Поезд замедлял ход. Теперь он часто и ненадолго останавливался на всяких пригородных станциях. Подъезжаем. Пора собираться. Я осмотрела купе — мне только постель проводнику сдать. Как говорится, нищему собраться — подпоясаться. Я сложила постельное белье в стопочку и понесла его в купе к проводнику.
В коридоре царило обычное веселое и вместе с тем озабоченное оживление, которое характерно для всякого поезда, подходящего к месту назначения. Я прошла в купе проводника и, не найдя его там, положила свои простынки в общую кучу.
Теперь, наверное, нужно его поискать и сообщить об этом. Чтобы не дай бог не подумал, что я постельное белье решила спереть. Я посмотрела в коридоре — некоторые уже вытаскивали свои вещи из купе, в дальнем тамбуре маячили Дима и Анатолий Борисович — курили. А куда подевался этот чертов проводник?
Я прошла в ближний тамбур, туда, где обычно производится посадка-высадка пассажиров. Только взялась за ручку двери, она открылась. А вот! На ловца и зверь бежит — проводник.
— Надо же, — сказал он, увидев меня, — случиться такому.
Похоже, ему было все равно, кому поведать свою историю.
— А еще приличный человек, — продолжал проводник, почесываясь и снимая с усов какую-то гадость…
Я вдруг вспомнила, что его зовут дядя Вася.
— Я вам постель сдала, — сообщила я, — в общую кучу кинула.
Я стояла вполоборота и уже собиралась уходить. До откровений обслуживающего персонала вагона мне не было никакого дела. Краем глаза заметила идущего ко мне Диму.
— И самое главное, ключи-то зачем коммуниздить надо было? Попросить не мог? А ведь еще на ходу выпрыгивал, наверное, — забормотал проводник про себя, поняв, что я его не слушаю.
Господи, не может быть!
— Кто? — спросила я, прекрасно, впрочем, зная, о ком идет речь.
— Да начальник ихний, — кивнул дядя Вася на подошедшего Диму.
Дима остановился, посмотрел на него, на меня.
— Чего начальник-то? — тихо спросил он, догадываясь по выражению моего лица, что что-то случилось.
Я знаком заставила его помолчать и повернулась к проводнику.
— Дядь Вась, — спросила я, стараясь говорить спокойно, — Никуленко нет в поезде?
— А? Кого? Начальника-то? Да он постель мне занес, сдал и кипяток себе наливать начал. А я постель-то принял и в туалет пошел. Сижу там — слышу, дверь хлопнула, из вагона, значит. Я еще подумал — чего там кому может понадобиться? Вагон-то у нас последний. Выхожу, смотрю — ключей нету. Я в тамбур, — дядя Вася перевел дыхание и вытер рукавом вспотевший от избытка чувств лоб, — смотрю — он, бляха-муха, дверь открыл и наружу выпрыгнул. А чашку свою с кипятком на столе у меня оставил. И вещей своих не взял…
— Дела-а, — протянул Дима.
— Может, спер чего по-крупному? — предположил дядя Вася.
Я молчала.
Сбежал. А я-то дура! Ох, какая я дура! «Мужика жалко, не виноват ни в чем…» То же мне, муки совести ее замучили! Что же делать теперь? Я не знала. А что-то делать надо было немедленно.
— Дима, — сказала я, почти не думая, — думать было некогда, — иди в купе Никуленко, сиди там на его ящиках. Когда поезд подойдет — все равно сиди. Если меня кто-нибудь спросит, узнай, от кого эти люди. Если от Благушина… Фамилию запомни: Благушин. Так вот, если эти люди от Благушина, расскажи им все. Постой, я записку напишу, а то тебе могут не поверить.
Я выдрала из записной книжки страничку. Черканула: «Этому человеку — верить!» Расписалась. Ничего умнее придумать я в тот момент не могла. Ну, да черт с ним. Поезд как раз, замедлив ход, подъезжал к какой-то станции.
— Давно он выпрыгнул? — спросила я у слегка обалдевшего от нашей реакции проводника.
— Н-нет, сейчас только…
Я бросилась в тамбур. Дядя Вася, всплескивая руками, — за мной. Я толкнула дверь. Она подалась. В проеме, покачиваясь, проплыл телеграфный столб. Дядя Вася сзади дернул меня за рукав. Пошел ты… Оттолкнувшись, я прыгнула.
Давно я уже не прыгала с движущегося поезда. Пусть с медленно движущегося поезда, но все же… Прямо как в боевике каком-нибудь. На ногах, конечно, я не удержалась. Впрочем, чего и следовало ожидать. Земля сразу вылетела из-под ног, и я покатилась по щебню — под откос. Ух, приехали. Хорошо, что я надела джинсы, а не юбку. Представляю, как бы я сейчас кувыркалась в таком виде.
Минут пять я полежала, размышляя, не сломала ли я себе какую-нибудь конечность. Все равно, теперь спешить некуда — Никуленко наверняка движется к станции. Нагонит. Если уже не нагнал.
