— Экономические преступления сейчас в большой моде, — продолжал Витя. — А ты у нас девушка с претензиями на моду. Так что, я думаю, здесь «капустой» пахнет…
— Трепло ты, Самойлов, — не удержалась я.
— Нет, я не трепло. Я просто констатирую особенности криминогенной обстановки. А вот с тобой, Иванова, вечно проблемы, — не отставал Витя. — С твоими способностями могла ведь все в рабочее время провернуть. Так нет же, ожидаешь, пока закончится рабочий день, и начинаешь действовать только тогда, когда все нормальные люди уже отдыхают. За что ты нас так, Иванова? Мы к тебе всей душой, а ты нам график работы рушишь. И ведь знаешь — в нашей организации сверхурочные не платят…
От его трепа мне не то чтобы легче стало… Когда видишь убитого человека, легко не бывает. Да еще убитого на пороге своей квартиры… Просто я, кажется, почти пришла в себя и снова обрела способность соображать.
Венечка же не любил подобные шуточки. Венечка у нас человек серьезный, строгий и до занудности положительный. Так что он очень неодобрительно смотрел на Самойлова. Да и на меня тоже… Хотя и готов был защищать меня от всех врагов и всех напастей.
Привлеченные шумом, стали появляться соседи. Мельников самым вежливым образом попросил их не мешать следствию и вернуться в квартиры. Пообещал, что с ними непременно поговорят в самое ближайшее время. Потом прибыла машина с фотографом и разными-всякими экспертами. На лестничной площадке стало совсем тесно.
— Ну что ж, — Мельников выпрямился и тщательно отряхнул брюки. — Раз все в сборе, начинаем работать. Татьяна, от тебя сейчас никакого толка. Иди к себе в квартиру и отдыхай. С тобой позже поговорим. Витя, ты бы посидел с девушкой, поразвлекал, чтобы она не скучала. Заодно и чайку попьешь. Она добрая, она тебя чаем непременно угостит. И давайте побыстрей, — поторопил он нас, — освобождайте площадку, а то здесь повернуться невозможно.
Мы с Самойловым и ушли. Я сбросила туфли, забралась с ногами на диван и стала переживать. А Витя, ни слова не говоря, отправился на кухню. И вскоре появился оттуда с двумя большими чашками горячего черного кофе. Он поставил их на маленький столик возле дивана, на котором я переживала, вернулся на кухню и снова появился — принес «Золотую коллекцию», которую я неосторожно оставила там. Витя обожает сладости и теперь все конфеты — почти полкоробки! — слопает без зазрения совести. И черт с ними, пусть лопает! Больше всего мне сейчас не хотелось остаться одной. Уж лучше сидеть с Самойловым без конфет, чем с конфетами, но одной, без Самойлова.
Витя присел возле меня, сразу же оприходовал самую крупную конфету и стал попивать кофеек. Потом осторожненько, чтобы я, упаси бог, ничего не подумала, стал задавать мне разные вопросы.
Но я ведь тоже не дура. Понимаю же, что раз я нашла труп, да еще не где-нибудь, а на пороге своей квартиры, то меня должны допросить по всем правилам. Правила-то, протоколы разные оставили на потом, потому что в моей невиновности никто не сомневался, но выяснить все, что я знаю, надо было как можно быстрей…
— Долго ты нас ожидала? — осторожно начал Витя. Как будто сам не знает, что приехали они минут через пятнадцать после моего звонка.
— Да нет, позвонила, вы сразу и приехали. Быстрей, чем я думала.
— Да, приехали мы сюда быстро, — согласился Самойлов. — Мельников водителя отстранил и сам машину вел. От него весь встречный транспорт шарахался. И люди тоже. Хорошо, никого не сшиб и ни в один столб не врезались. А этот, значит, здесь уже лежал, когда ты пришла?
Я утвердительно кивнула: дескать, лежал уже.
— Кто такой, не знаешь?
— Нет, не знаю.
— Может быть, встречала где-нибудь, видела?
— Нигде не встречала и никогда не видела. Это точно. Лицо характерное. Я бы запомнила.
— Расскажи-ка ты мне тогда, матушка, все, что знаешь, — перестал он наконец тянуть резину и приступил к серьезному разговору.
А я к этому времени тоже хлебнула как следует крепкого кофейка, так что вполне связно рассказала, как вернулась домой, как увидела лежащего и приняла его за бомжа, и все остальное.
Самойлов задумался.
— А дело ты сейчас какое ведешь? Этот убитый не может быть с ним связан?
— То-то и оно, что никакого дела я сейчас не веду. Я и гулять пошла оттого, что совершенно свободна. И потом, если я кому-то наступила на любимую мозоль, то и стреляли бы в меня, а не в неизвестно кого…
Витя машинально, по-моему, даже не замечая этого, закинул в рот еще пару конфет.
