- Сэр, мы только что получили заявление ФОПС.
- Дайте.
Лицо первого секретаря едва заметно исказилось. Он был по-мужски красив, со своим правильным профилем, слегка вьющимися волосами, энергичным подбородком. Ньютон прочел заявление и молча протянул его Малко. Это было очень короткое заявление: "Перед лицом циничного отказа империалистов ФОПС решил казнить одного из заложников, если американские империалисты не изменят своего решения".
Ирвинг Ньютон печально взглянул на Малко.
- Такое впечатление, что они поздравляют вас с приездом. Это ответ на мое заявление. Нас приперли к стене. Надеюсь, вы захватили с собой свою суперменскую коллекцию оружия. Она вам пригодится. Потому что я не уверен, что они блефуют.
5
Бассейн в отеле "Джабба" был великолепен, украшенный голубой мозаикой, укрытый в тени лимонных деревьев, с хромированной вышкой для прыжков в воду. Отсутствовала лишь одна деталь - вода, а так бы все было отлично! Бассейн был безнадежно пуст. А если учесть кучу строительного мусора, сваленного на дне, то становилось ясно, что его никогда и не заполняли... Маленький недостаток социалистической системы.
Угнетенный Малко покинул балкончик, на котором можно было свариться. В комнате энтузиазма у него не прибавилось, помещение напоминало скорее камеру, чем номер в роскошном отеле, своей облупившейся зеленой краской, астматическим и шумным кондиционером. Что же касается ванной, то своей суровой аскетичностью она вызывала аналогии с душевыми в Освенциме, а полотенца, казалось, были сделаны из крокодиловой кожи. Комната выходила во двор, и за садом виднелся порт, где без дела стояли несколько ржавых йеменских грузовых судов.
Между тем "Джабба" была гордостью сомалийского правительства. Полностью построенной народом, без помощи буржуазных архитекторов...
Малко закончил разбирать чемодан. Социализм обязывает, поэтому плечики заменяли ржавые гвозди. Он не взял с собой никакого оружия. В Сомали шутить не стоит. Шпики СНБ только и ждут, когда гость выйдет из номера, чтобы обыскать его.
Официально он всего лишь представитель госдепартамента, которому поручено при возможности вести переговоры об освобождении похищенного дипломата и остальных заложников. Впрочем, это заведомо безнадежное дело, но надо было сохранить лицо. Его миссия лишь в последнюю минуту получила "зеленую улицу" от Белого дома, ее вырвал в упорной борьбе шеф ЦРУ. Он аргументировал это так, что, поскольку Президент решил ни в коем случае не отступать перед шантажом террористов, следовало попробовать тайную операцию, даже если у нее только один шанс из тысячи на спасение заложников.
ЦРУ теперь было убеждено, что вся операция подготовлена советскими по неизвестной пока причине, и это мешало Президенту уступить.
Подъезжая к отелю, Малко видел советское посольство. Огромный комплекс зданий напротив почты на главном проспекте Могадишо Ваддада Сомалиа.
Разобрав вещи, он спросил себя, что можно попытаться сделать для спасения заложников. Один, безоружный, без помощников, во враждебной и закрытой стране. Малко умирал от жажды. Вместо того, чтобы напиться воды из крана, в которой наверняка был миллион микробов на кубический сантиметр, он решил спуститься в бар на первом этаже.
Большая фотография Председателя Верховного революционного совета Сиада Барре висела над неработающим лифтом. Усмехнувшись, Малко подумал, что строители забыли о тросах, и пошел вниз пешком. Едва он оказался в холле, как его аэропортовский "гид" возник из одного из кресел с приличествующим обстановке выражением лица.
- Кажется, люди из ФОПС предъявили вам ультиматум, - спросил он с жадным видом голодного стервятника.
- Точно, - ответил Малко, будучи уверен, что осведомитель знает о послании. - Это гнусный шантаж. Мне кажется, что ваша милиция не очень-то расторопна.
"Товарищ" Муса нахмурился.
- Да, да, - подтвердил он. - Но ей приходится нелегко. Похитители скрываются. Могадишо - большой город.
Опять старая песня. Малко даже не попытался вступить в дискуссию.
Судя по всему, "гид" явно настроен не отпускать его от себя. Это не предвещало ничего хорошего для его миссии... Холл "Джаббы" был достаточно пустынным. Полдюжины северокорейцев, оживленных, как осенние мухи, ожидали бог знает чего, чинно сидя в ряд на диване. Шпики из СНБ торчали за каждой колонной, украдкой бросая жадные взгляды на барменш за стойкой, острые соски которых угадывались под белыми нейлоновыми блузками.