Я снова поднялась на насыпь, где лежали рельсы. Осмотрелась вокруг: типичный урбанистический пейзаж — ржавые трубы, обломки шлакоблоков, прочая дрянь. И ни одного человека вокруг. Надо было хоть спросить у проводника, где мы проезжаем, а то…
Стараясь понять, с чего мне начинать поиски Никуленко, я попыталась представить, куда он мог двинуться. Противоположно движению поезда? По шпалам обратно в Киев? Маловероятно. Может быть, он забился в какую-нибудь трубу, под кирпичами где-нибудь спрятался? Похоже на него, но тоже вряд ли. Скорее всего, конечно, что он решил дойти до Тарасова. Или до любого другого населенного пункта, где он мог бы связаться с Тарасовом или Киевом. Значит, будем двигаться в направлении…
Бах!
Я инстинктивно присела и скатилась с насыпи. Еще два выстрела:
Бах!
Бах!
Стреляли, несомненно, в меня. Вокруг ведь, кроме меня, грешной, никого и не было. Кто? Я тихонько вскарабкалась обратно и осторожно высунула голову. Вроде никого нет. Может, это и не стреляли вовсе? Бывают же слуховые галлюцинации. Я выпрямилась в полный рост. Нет, никого. За огромной грязно-желтой трубой что-то мелькнуло. Я снова пригнулась. Кто-то бежал с той стороны трубы — над ее поверхностью двигалась чья-то голова. Я сразу прикинула скорость его передвижения и расстояние — метров двадцать. Бегаю я, слава богу, пока хорошо — тренируемся помаленьку. Когда этот «кто-то» добежит до места, где труба кончается, его будет там ожидать сюрприз. Неприятный. В моем лице.
Я спрыгнула вниз и со всех ног кинулась к трубе, перепрыгивая через железные прутья, ямы, разбитые кирпичи.
Черт!
Я споткнулась о какую-то дрянь и с размаху растянулась на земле. Вскочила. Бегущий человек остановился, потом, видимо, опираясь на что-то, быстро влез на трубу.
Никуленко!
Ну, а кто еще может здесь бегать?
Секунду мы смотрели друг на друга. Я не могла поверить, что он в меня стрелял. Вот ублюдок! А еще обиженного разыгрывал. Потом он поднял пистолет.
Бах!
Это уж точно не слуховая галлюцинация. Я упала за ближайшую груду мусора.
Бах!
Интересно, откуда у него ствол?
Слева от меня находилось какое-то недостроенное здание, вроде большой кирпичной трансформаторной будки. Метрах в трех. Я вся подобралась и перекинула — лучшего слова не нахожу — себя к ней.
Бах!
Бах!
Сразу видно непрофессионала. Настоящий киллер на его месте давно бы меня прикончил. Я спряталась за стенами будки, прислушалась: никакого движения со стороны противника. Я осмотрелась. По левую сторону от меня лежала такая же огромная труба, как та, за которой скрывался Никуленко. Она тянулась метров на тридцать, к шоссе, пересекавшему железную дорогу. Ага, а там будочка со смотрителем. Ну, как он называется, который шлагбаум поднимает-опускает? Если перебежать к этой трубе, то, прячась за нею, можно добраться до этой будочки, к людям. Что-то Никуленко притих.
— Григорий Львович, — крикнула я, — зачем вы в меня стреляете?
Вопрос, конечно, наиглупейший, но мне просто нужно было определить его местоположение.
В ответ — молчание.
Я рывком перебежала к спасительной трубе. Краем глаза успела заметить, что Никуленко исчез из моего поля зрения. Не маячит. Я выглянула еще раз. Нет его. Может быть, он решил как-нибудь обойти меня? Эх, была не была! Я, опершись на торчащий из трубы кран, вскочила на ее поверхность. Вон он где. Никуленко, спотыкаясь, бежал к шоссе. В своем заляпанном грязью развевающемся плаще он был похож на ворону. Быстро бежит. Для своих лет. И не понятно, кто кого больше боится — я его или он меня?
Я устало опустилась на ржавое железо. Преследовать этого мудозвона у меня не было никакого желания — вдруг случится чудо, и он не промахнется из своего пистолета, — да и сил тоже не было. Я просто смотрела. Ведь, по сути, мне нужно было сказать спасибо, что жива осталась. Спасибо, Григорий Львович!
Никуленко уже стоял на шоссе, размахивая рукой. Голосует. Сейчас тачку поймает и свалит куда подальше. Поймал. «Жигуленок» какой-то остановился. Номер на таком расстоянии разглядеть было невозможно. «Жигуленок» резко развернулся и помчался в сторону города. Это хорошо. Будем искать в городе.
Я спрыгнула с трубы и тоже побрела к шоссе. Нужно и мне как-то выбираться отсюда. Деньги у меня были, но и видок тоже… Густо вымазанные грязью джинсы на коленях продрались, маечка и джинсовая куртка также особой чистотой не отличались. Н-да, ну, ничего, на худой конец сойду за хиппи какую-нибудь.
