— Гриша, — окликнул его из-за полуоткрытой двери адъютант начальника департамента антитеррора Садовый. — Ты, часом, не в курилку?
В курилку Зинчук не собирался, но, понимая, что вопрос коллеги не более праздный, чем большинство вопросов, которыми занималось ведомство его начальника, согласно кивнул.
— Через пять минут. Обратным ходом заскочу.
— Ну, давай, — лениво, как бы между прочим, бросил Садовый. — Я тебя жду.
Со стороны этот разговор двух адъютантов значил не более, чем слова, произнесенные каждым из них. Однако, и первый, и второй офицеры великолепно понимали, о чем идет речь. Ибо, как усердно твердили много знающие злые языки, именно начальник лейтенанта Садового должен был занять место Тимофея Прокофьевича, в скором времени, по сведениям все тех же злых языков, должное стать вакантным. Поэтому, подобная встреча двух лейтенантов в курилке означала куда больше, чем роднившая их пагубная страсть к никотину. Это было формальное согласие на «контакт» и потому, последовавшее вскоре после раскуривания сигареты мира предложение: «встретиться как-нибудь после работы, сыграть партийку-другую в шахматишки», старшим лейтенантом Зинчуком было принято с воодушевлением.
Генерал-лейтенант Банников не был семи пядей во лбу, но ни одной из имевшихся пядей отдавать без боя не собирался. Причина внезапной опалы была ему более или менее ясна. Если отбросить вероятные козни завистников, не имевшие дотоле ощутимого успеха, то вывод напрашивался сам собой — «ядерный доклад». Именно так, по аналогии с ядерным зарядом, именовал он свое многостраничное творение. Что-то с ним было не в порядке.
— Разрешите, Тимофей Прокофьевич! — полковник Коновалец, как всегда, подчеркнуто, по-военному подтянутый, предстал перед начальником.
— Заходи, Геннадий Валерьянович, — устало кивнул ему Банников. — Присаживайся. Чего-нибудь выпьешь?
— Нет спасибо…
— Ну, как знаешь, — он пожал плечами и, подойдя к полированному ореховому бару, достал из него бутылку армянского коньяка. — Что-то мне нынче нездоровится. Все эта чертова сырость, — словно оправдываясь перед самим собой, протянул он. Погода за окном действительно стояла холодная и сырая, впрочем, часто ли на Руси в ноябре она бывает иной? Рюмка коньяка, опрокинутая по «рабоче-крестьянски», залпом, обожгла гортань, и, шумно выдохнув, Тимофей Прокофьевич начал вслушиваться в свои ощущения, наслаждаясь теплом, медленно растекавшимся по жилам.
— Рассказывай, Геннадий Валерьянович, что там у нас нового? — покончив с процедурой коньячной терапии, поинтересовался он.
Полковник Коновалец прекрасно понимал, что именно «новое» интересует генерала, но, увы, ничего обнадеживающего рассказать не мог. Вести, поступавшие с мест, были однообразно скверны. Взрывы, хищения и судебные разбирательства на складах Тихоокеанского флота, бедственное положение полигона под Иркутском, с хранящимися на нем десятками единиц списанного, но вполне боеспособного ракетного оружия, бардак на складах Ленинградской военно-морской базы в Большой Ижоре, где, из-за боеприпасов, вывезенных из стран Балтии, сам черт ногу сломит. А еще склады 14 армии в Приднестровье, а еще, и еще, еще. Где-то, в одной из многочисленных взрывоопасных точек, произошел прокол. Это он великолепно понимал. Система учета дала сбой. И это было совершенно ясно. Однако, катастрофическое количество неблагополучных мест заставляло работать по хвостам, вслед неприятностям, распылять свои силы.
В полнейшем молчании слушая доклад своего помощника, Банников сумрачно разглядывал свои большие руки, не то думая тяжкую думу, не то отыскивая где-то вблизи циферблата часов линию своей судьбы.
— Послушай меня, Геннадий Валерьянович, — наконец собравшись с мыслями, начал он. — Как ты сам понимаешь, положение — швах. Где-то мы с тобой в этом докладе по ядерному оружию дурака сваляли. Но тут, как я думаю, вина не наша. Здесь есть какой-то ребус, который вот так, с разбегу, кавалерийским наскоком, не решишь. Похоже Сам знает что-то, о чем нам не известно. Причем, такое, чего доверять никому не желает. Что бы это могло быть, как полагаешь?
— Поскольку речь идет о ядерном оружии, вероятнее всего предполагать хищение с одного из складов, или же у действующей воинской части соответствующего профиля, ядерного боеприпаса… — начал Коновалец.
