– Это тоже важно, – заметил Тавров. – Пока что мне никто не высказал своего личного впечатления о Брене.
– Я его видел всего несколько раз, так что могу в чем-то и заблуждаться, – предупредил Шон. – Я писал статью о доминиканцах в России и беседовал на эту тему с Бреном. Из этого разговора в основном и сложилось мое мнение о нем. В остальном: образован, хорошо владеет вопросами истории религии, обаятелен, приятный собеседник.
– С такими качествами только в разведке работать или вором на доверии, – проворчал Тавров.
– Не унывайте. Лучше выпьем за то, чтобы нас как можно реже посещали мрачные мысли и пессимизм, – предложил Шон.
* * *
Едва Тавров вышел из ресторана, как ожил его мобильник. Это был Далинский.
– Как дела, Валерий Иванович?
– Помаленьку.
– А вы где сейчас?
– Возле Белорусского.
– О! А я по Ленинградскому проспекту еду! Давайте я вас подберу и до дома довезу.
Искушение было слишком сильным, и Тавров согласился. Он вышел на Тверскую, а минут через десять уже сел в машину Далинского. Впрочем, счастье было недолгим: не успели они доехать до Маяковской, как Далинский остановил автомобиль.
– Опять начинается! – с досадой воскликнул он, открывая дверцу.
– Что случилось? – озабоченно поинтересовался Тавров.
– Похоже, игольчатый клапан, – отозвался Далинский, вылезая из машины. – Сейчас посмотрю.
Он открыл капот и погрузился в изучение внутренностей детища советского автопрома. Тавров попытался устроиться поудобнее на сиденье. Вытянуть ноги не удавалось, и Тавров заерзал, пытаясь найти удобное положение для затекших конечностей. Он случайно задел крышку «бардачка», та внезапно откинулась, бесстыдно открывая содержимое. Тавров хотел захлопнуть крышку и вдруг увидел нечто, что не могло оставить его равнодушным. Он увидел свою визитку, приколотую степлером к свернутой в трубку бумаге. Искушение было слишком сильным. Тавров развернул бумажную трубку: это оказался лист бумаги из факса. В глаза бросилась слегка размазанная фотография, и Тавров не сразу понял, что на снимке изображен он сам. И только после этого его глаза лихорадочно забегали по тексту факса.
«Тавров, Валерий Иванович, полковник милиции в отставке…» Далее шло анкетное изложение его биографии, а в последнем абзаце пересказывалось нечто, что не могло быть указано ни в одной официальной анкете: «Близкий друг ясновидящей и Хранителя Ордена Антонитов Ефросиньи Пустовойтовой и Наблюдателя Ордена Антонитов отца Иоанна (Белиссенова). Проходил как свидетель в деле об убийстве викария ордена «Опус Деи» отца Игнатия (Вадима Гольдштейна). Причастен к исчезновению Книги Агриппы и Кольца Соломона».
Тавров краем глаза уловил движение Далинского, закрывавшего капот, и успел сунуть листок обратно в «бардачок». Перед этим он запомнил дату и время получения факса: 6 часов 33 минуты того дня, когда Далинский явился нему в офис подписывать договор о поисках Брена. Ого!
– Валерий Иванович, мне очень неудобно, но вам придется дальше добираться самостоятельно, – огорченно сообщил Далинский. – Не могу понять, что случилось с моей старушкой, придется временно оставить ее здесь.
– Ну что вы, нет проблем! – улыбнулся Тавров и заспешил к входу в метро. Улыбка словно приклеилась к щекам, лишь одна мысль сверлила сознание: «Ах ты, сукин сын! Так ты не случайно ко мне пришел! За одну ночь успел справки обо мне навести! Н-ну, господин источниковед, вы у меня со своим фра Арнольдо дождетесь! И все, кто за вами стоит, тоже не обрадуются!»
Прилетев в Сочи, Тавров прямо из аэропорта позвонил Семенову и предложил встретиться. Тот иронически отозвался:
– Нет проблем. Прилетайте в Сочи, и поговорим.
– Я уже прилетел, – невозмутимо сообщил Тавров, наслаждаясь минутным замешательством Семенова. Тот помолчал, затем спохватился и ответил:
– Ну… раз так, то подъезжайте ко мне в гостиницу. Я живу в частной гостинице «Крутая горка», на Медовой улице. Если ехать из центра Адлера, то это по правую сторону… выйти надо у санатория «Знание». Давайте встретимся вечером, часов в семь. Будет шашлык. Вас это устраивает?
