— Если уж для вас трудная, то для меня просто непосильная. Нет уж, как хотите, а выручайте!
— Что ж, постараюсь! — Майор достал из кармана книжку с бланками и написал повестку на имя Людмилы. — Вот, передайте вашей дочери.
— А зачем вы ее вызываете к себе? — удивился доктор, прочитав повестку. — Насчет угона нашей машины?
— Это только предлог для разговора по душам.
— Прекрасно! — воскликнул Иркутов, кладя окурок в пепельницу. — Задайте ей хорошенькую взбучку!
— Задам, Павел Ильич! — Градов положил в пепельницу свой окурок, незаметно взяв при этом иркутовский…
Когда офицеры сели в машину, майор, взглянув на часы, объявил, что наступило время обеда.
— Отсюда по грунтовой дороге пять-семь минут до моей дачи. Поехали, лейтенант, пообедаем, чуток отдохнем…
Градову с первого взгляда понравились и Иркутов и Людмила, хотя эта взбалмошная девица и нуждалась в хорошем нагоняе, а доктор слишком благодушно относится к ее выходкам. Градову было неприятно, что след тяжелого преступления привел к этой семье.
— Товарищ майор, — сказал Мозарин, — двадцать восьмого числа после двадцати одного часа Иркутовой на даче не было.
— Ладно, — ответил Градов. — Не будем пока ни думать, ни говорить об этом деле. Отдохнем немного. — Он включил радио. — Чайковский! Вот хорошо! Знаете, невропатологи пробовали лечить музыкой расстройства нервной системы. Говорят — успешно. — Градов посмотрел в оконце машины. — Ну вот мы и подъезжаем.
Сынишка Градова в нахлобученной по уши отцовской форменной фуражке командовал на садовой дорожке деревянными солдатиками. Майор нажал на кнопку клаксона. Мальчик оглянулся, увидел знакомую машину и опрометью бросился к отцу.
— Папа! — крикнул он так громко, словно звал своих солдат на приступ. — Папа!
Градов подхватил сына, поднял, поцеловал, понес на террасу.
— Ну, товарищ генерал, рассказывай, как воюешь!
Жена майора поставила на стол миску с холодной окрошкой и стала разливать ее по тарелкам.
— А теперь, Витя, признавайся, — озабоченно сказала она Градову, — как ты оказался среди недели здесь? Не заболел ли?
— Что ты! Просто мы работали рядом, в Вешняках. Спроси у лейтенанта.
— А я вот у шофера спрошу!
— Это верно, Софья Николаевна, — ответил тот. — Там девушка одна на даче живет. Вела машину к Москве и задавила женщину. — Шофер повернулся к Градову и добавил: — Забыл вам сказать, товарищ майор. Когда ходил к колодцу брать воду для машины, разговорился со сторожем. Он сказал, что эта самая Людмила в прошлом году сшибла в Вешняках какого-то старичка. Доктор его целый год лечил, снабжал лекарствами и вдобавок купил ему путевку в санаторий.
Лейтенант получил в научно-техническом отделе сравнительный анализ синей краски из тюбика и краски, снятой с туфли Людмилы Иркутовой. Окурки еще не были исследованы. И лейтенант пожурил за это Корневу.
— У нас сейчас авральные дни, — объяснила Надя. — Понаехали профессора, консультанты, доктора наук, заняты каким-то сверхсрочным расследованием. Текущие дела, страдают…
— А зачеркнутую строчку на записке проявили?
— Нет. На монохроматоре не вышло. Попытаюсь это сделать по-другому.
Она показала на «приказ № 672», стоящий в зажиме репродукционной установки, а потом на большой фотографический аппарат.
— Да, но темпы, темпы!
— Темпы — вещь хорошая, Михаил Дмитриевич. Но анализ — это вещественное доказательство. Тут лучше не торопиться.
— Так, так… Еще мой покойный батька говорил: «Езди по-тиху, не будет лихо». Все это я понимаю: анализы, наука… А следствие? Что ж, прикажете, товарищ эксперт, на волах плестись? А что будет с дежурным 3КБ?
— Товарищ лейтенант! — отчеканила Корнева. — Я, кажется, уже объяснила: можно свести линию, перечеркнувшую строчку, но вместе с ней пропадет и весь текст. Интересно, что вы тогда скажете? И потом, к слову, эта же работа нашего физика, а он заболел…
— Ну хорошо, хорошо! — поспешил согласиться офицер. — Миллион причин: мешают профессора, физики… Не пойму в конце концов, помогает или мешает нам такая наука? — бросил он в сердцах и, пожав плечами, вышел из лаборатории.
