— С-с-сестричка, — услышал, как заскрипели от ярости резцы у «жениха». — Она что, дура?
— Нет, она умненькая. Дурачок ты. Сам виноват. Куда кинулся, сломя голову. Ничего себе не сломал?..
— И-и-издеваешься… Да я ей!..
— А что такое? — наивно спросила Евгения, словно не зная корневой сути случившегося.
— Б-б-бить ниже пояса…
Я поняла, что лучше будет, если удалюсь в комнату и пережду потенциальный смерч по имени Максим.
Весело начинается твоя столичная жизнь, Машка, говорю себе, как бы не пришлось плакать. Ладно, не будем о грустном, решаю и сажусь «рисовать» лицо. Макияж — целая наука, совершенно непонятная мужчинам, равно, как женщинам неясно, зачем каждый день сильная половина скребет бритвами щеки.
Хотя возникает справедливый вопрос: зачем красоте краски, туш и тона? Может, для того, чтобы, меняя внешнее лицо, менять свое внутреннее содержание?
Девочку-простушку-провинциалку — пожалуйста. Женщину-вамп пожалуйста. Зовущую-влекущую — пожалуйста. Или лучше — деловую мадам, для которой дело превыше всего. Именно так — деловая девушка: легкие тона, подчеркивающие невозмутимость и строгий стиль её лица.
Прекрасно! Изменю внешность до неузнаваемости, чтобы Максим Павлов принял меня за другую, шучу я. Бедняга, мне даже его жалко: лететь в романтическом угаре в джакузи и получить подлый удар ниже ватерлинии. Не каждый выдержит такого резкого перехода из состояния воодушевленного подъема к болезненному общему не стоянию.
Думаю, надо сделать вид, что ничего не случилось. Ровным счетом ничего не случилось. С кем не бывает. Хотя представляю, что будет с мамой, если не дай Бог, она узнает об этом казусе. Старшему брату Олегу Павловичу несдобровать. И поэтому лучше молчать — всем нам. И делать вид, повторю, что ничего не произошло.
Выуживаю из бездонного чемодана серый брючный костюмчик и белую блузку. Она легка и слегка прозрачна. Переодеваюсь и начинаю походить на девушку, готовящуюся к собеседованию с работодателями. «Добрый день. Я Маша Платова», улыбаюсь своему зеркальному отражению. «Да, мечтаю работать в вашем модельном агентстве. Ах, вы хотите увидеть мою походку? Пожалуйста! И пуговку расстегнуть на кофточке? Пожалуйста. Наклониться? А это видели!» — И показываю невидимому неприятному похотливцу средний палец — всемирный знак протеста.
— Эй, что за театр мимики и жестов? — в комнату заглядывает Евгения. Все ещё сражаешься?
Я смущаюсь, бормочу чепуху в свое оправдание. Женя посмеивается, толкает меня в спину: пошли обедать, бесхитростная моя родная сестра.
— А как… он? — решаю спросить.
— Лучше всех, — отмахивается девушка. — Ему даже это полезно. В профилактических целях, — и, приблизив свое лицо к моему, предупреждает: И не думай отбивать, убью.
Я озадаченно смотрю на Евгению. И мое удивление настолько искренне, что она смеется и говорит, что пошутила. Пошутила? Какие-то странные шутки? Не так ли?
Мы отправляемся в кухню. У газовой печи согбенно стоит тот, кого зовут Максим, и помешивает суп в кастрюльке. На сей раз, он одет и вид у него задумчивый, словно решает некую задачу:
— Так сыпать или не сыпать, — спрашивает вслух, — соль?
— На ваше усмотрение, кок, — отвечает Женя. — Познакомься, это Маша. Впрочем, вы уже познакомились, — не без колкости замечает.
— З-з-здрастье, — выдавливаю из себя.
— Привет, — мрачнеет Максим, выразительно двигая мужественной квадратной челюстью. — Суп по моему рецепту. Называется «Летний». В кипяток бросается плавленый сырок и все это размешивается.
— А вы, товарищ, повар, — ехидничает Евгения, и я понимаю, что она своим поведением напоминает мне мою маму. Вот что значит — гены. — Мария, режь хлеб, — руководит сестра.
Скрывая улыбку, начинаю выполнять высшее указание. Нарезаю хлеб и украдкой рассматриваю Максима Павлова. В нем чувствуется странная сила помимо физической. Такое впечатление, что он защищен некой верой. Трудно передать словами первые свои ощущения, но это было так: человек, уверенный в себя.
Лицом был худощав, с подвижной челюстью, подтверждающей упрямство и наличие воли. Короткая стрижка — не к бандитскому ли братству принадлежит наш Максимушка? «Наш» — ловлю себя на этом определении. Любовь с первого взгляда? Нет, конечно, просто человек вызывает симпатию. А таких сейчас мало.
— Господи, Маша, — голос Евгении, — на целую роту режешь?
Я обнаруживаю под рукой гору хлеба — действительно, что за чертовщина со мной происходит?
