не давая ключи, он вырвал у неё, сам сел за руль и помчался к месту падения самолета, вжав ногой до отказа акселератор.
— Не гони! — Лариса хваталась за руль. — Ты погубишь нас!
Лучше бы погибли и они. Хотя Лариса ни при чём…
Воспоминание о невесте вдруг опалило его жаром. Её деньги! Сто тысяч, положенные на его книжку. Перед взором мелькнуло личное дело на столе полковника. Его, Кленова, личное дело. Под него теперь будут копать… И как объяснить эти сто тысяч? Лариса просила никому ничего не говорить, иначе сплетни о том, что она была любовницей Аламазова, вспыхнут с новой силой и её могут выгнать с работы… Действительно, за такое по головке не погладят. Зачем она взяла их?.. Хотя на ее месте он тоже не отказался бы. Богатый человек, бизнесмен умирал. Двое взрослых сыновей не соизволили даже навестить его в больнице, а Лариса лечила, ухаживала за ним и в больнице, и на квартире, когда его выписали в безнадежном состоянии, чтобы не брать на себя лишнюю смерть. Вот и решил Аламазов отблагодарить свою благодетельницу. Конечно, если на фирме или родственники узнают, что бизнесмен подарил девушке сто тысяч, скандала не оберёшься.
Надо позвонить и поговорить с ней, посоветоваться, как вести себя дальше. Может, она завтра же возьмет деньги и положит на свою книжку.
Он заторопился в гостиницу.
Лариса оказалась дома и на его просьбу приехать немедленно сказала, что очень занята, попросила отложить встречу на завтра.
— Завтра будет поздно! — ответил он раздражённо. — Дело касается больше тебя, чем меня.
Лариса с минуту молчала.
— Хорошо, — согласилась наконец. — Еду.
Хотя дежурная по гостинице знала невесту капитана, Кленов решил встретить Ларису на улице — от лишних глаз и чтобы не впутывать девушку в эту сложную и непредсказуемую историю.
Ждал её около получаса, кутаясь от холодного ветра в воротник летной куртки, и изрядно продрог.
Лариса выскочила из автобуса, придерживая от ветра велюровую шляпку с розочкой сбоку, надетую совсем не по сезону. И в осеннем кофейного цвета пальто — под цвет шляпки, хотя, знал Геннадий, ей есть во что одеться более теплое. Девушка передернула плечами.