Лейтенант сейчас же передал Градову анализ синей краски, подтверждающий, что «Берлинская лазурь» в тюбике и на туфле Людмилы Иркутовой одна и та же. И не удержался: сказал, что он лично еще вчера бы задержал Иркутову. Тем более, что она, по описанию свидетеля Грунина, похожа на ту девушку в «Победе», у которой он попросил спички.
— По-моему, лейтенант, вы привыкли в ОРУДе работать на слишком высокой скорости, — ответил Градов, посмеиваясь. — В Уголовном розыске так дело не пойдет. Тут люди хорошо знают, какую ответственность несут за малейшую ошибку, не говоря уже о неправильном задержании советского гражданина. Опытный врач никогда не ставит сразу диагноза. Он говорит: «Подождем денька два-три». Вот и мы посмотрим, что даст одна версия, другая, а потом будем решать. Помните, что в судебном процессе наше заключение подвергнется строгой проверке! Ведь за уголовным делом номер триста шесть, заключенным сейчас в вашу папку, — судьба живых людей. Стоит вопрос о чести и свободе человека! А его семья? Пра-во-судие! Вдумались вы в это слово? Интересы народа, интересы государства требуют от нас точной работы. Поэтому, лейтенант, криминалист должен быть решителен, но в то же время очень осторожен. Мы не имеем права ошибаться!
Мозарин хотел что-то ответить, но помешал телефонный звонок. Градов взял было трубку, но сейчас же протянул ее лейтенанту. Говорила свидетельница происшествия Клавдия Федоровна Былинская. Она просила принять ее, чтобы сообщить некоторые дополнительные сведения. Мозарин поблагодарил, ответил, что ждет.
— Ну вот, — заметил Градов, — москвичи замечательный народ! Всегда придут на помощь.
Былинская явилась минут через двадцать. На ней было белое платье, соломенная шляпа с широкими полями. И, по совести, она производила немного комичное впечатление.
— Здравствуйте, товарищ Мозарин! — произнесла она громко, усаживаясь на стул. — Нашли серебристую машину?
— Почти, Клавдия Федоровна!
— Мне не терпелось узнать… Лягу спать, а эта женщина стоит перед глазами.
— Вы очень впечатлительны! — посочувствовал офицер.
— Не знаю, может быть. А все-таки, думается, во многом виноваты не шоферы, а наш брат — пешеход.
— Когда как, Клавдия Федоровна.
— Да нет, не говорите. Другая идет по мостовой и головы не повернет. Словно разгуливает у себя в саду. Тут и налетает на нее смерть на колесах.
— Разумеется. Есть еще и владельцы машин, и некоторые начальники, и командиры, которые любят, чтобы их мчали сломя голову.
— Да уж я с моим мужем сколько раз по этому поводу ругалась. Деловой человек — за один час норовит в трех местах побывать! И в министерстве, и в Госплане, и на заводе…
— Что же вы хотели мне сказать?
— А вот что: я видела, как за оконцем машины мелькнуло что-то белое. Но потом я поняла, что водитель очень пригнулся к рулю и у него… у нее была прическа… интересная женская прическа… Словом, я уверена, что это была женщина. И, по-моему, свидетель… Как его?
— Грунин!
— Грунин правду сказал…
— Спасибо, Клавдия Федоровна. Ваше показание приходится ко времени и очень поможет следствию…
Мозарин проводил свидетельницу к выходу и, проходя коридором обратно мимо окна, увидел на крыше маляра, красящего синей кубовой краской рамы чердачных окон. Работал он весело, сдвинув измазанную кепку на затылок и распевал во все горло «Катюшу». Лейтенант постоял, покачал головой: «Синий цвет!.. Синяя „Победа“, синий тюбик, синие рамы, синие глаза…»
— Товарищ лейтенант! — послышался сзади звонкий голос.
Мозарин обернулся. Людмила Иркутова улыбнулась ему, сказала, что пришла по вызову к майору Градову. В руке она держала три веточки флоксов. Мозарин проводил ее к секретарше майора, попросил доложить об Иркутовой. Когда Людмила прошла в кабинет, лейтенант подумал: «Сейчас поднимется такой ураган, что все флоксы облетят…»
А она, едва переступив порог, сказала Градову:
— Так вот вы какой беспощадный! В такую жару вытащили бедную девушку в город. А я терпеть не могу уезжать с дачи. Разве только на футбол. И то — с дачи прямо на стадион!
Она бесцеремонно взяла графин, налила воды в стакан, опустила в него веточки розово-белых флоксов.
— Извините, что пришлось вас побеспокоить, — сказал Градов. — Мне нужно было сообщить вам, что мы нашли человека, угнавшего вашу машину.
— Я очень рада, дорогой майор! Можно полюбопытствовать, кто он?
— Разумеется! Это вы, Людмила Павловна!
Девушка вздрогнула, но тут же, овладев собой, расхохоталась.