— Но ведь на твоей лестничной площадке его убили, перед твоей дверью, — напомнил он. — С чего бы это его к тебе пришли убивать?
— Ты забыл сказать, что и в моем подъезде. А у нас в подъезде, между прочим, более двадцати квартир. И нужного ему человека убийца мог встретить на любой лестничной площадке. На той, где ему стрелять удобно. Может быть, моя лестничная площадка ему больше всего понравилась. Уютно у нас здесь, чистенько, освещение хорошее, и подниматься высоко не надо — третий этаж.
— Правильно рассуждаешь, — не мог не согласиться Самойлов. — И все-таки… Когда человека убивают, я в случайности не особенно верю.
— И ты правильно рассуждаешь…
Конфеты в коробке убывали с катастрофической быстротой.
— Значит, у тебя никакого представления о том, кто это такой и почему в него стреляли?
Ну точно: он думал, будто я что-то знаю, но не хочу рассказывать.
— Витя, даю тебе честное слово, что не имею никакого представления о том, в чем здесь дело.
— А что ты вообще об этом думаешь?
— Ничего не думаю, — откровенно призналась я. — Думаю, что надо показать его всем жильцам подъезда. Может быть, он к кому-то шел. Может быть, кто-то его знает. Может быть, он даже живет в нашем подъезде. Видишь — сплошные «может быть». Я ведь здесь почти никого не знаю, соседку только да еще пару бабулек. Каждый живет сам по себе… Ни друзей, ни врагов. Современный жилищный комплекс. Дом, в котором многие годы живут незнакомые друг с другом люди.
— Вполне может быть, что и живет он здесь, — Самойлов задумался. — Я вот сейчас прикинул, и получается, что заказные убийства чаще всего происходят по месту жительства. Когда человек идет на работу или когда возвращается домой. Так киллерам, очевидно, удобней. Точно знают, когда и где надо ждать.
Витя с сожалением посмотрел на оставшиеся в коробке три конфеты, вздохнул, накрыл коробку крышкой и отодвинул в сторону. Великая сила воли у Самойлова! Как раз таким людям в милиции и работать…
— Бабкам его непременно надо показать, — посоветовала я. — Есть у нас такие, человек пять. Они весь день на скамеечке у входа в подъезд сидят. Эти бабульки все видят, все слышат и все знают. Если они хоть раз видели его в нашем подъезде, то вспомнят и все, что знают, расскажут. Только, по-моему, не всему верить надо. Они о чем не знают, тоже рассказать могут.
— Ну, это на поверхности лежит, — не оценил Самойлов моего совета. — Ребята сейчас всех опрашивают. И с твоими старушками тоже поговорят, будь уверена. А чего-нибудь дельного надумать не можешь? У тебя же нестандартный образ мысли. Подумай, Татьяна…
А я ничего дельного надумать не могла. Я вообще, можно сказать, думать сейчас не могла. В таком дурацком состоянии мне никогда еще бывать не приходилось. Я совершенно не могла себе представить, кто такой этот мужчина и за что его убили. Во всяком случае, казалось мне, убивать его на пороге моей квартиры не имело никакого смысла.
Так мы и разговаривали с Витей. Он задавал вопросы, на которые у меня не было ответов. Я с тоской выслушивала его и отвечала примерно одно и то же: «нет», «не знаю», «не имею никакого представления». А потом пришел Мельников. Он посмотрел на Самойлова, и тот пожал плечами.
— Так, — определил Мельников, — ничего толкового ты, Танька, не сказала.
— Ничего толкового, — согласилась я.
— И мы ничего толкового не выяснили, — признался Мельников. — В карманах у него зажигалка, пачка сигарет, носовой платок и немного денег. Ни паспорта, ни записной книжки, ни справок каких-нибудь. Вообще ни одной бумажки. Все бумажное кто-то, кажется, забрал. Спрашивается — зачем? Жильцы подъезда его не опознали. Он и не живет здесь, и знакомых у него в этом доме вроде бы нет.
— Бабок приглашали? — спросила я. — Есть у нас тут такие старушки…
— Приглашать не пришлось. Они сами все явились: четыре энергичные старушенции, борцы за социальные преобразования. Строем пришли. Слышали бы вы, с каким удовольствием они рассказывали обо всех, кто живет в этом подъезде. И о тебе, Танька, между прочим, тоже кое-чего рассказали. Так что узнали мы много интересного. Оказалось, что живут здесь в основном личности довольно подозрительные: ездят на машинах, держат громадных собак и кормят их мясом. А жены их ходят в золоте и в мехах.