— Не дай Бог, конечно, — перебил его генерал и, помассировав сломанную в юности в уличной драке переносицу, добавил, — но очень похоже на правду. Похоже, Президент в этом деле обладает информацией, которой у нас нет, и которой он, по каким-то своим причинам, делиться не желает. Возможно, теперь, после доклада он нам не доверяет. Значит, поиск ведется каким-либо иным путем. Каким? Нам пока неизвестно, но то, что Сам решил пустить такое дело на самотек — я полностью и решительно исключаю. Отовсюду выходит, что вариант у нас один — найти, кто и где ведет следствие, обнаружить, в чем именно состоит угроза, из-за которой Президент начал городить весь этот огород, и сокрушить неизвестного нам пока противника до того, как с ним разберутся люди Президента. Он хлопнул ладонью по столу, где, по закону жанра, должна была бы наличествовать карта с нанесенными на нее стрелками главного удара, но, поскольку таковой не столе не оказалось, там лишь жалобно тренькнула пустая коньячная рюмка. — Полномочия для оперативно-следственной группы, которая будет заниматься этим делом, я обеспечу самые широкие, какие только возможно, а ты Геннадий Валерьянович, займись личным составом. Люди должны быть один к одному, как на подбор. Сам знаешь, какое дело предстоит. И еще, я, конечно, понимаю, спешка нужна лишь при поносе, но, как ни крути, времени у нас крайне мало. Можно сказать, вовсе нет. Так что, не затягивай.
— Разрешите исполнять? — по-военному четко осведомился Коновалец. Подобные мысли были для него не внове, и предполагаемый список группы уже имелся. Так что, на все, про все, послезавтра работа уже могла быть развернута полным ходом.
— Давай, Геннадий Валерьянович. И дай нам Бог удачи.
Подтянутый старший лейтенант, охранявший подступы к своему шефу, вскочил, провожая преданным взглядом помощника его превосходительства.
— Послушай, Зинчук, — повернувшись у двери, произнес контрразведчик. — Если Тимофей Прокофьевич будет меня спрашивать, я поехал к себе в контору. Понятно?
— Так точно, товарищ полковник, — бойко отрапортовал тот. — Сказать товарищу генералу, что вы в департаменте контрразведки.
— Молодец, — кивая головой, похвалил Коновалец. Бравый старлей, поедающий начальство глазами, словно голодающий- гамбургер на рекламном щите, был ему чем-то неприятен. Но что было несомненно, — обязанности свои он выполнял превосходно.
Квартира в старом доме на Басманной встретила Зинчука старомосковским уютом и радушием. Ему, всего три года назад попавшему в столицу по росчерку пера неизвестного кадровика, и ютящемуся с семьей в аварийной служебной хрущебе в Видном, старая профессорская квартира с рядами книг, фортепьяно начала века и фарфоровыми пастушками в духе Ватто казалась до умопомрачения роскошной. Он с нескрываемой завистью посмотрел на лейтенанта Садового, хлопочущего над пузатым тульским самоваром и, тяжело вздохнув, задумался о превратностях судьбы и социальной несправедливости.
Однако, вопреки тяжким вздохам старшего лейтенанта, справедливость, пусть и неизвестная ему, в этом была. Ибо квартира, в которой проживал уроженец Хабаровска Николай Садовый, не многим отличалась от его собственной. Апартаменты же на Басманной, вместе с библиотекой, самоваром и фотографиями на стенах, часть из которых отражала детские и юношеские годы «хозяина» квартиры, были тщательно выдержанной в «духе» декорацией, на фоне которой проистекало множество трагедий, режиссированных НКВД, МГБ, КГБ…, и вот теперь ФСБ.
— Клади сахар, — наливая ароматно заваренный чай в поповский фарфор, предложил Садовый. — Все слаще будет. На работе, поди, сейчас не сладко?
— Верно, — печально вздохнул Зинчук, прицеливаясь ложечкой в сахарницу. — Тут вот какое дело получается…
Он замолчал, отмечая по вспыхнувшему взгляду собеседника, что наступило самое время торговаться и требовать гарантии.
Утром следующего дня рапорт лейтенанта Садового о результатах шахматного турнира на Басманной лежал на столе его начальника.
— Когда в нашей стране кто-нибудь будет заниматься своим делом, — раздраженно кривил губы главный борец с терроризмом, снова и снова пробегая глазами по четким строкам доклада. — В стране похищены ядерные заряды, а я об этом должен узнавать едва ли не из досужих сплетен. Вызови ко мне полковника Данича, — наконец обратился он к своему расторопному адъютанту. — Скажи ему, пусть готовит группу к выезду.