- Давайте не будем спешить.
Держа руку на дверной ручке, я бросил ему:
- А что, если ваш сын уже вступил в переговоры с Меньелем... Я знаю, он подумывал об этом.
Я открыл. На пороге стояла Марселина - в своей просторной дорожной шубке она была сама элегантность. Она вытянула губы как для поцелуя и шепнула:
- Ну как он?
- Как всегда, упрям как осел.
Она вошла в комнату, словно на сцену, заговорив со мной полагающимся по роли холодно-вежливым тоном:
- Как вы находите нашего больного, мсье Шармон?
Но старик, не менее проворно напустивший на себя самый что ни на есть мученический вид, слабо взмахнул рукой и голосом умирающего проговорил:
- Бедное мое дитя, думаю, это конец... А муженек твой, как видишь, все равно уехал. Никому я тут больше не нужен...
Она склонилась над ним с дочерним поцелуем.
- Что вы, папочка... Я ведь специально приехала сюда, чтобы не оставлять вас одного.
Во мне кипела злость. Все сорвалось! Ну что бы Марселине появиться минут на десять попозже!.. Радость новой встречи с ней была безнадежно испорчена. Пора убираться восвояси. Я для них вроде мелкого служащего, который должен знать свое место. И тут меня впервые ужаснула чудовищность разыгрываемого здесь фарса: приговоренный к смерти старик, не верящий в это, но симулирующий агонию, женщина, ласково называющая его папочкой, а в разговоре со мной - старым маразматиком, и я, убивший сына одного и мужа другой... Нет! Это немыслимо. Надо стряхнуть с себя этот кошмар.
Тем не менее я приблизился к изголовью.
- Так как же насчет Меньеля?
Марселина, желая, видимо, поскорее оказаться со мной наедине, погрозила мне пальчиком:
- Мсье Шармон, неужели вы не можете отложить дела на потом? Догадываюсь, что речь идет опять об этой противной стене. Пускай подождет! Папа скажет мне, что он решил, и я сообщу вам его ответ... Во второй половине дня мне как раз надо в Клермон. Я зайду к вам, договорились?
Если б она только знала, глупая! Настаивать опасно. А отложить на потом, как предлагает она, - это, быть может, означает упустить единственную возможность благополучно завершить эту историю. Внезапно мне пришла в голову абсурдная мысль - впрочем, последнее время меня навещали мысли одна абсурдней другой. Сколько дней может сохраняться труп?.. Ведь я очистил карманы Сен-Тьерри от всего, что могло бы дать возможность установить личность умершего. Не обернется ли эта предосторожность против меня же?.. Сколько дней?.. Клавьер прав. Надо лечиться, и немедля.
- Договорились? - повторила Марселина.
- Конечно, конечно, - пробормотал я, почти не слушая ее, - в голове у меня вертелось одно: все пропало!.. - Что же, мое дело предупредить мсье де Сен-Тьерри. Разрушения прогрессируют быстро.
В соседней комнате раздался телефонный звонок. Марселина направилась было к двери.
- Остановитесь, - сказал старик. - Фирмэн возьмет трубку. Наверняка кто-то опять интересуется, как мои дела. Телефон надрывается уже целую неделю. Если б я и питал какие-то иллюзии, их бы весьма скоро развеяли.
Послышались шаркающие шаги Фирмэна, и звонок умолк.
- Алло... А! Добрый день, мсье... Хорошо ли мсье доехал?.. Извольте, мсье.
Вновь раздавшееся шарканье затихло у двери в комнату, затем слуга тихонько постучал.
- Да! - воскликнула Марселина. Фирмэн по обыкновению просунул голову в приоткрытую дверь.
- Это мсье. Мсье просит мадам.
Извинившись, Марселина вышла, не сочтя нужным прикрыть за собой дверь. Старик жестом подозвал меня. Я повиновался, неуверенно ступая одеревенелыми ногами: я напряженно вслушивался.
- Алло... Алло...
До меня отчетливо доносился звеневший на высокой ноте голос Марселины.
- Тебя очень плохо слышно... Уже из Милана?.. Вы оба с ума сошли, гнать всю ночь. Дождетесь вы на свою голову, помяни мое слово.
Старик нетерпеливо дергал меня за рукав.
- Шармон, если Эмманюэль вам позвонит - а это вполне вероятно, - не забудьте: вы работаете на меня.
- Алло... Я тебя почти не слышу... Да, я только что приехала... Что?.. Папа устал, но держится молодцом... Скажи, куда тебе написать...
Слова ее все еще будили во мне мучительную ревность, хоть отныне она была уже беспредметной. Взбешенный, я повернулся к старику.
- Проще всего пригласить Меньеля и поручить подряд ему. И дело с концом.
- Алло... Не слышу тебя, дорогой... Алло...
- Не больше полутора миллионов, Шармон. Это потолок, так и знайте. И еще я желаю взглянуть на подробную смету... Эти расходы можно будет вычесть из суммы, облагаемой налогом.