— Так, девочки и мальчики, — говорит сестра. — Руки вы помыли, теперь берите ложки.
— Мать, ты как наши командиры, — не выдерживает Павлов.
— Р-р-разговорчики в строю, — грассирует молодая хозяйка. — А то ложкой по лбу звездану!
— И зазвездит, — садясь за стол, признается «жених».
Мы заговорщически переглядываемся с ним, пока строгая сестра стоит к нам спиной, наливая суп в тарелки.
— Я все вижу, — выразительно говорит.
— Что, милая? — смиренно интересуется Максим.
— Маша строит тебе глазки, а ты — ей.
— Террор, — разводит руками «суженый». — Хорошо, что меня не видят отцы-командиры и мои боевые товарищи.
— Боевые товарищи? — не понимаю я.
И мне объясняют, что Максим оканчивает академию ФСБ. ФСБ? Да, Машенька, времена меняются, а служба безопасности, как была, так и будет. Нужно уметь защищать себя и свои интересы — в государственном масштабе.
— И в личном, — говорю я.
— Что? — не понимают меня.
— Уметь себя защищать.
— Это я уже испытал на собственной шкуре, — признается Павлов. Кстати, удар профессиональный.
Я смущенно признаюсь, что занятия тэквондо не прошли для меня даром. Мои новые друзья поражены: как, я занимаюсь боевыми искусствами? Так точно!
— Погоди, — волнуется двоюродная сестра. — А мне говорили: ты мечтаешь стать топ-моделью. Я даже тут своих подруг подняла. По тревоге. Они, кажется, уже провели разведку боем.
— Я гармонично развитая личность, — валяю дурака. — И могу все, уточняю. — Практически все.
— Ребята, а давайте выпьем, — предлагает Максим. — Нельзя, но за гармонично развитую личностью можно!
— Пусти козла в огород, — ворчит Евгения, но тянется к шкафу. — Есть «Улыбка», — сообщает, открыв створки. — Поулыбаемся, господа?
Через час я сидела на воздушном облаке и болтала ногами. И улыбалась во весь рот, чувствуя себя арлекином. Арлекин на облаках прелестно-прелестно. Видела бы меня мама? Впрочем, о маме плохо вспоминается, когда сидишь в тепленькой веселой компании.
Мы распивали бутылку сладкого вина, говоря обо всем и ни о чем. Было такое впечатление, что я знаю своих «собутыльников» лет сто. Они были милы и относились ко мне с родственной доброжелательностью.
— Маша, а ты уверена, что тебе это надо? — интересовалась Евгения.
— Что именно?
— Но эта… Высокая мода. Там — другой мир. Там свои законы. Там свои кумиры, свои боги…
— Она — тоже как богиня, — вмешивался Максим. — В приличном смысле этого слова.
— Как дам ложкой, — грозилась Женя. — Для тебя — я богиня. Понятно?
— Милая, ты не понимаешь…
— Все я понимаю, — и мне. — Маша, ухо надо держать востро. С такими супчиками.
— Она и держит, — грустил Максим. — Кулачки.
— Все, тебе пора, мой друг, — требовала Евгения.
— Куда?
— Повышать боевую и политическую подготовку! Как показывает практика, ты ещё недостаточно подготовлен для нестандартных ситуаций.
— Ну, мать…
Мне было приятно сидеть на облаке удовольствия и слушать легкомысленную болтовню новых для меня людей. В них чувствовалась сила и уверенность столичных жителей. По сравнению с ними я выглядела простосердечной провинциалкой, прибывшей покорять подиумные высоты в кедах. Кажется, мне ещё учиться и учиться, чтобы чувствовать себя легкой, свободной и независимой от тех или иных обстоятельств.
— Все, девочка устала. И от тебя в том числе, — решительно заявила Евгения, провожая навязчивого жениха. — А у нас впереди тяжелый вечер.
— А я?
— У нас будет девичник.
— Если родине надо, я тоже буду девочкой.
— Исчезни с глаз моих.
Я слышала эти голоса, раздающиеся из прихожей, и чувствовала, как приятная усталость обволакивает мое тело. Мне хватило рюмочки «Улыбки», чтобы губы склеились в улыбку и не расклеивались. Вот теперь буду ходить по подиуму, как дурочка, сказала я себе. Великолепно, Маша, продолжай в том же духе и через год превратишься в страшненькую спившуюся грымзу.
И с этой мыслью засыпаю и вижу родное море, оно празднично искрится под летним скучающим солнцем. Бетонные волнорезы уходят в море и напоминают подиумы. Да, это и есть подиумы, понимаю я. И по ним ходят не обжаренные пляжники в обвислых купальниках, а прекрасные, полуобнаженные и длинноногие дивы. И у каждой из них на руке — бирочка с цифрой. И вижу вдруг себя — да, это я, топ-модель с цифрой «7». «Семерка» моя любимая цифра, говорю себе во сне, значит, все будет хорошо. Все будет даже лучше, чем хорошо. И слышу, как мне рукоплещет волнами море…