Вдруг его внимание привлекла немецкая речь. Рядом с ним европеец с седыми волосами, коренастый и краснорожий, с вульгарным и одновременно приветливым лицом, пытался объясниться с сомалийцем, который говорил только по-английски... Настоящий диалог глухих. Малко подошел и спросил по-немецки:
- Что вы хотите ему объяснить? Я говорю и по-английски.
Незнакомец улыбнулся всеми своими испорченными зубами:
- Вот уже десять минут я пытаюсь у него выяснить, где мне найти фотолабораторию, чтобы проявить снимки.
Малко перевел, и лицо сомалийца озарилось улыбкой. В три минуты они договорились, и сомалиец ушел, унося кучу пленок, которые ему вручил немец. Он, наверное, был фотографом, судя по его огромной сумке. Почувствовав облегчение, немец взял Малко под руку:
- Пойдемте в бар, я хочу вас угостить. Вы немец?
- Почти. Австриец.
- Приятно поговорить в чужой стране на родном языке, - напыщенно произнес немец. - Я из Берлина. Хельмут Ламбрехт, журналист из "Цайт им Бильд". Делаю репортаж из Сомали. А вы?
"Цайт им Бильд" был самым крупным иллюстрированным журналистом в Восточной Германии.
- Я дипломат, - ответил Малко. - Работаю на американское правительство.
Восточногерманский журналист улыбнулся:
- Я всегда мечтал посетить Соединенные Штаты, но мне все время отказывали в визе.
Малко отдал бы многое, лишь бы оторваться от своего "гида". Последний все-таки не осмелился сесть за их столик, но наблюдал за Малко, усевшись на табуретке буквально в двух метрах. Бар был совсем маленький, он располагался в глубине холла и выходил прямо в сад. Малко попросил рюмку водки. Хельмут Ламбрехт остановил его.
- Закажите лучше рому. У них тут только местная водка. Говорят, что от нее слепнут. На худой конец - ананасовый сок.
Из осторожности Малко решил удовольствоваться ананасовым соком. Его новый приятель показал пальцем бармену на бутылку коньяка "Гастон де Лагранж", чудом затесавшуюся в батарею бутылок на стойке.
- Что вы делаете в Могадишо? - поинтересовался немецкий журналист.
- Мне поручено попытаться освободить нашего посла мистера Рейнольдса, - признался Малко. - Он был похищен с пятью другими людьми террористической группой, которая угрожает его казнить. Это люди из ФОПС, - добавил он.
- Ах, да. Я слышал об этой истории, - закивал восточный немец. - Я знаю этих ребят, делал репортаж о них год назад. Они уже похищали автобус с детьми на границе с Джибути, чтобы оказать давление на французское правительство. Присутствие иностранцев, должно быть, раздражает сомалийцев.
Малко украдкой взглянул на собеседника, чтобы понять, искренен тот, наивен или хитер.
Ежедневная сомалийская газета "Ксиддигта Октобаар" ["Звезда Октября"] ни словом не упомянула о похищении. Любопытная сдержанность.
- У сомалийцев странная позиция, - осторожно начал Малко. - Они делают вид, что не знают о деятельности ФОПС. Мне представляется, что в это трудно поверить.
Журналист энергично покачал головой.
- Сомалийцы, в целом, спокойные люди, избегают конфликтов, но в данном случае находятся в затруднении. Люди из ФОПС - это экстремисты, и они требуют вслух того, о чем Сомали говорит шепотом. Поэтому сомалийцы не осмеливаются их трогать. Я думаю, в конце концов все уладится. Не надо заставлять их терять лицо. Чего они требуют?
- Закрыть посольство.
- Ну так закройте его, - посоветовал Хельмут Ламбрехт. - Потом вы снова его откроете, и все будут довольны.
- Это не так просто, - вздохнул Малко.
- Может, я смогу вам помочь, - предложил журналист. - Я многих тут знаю. Сейчас я провожу здесь отпуск...
Малко не ответил. Надо быть испорченным до мозга костей, чтобы приезжать в Сомали в отпуск.
- Как знать, - неопределенно ответил он.
Хельмут Ламбрехт посмотрел на часы и выпил рюмку своего коньяку.
- Мне еще пять часов тут торчать. В принципе, у меня сегодня вечером встреча с президентом Сиадом Барре. Но дело в том, что он принимает посетителей, когда захочет. Последний раз он дал мне аудиенцию в десять часов утра.
- Спросите у него, что он думает о нашем деле, - попросил Малко не то в шутку, не то всерьез.
Журналист еще успеет опустошить свой "Гастон де Лагранж" до того, как его примет президент.
Малко показалось, что "товарищ" Муса стал смотреть на него с большим почтением после того, как он побеседовал с восточногерманским журналистом. Он ждал машину американского посла возле отеля. За ним должен был заехать Ирвинг Ньютон. Влажная жара не давала дышать.