Боже, как они меня бесят, эти трое... Хотя нет, двое, ведь третий... Ох, Клавьер, приди на помощь!.. Я на грани помешательства. Я подходил к двери, когда вернулась Марселина.
- Вы уже покидаете нас, мсье Шармон?
Высокомерная любезность, светская улыбка - вот бы сейчас рубануть по ней короткой фразой! Спокойно, Шармон, возьми себя в руки, главное - не возбудить подозрений.
- Да... Мсье де Сен-Тьерри согласился на Мсньеля. Я подряжу его завтра же.
- Значит, мы будем иметь удовольствие часто видеть вас здесь?
Она играла, и ей, беспечной, ни о чем не ведающей, эта игра доставляла удовольствие.
- Я провожу мсье Шармона, - объявила она свекру.
Затворив за собой дверь, она привалилась к ней спиной.
- Уф! - выдохнула она с облегчением. - Как ты думаешь, они нас не раскусили? Хорошо еще, тот в Милане. Хоть немного побудем в покое.
- В покое! - желчно усмехнулся я.
- Что с тобой?.. У тебя усталый вид. На тебя страшно глядеть. Я сразу обратила внимание.
- Ерунда... Немного переутомился, только и всего. Давай отойдем.
Мы прошли через столовую, выглядевшую весьма мрачно из-за темной мебели, унылых обоев и падавшего из высоких окон сумеречного света, потом через вестибюль, пол в котором, в шахматном порядке выложенный черными плитками, был отполирован так, что наши тени скользили по нему, как по поверхности пруда. Лишь оказавшись снаружи, я вздохнул свободнее.
- Твой муж... что он говорил на самом деле?
- Я его еле слышала... Он хотел узнать, приехала ли я, в каком состоянии отец, все ли в порядке в замке.
Звонил, без сомнения, Симон, приглушив и исказив голос. Как бы то ни было, труп в подвале, видно, причиняет ему немалое беспокойство. Мы спустились по ступеням.
- Не стоит говорить ему о Меньеле и о работах в замке, - сказал я. Ему это не понравится... Тем более что они уже повздорили по этому поводу со стариком.
- Неужели я, по-твоему, такая непонятливая?.. Пойдем к тебе?
- Нет. Теперь, когда я вырвал у него согласие, это ни к чему. Я сам буду появляться в замке.
- Но когда же мы увидимся... наедине?
- Как получится... Я дам тебе знать.
"Как получится" - зависело, конечно, от Меньеля. Прощаясь, мы ограничились рукопожатием - из окон за нами могли наблюдать. Я вернулся в Клермон, где позавтракал в ресторанчике, посещаемом в основном завсегдатаями. Выпив две чашечки кофе и рюмку коньяку, я закурил сигарету. Мысли мои неотвязно вертелись вокруг Симона: Симон пытается выиграть время, но его партия, по сути, заведомо проиграна. На самое ближайшее время он и вправду имеет все основания считать себя в безопасности. Убийца, кто бы он ни был, объявиться не должен - слишком велика его радость по поводу того, что преступление осталось незамеченным. Из Италии Симону на протяжении еще нескольких дней удастся создавать видимость, будто Сен-Тьерри с ним посредством телефонных звонков и даже, быть может, писем. Ну а потом?.. Их поездка не может затягиваться до бесконечности. И что тогда?.. Было тут нечто постоянно ускользавшее от моего понимания, и это меня раздражало. Симон достаточно умен для того, чтобы не затевать эту авантюру без весьма веских на то основании. Я выпил еще коньяку.. Рука у меня дрожала... рука настоящего алкоголика, рука убийцы. Но разве я преступник? Разве моя вина, если все, что бы я ни делал, оборачивается против меня?.. Вот она слезливая жалость к самому себе, первый признак опьянения. Самое время сматываться отсюда. Но где взять силы перебороть себя? Я ощущал в себе многопудовую тяжесть. А тут еще надо будет опереться о стол, ничего при этом не опрокинув, пройти через всю залу, а затем - продолжать жить, жить как все... Сен-Тьерри - тому хорошо в своем подвале. Как всегда, в выигрыше остался он!
По-прежнему лил дождь. Я двигался в призрачном мире, обретавшем реальность лишь на краткий миг между взмахами стеклоочистителя. В собор входили люди. В нем они находили прибежище и, быть может, решение всех своих проблем. Лично я искал только места, где бы приткнуть машину. Вот так каждый день кружил я вокруг этих древних камней... Изнутри доносились таинственные звуки пения. Вечерами там иногда зажигались огни, подсвечивая витражи. Может, мне было бы достаточно только войти... нет, не через главный вход - так чересчур торжественно... через одну из боковых дверей... Я не решался... Пока не решался.
Поднявшись к себе в кабинет, я позвонил Меньелю. Тот, в принципе ничего не имея против, заявил, что стоимость работ, но первым прикидкам, занижена. Неужели мне еще придется приплачивать из своего кармана, чтобы вытащить Сен-Тьерри на свет божий? Встречу мы назначили на завтра, на утро. Итак, цена Меньеля не устраивает. Деньги, всюду деньги! У меня одного их не водится. Вот почему на мне висит проклятье!
