Первое, что мне вспомнилось, когда я на другой день проснулась дома в своей постели, — это безумные события предыдущего дня. Тетя Мила на кухне уже готовила очередную утреннюю партию своих плюшек, одновременно напевая какую-то оперную арию. За окном ей весело вторили птицы, в окно своими лучами било яркое июльское солнце. Прекрасный день! В такой день следует встать с хорошим настроением и потом до вечера наслаждаться жизнью! Только вот у меня на душе было, мягко говоря, плохо. Точнее, просто отвратительно!
Встреча с подозрительным типом в коридоре, потом дурацкое (другого слова здесь и не подберешь) заточение на чердаке. Потом триумфальный спуск через люк в потолке на глазах у моих наилюбезнейших клиентов! И в завершение — очередная кровь в артистической уборной Алевтины Павловны. Конечно, никто не усомнился в моих профессиональных способностях, тем более что по-настоящему работать на Скоробогатовых я начинала только сегодня.
Но я сама была ужасно недовольна собой. Наверное, последние гладенькие дела, когда вся моя работа сводилась лишь к присутствию на разного рода фуршетах и презентациях с сытенькими банкирами, не интересующими никого, кроме их ревнивых женушек, окончательно усыпили мою бдительность!
Все, начинаю новую жизнь! С этого момента — больше ни одного прокола!
— Проснулась? — В комнату заглянула улыбающаяся тетя Мила.
— Ага! — ответила я, потягиваясь.
— Тогда я ставлю кофе!
— Ставь! — сказала я, решительно отбрасывая одеяло.
Уже когда я сидела за столом на кухне и уплетала румяные тетины плюшки, запивая их прекрасно сваренным черным кофе, тетя меня спросила:
— Ну и как тебе театральная жизнь?
— Честно? Не очень! Рада, что не воплотила в жизнь свою детскую мечту стать артисткой!
— А когда это ты хотела стать артисткой? — удивилась тетя Мила. — Что-то я такого не помню!
Вроде бы ты родилась уже с погонами на плечах.
— А этого не знали даже родители. В пять лет я твердо решила, что буду актрисой. Правда, я хотела сниматься в кино.
— Представляю, что было бы с твоим отцом, если бы ты попробовала осуществить эту мечту!
— Проклял бы! — засмеялась я. — А потом выдал бы пятьдесят нарядов вне очереди!
* * *
Мы с Алевтиной договорились, что я приеду в девять. Там мы садимся в служебную театральную «Волгу» и едем в театр. Но дома у Скоробогатовых меня ждал очередной сюрприз. Когда я вошла в гостиную в сопровождении Алевтины Павловны, там уже присутствовали Георгий Михайлович и еще какой-то грузный мужчина в хорошем, но уже порядком заношенном черном костюме.
— Доброе утро, Женечка! — Режиссер подбежал ко мне и поцеловал руку.
— Доброе утро! — холодно отреагировала я.
— Познакомьтесь, пожалуйста, с директором охранного агентства «Рекс» Владимиром Александровичем Михайловым.
— Очень приятно! — кивнула я типу в черном костюме.
— У нас возникла небольшая проблема! — продолжил Скоробогатов. — Дело в том, что Владимир Александрович отказывается работать вместе с вами!
— То есть? — Я удивленно подняла брови.
— То есть мы не работаем в связках с другими охранными агентствами, тем более с частными лицами, тем более с женщинами! — подал голос грузный мужчина.
— Не поняла? — Я вопросительно посмотрела вначале на Скоробогатова, затем на его супругу, которая все это время с недовольным лицом стояла в дверях.
— Я даже не знаю, что делать! — развел руками режиссер.
— Тогда кто же знает? — спросила я. — Насколько я понимаю, здесь решается вопрос о том, кто далее будет охранять вашу супругу: я или «Рекс».
И теперь все зависит только от вашего решения.
— Я считаю, что будет лучше, если мы поручим мою охрану Евгении Максимовне! — сказала Алевтина Павловна.
— А я думаю, что с двумя ребятами из «Рекса» тебе будет спокойнее.
— Я склонна больше доверять женщине! — заявила Алевтина Павловна.
— Но здесь речь идет не о женских секретах, а об охране твоей жизни! — замахал руками Скоробогатов.
— Вообще-то, Алевтина Павловна, ваш муж в данный момент совершенно прав! Когда мы подписывали с вами контракт, то брали на себя определенные обязательства по вашей охране! — не вставая с дивана, заявил Михайлов.
— Так где же она, ваша охрана? — зашипела на него Алевтина Павловна. — Только привозите на работу и с работы! А кто вчера был в моей уборной, знаете?
Когда она произнесла последние слова, я скромно потупилась. Я одна знала, но молчала. Зачем этим людям знать о моем проколе? Нет, этот свой вчерашний позор я унесу с собой в могилу!
— Толку от вас никакого — только деньги дерете и ничего не делаете! — Казалось, еще немного — и Алевтина начнет топать ногами.
— Так, ну все — мне это надоело! — Разгневанный Михайлов встал с дивана и решительно направился к выходу, резким движением отстранив при этом Алевтину Павловну.
— Хам! — тихо процедила она сквозь зубы.
— Мой телефон у вас есть! — обернувшись, бросил Михайлов. Затем тяжелая скоробогатовская дверь захлопнулась за ним. Больше этого человека я не видела. И слава богу!
— Что дальше? — спросила я хозяев.
— Ничего! Вы работаете с моей женой! — сказал Скоробогатов и тоже вышел из гостиной. Он явно был расстроен происшедшим.
— Ну вот, Женечка! Видите, как хорошо все получилось! — проворковала мне Алевтина вымученно радостным тоном.
— Что-то мне так не кажется… — усмехнувшись, ответила я.
* * *
На этот раз я всю репетицию сидела в зале как привязанная. Те же резкие выкрики Скоробогатова в адрес актеров, те же банальные сцены из польской жизни периода Второй мировой войны.
Все было, как вчера. Я сидела рядом с паном Годецким, который все также безучастно относился к скоробогатовской интерпретации своей пьесы, откинувшись на спинку кресла и катая в руках неизменный теннисный мячик;
— Вы что — теннисист? — спросила я его.
— Нет! — пожал плечами поляк.
— Тогда зачем вам этот мячик?
— Он успокаивает мне нервы! Знаете, есть такие металлические китайские шарики, которые катают в ладони?
— Конечно! — ответила я.
— А вот мне не нравится холодный металл!
А шерстяное покрытие этого мячика очень приятно на ощупь. К тому же он мягкий и как будто живой!
— Надо же! — усмехнулась я. — Похоже, он заменяет вам домашнее животное!
— Ну вы скажете… — Годецкий улыбнулся и, подкинув мячик метра на два, ловким движением руки поймал его.
— У вас хорошая реакция! — заметила я.
— С детства люблю жонглировать, — ответил Годецкий. — Жалко, что у меня сейчас только один мячик. Было бы три — я бы вам показал класс!
— А почему вам приходится успокаивать нервы?
Не нравится то, что происходит на сцене?
— Почему? Георгий — очень хороший режиссер!
Мне по душе его постановки! Иначе бы я не доверил ему свою пьесу.
— Тогда что же вас беспокоит?
— То, что происходит за кулисами! Этот чертов Алин маньяк!
— По тому, что я уже видела, можно сделать заключение, что его атаки на Алевтину Павловну имеют больше психологическое, нежели физическое воздействие.
— Может быть, и так, но кто его знает, этого психа! — махнул рукой Годецкий. — У меня какое-то нехорошее предчувствие.
— Вы верите в предчувствия?
— Верю! И что самое гнусное — мои предчувствия еще никогда меня не обманывали! — задумчиво сказал Годецкий, не отрывая глаз от сцены, где Аркадий страстно целовал Алевтину Павловну на глазах у ее законного мужа.
— А почему в театре так мало людей? — спросила я.
— Основной состав сейчас гастролирует где-то в Воронеже, — махнул он рукой. — А Георгий в это время решил во что бы то ни стало подготовить новую премьеру. Насколько я понимаю, вас взяли на работу вместо администратора, который сейчас находится с труппой на гастролях?
— А почему у вас в пьесе так мало героев? — решила я сменить тему.
— Почему мало? — удивился он. — Трое — это уже много. Третий-то лишний!
— Пожалуй, да! — согласилась я с логикой автора.
— Кстати, а вы едете на пикник? — спросил вдруг Годецкий.
— На какой еще пикник? — удивилась я.
— У Али день рождения, и она собирается отметить его на Волге.
— В первый раз об этом слышу! — ответила я.
— Думаю, что вас пригласят! Там еще будут директор, его супруга, естественно, Жора, ну и я.
Вот, наверное, и все.
«Конечно, пригласят! — подумала я. — Только не веселиться, а охранять покой Алевтины Павловны».
— А вы не знаете, где будет проходить вечеринка?
— На какой-то турбазе. Жора сказал, где-то в пятидесяти километрах от города.
— Понятно! — кивнула я.
Турбаз вокруг города было предостаточно. В основном это были ведомственные лагеря отдыха, до перестройки принадлежавшие тем или иным организациям. Теперь же практически все они стали самостоятельными предприятиями, активно зазывающими простых граждан насладиться отдыхом на живописных берегах Волги. Обычно подобное «предприятие» представляло собой несколько десятков фанерных домиков и столовую, в которой отдыхающим предлагалась более или менее сносная пища. Вот, собственно, и все. Если к этому добавить довольно высокие цены за это удовольствие, то картина получалась не очень-то привлекательная.