– Вполне! – согласился Тавров.
Итак, о встрече он договорился, теперь надо устроиться в гостинице. Из багажа у Таврова была только спортивная сумка, поэтому он спокойно прошествовал мимо толпы дожидавшихся своих чемоданов пассажиров и направился к стоянке автобуса.
Несомненный плюс Адлера для приезжих: город начинается прямо от аэропорта, и в этом же состоит столь же несомненный минус для отдыхающих, опрометчиво расположившихся на недостаточном удалении от взлетной полосы.
Тавров планировал улететь в Москву завтра днем. Дорога его чрезвычайно утомляла, неплохо бы выспаться ночью, потому Тавров предпочел проехать подальше от аэропорта. Как оказалось, и санаторий «Знание» находился на противоположном от аэропорта конце города.
Тавров с аппетитом пообедал в ресторане и снял одноместный номер на сутки в гостинице «Фрегат». Сходил на пляж, искупался, прогулялся по курортному городку. Вернувшись в номер и приняв душ, Тавров посмотрел на часы. Около шести. Пора идти на встречу с Семеновым.
Семенов встретил его на автобусной остановке. Гостиница «Крутая горка» оказалась четырехэтажной виллой, расположенной на склоне горы, метрах в ста от дороги. В уютном зеленом дворике под широкими листьями пальмы имелся крохотный бассейн с рыбками, а чуть подальше – бассейн побольше, там днем купались дети: на краю бассейна к ступеньке приткнулась забытая детская игрушка. Хозяин гостиницы жарил шашлык в беседке под черепичной крышей, на терраске примыкавшего к вилле двухэтажного дома за столиками сидели постояльцы и пили вино. Курортная идиллия.
Семенов принес пару банок «Балтики», и они с Тавровым расположились в шезлонгах возле бассейна.
– Как вы считаете, могла на ноутбуке Брена стоять программа, которая в случае несанкционированного доступа уничтожает содержимое винчестера? – спросил Тавров.
– Трудно сказать, – пожал плечами Семенов. – Вообще Витя всегда был осторожным и предусмотрительным человеком. Именно поэтому мне трудно поверить в его исчезновение. Если бы он отправился на встречу с опасными людьми, то обязательно оставил бы какие-нибудь указания: куда идет, зачем… Разве что он уж совсем не ожидал ничего плохого. Витя не выглядел скрытным человеком, но он не любил посвящать в свои дела других людей. У нас с ним нет общих знакомых. Я даже не знаю, с кем он встречался последнее время… я о женщинах говорю. А женщины у него явно были… хотя вряд ли имелась постоянная подруга. Витя не любил длительные связи, не больше полугода даме уделял…
– А он не мог ввязаться в какую-нибудь авантюру и просто недооценить возможной опасности?
– Вряд ли… – задумался Семенов. – Разве что дело представлялось ему исключительно важным. Он вообще бывал очень целеустремленным, если считал, что игра стоит свеч. Еще когда мы учились в пятом классе, произошел такой характерный случай. Витя не был, что называется, отрадой учителей: вечный выдумщик и заводила. А отец его, Генрих Иосифович – царствие ему небесное! – строгий был человек. Классный руководитель замечания в его дневник писала… да и двойки тоже случались, ведь это только в старших классах мы за ум взялись, стали за аттестат бороться. Ну, и выдергивали мы страницы из дневников, да вот беда: страницы-то были пронумерованы типографским способом. И вдруг в наш класс пришел новенький мальчик, приехал из Еревана. И в его дневнике, отпечатанном в ереванской типографии, страницы пронумерованы не были. Рви, не хочу! Мы все просто позавидовали, а Витя поехал на вокзал и уговорил проводника поезда Москва – Ереван привезти ему такой дневник. И через неделю уже спокойно выдирал страницы с двойками. Вот так!
– А вам, как другу, он не подарил такой же дневник?
– Разумеется, нет! – рассмеялся Семенов. – Понимаете, нужно знать Витю… Для друга ему ничего не жаль, но ведь два таких дневника в одном классе – это еще случайность, а три-четыре – уже закономерность! Учитель обратит внимание, заставит вручную пронумеровать страницы – и привет!
– А почему Брен вдруг ударился в религию? – спросил Тавров.
– Кто же знает? Я помню одного доктора наук, делавшего успешную карьеру, так он вдруг все бросил и ушел в монастырь. А Витя еще такую новость от отца узнал, когда тот умирал… Немудрено ли? Прожить тридцать лет евреем и вдруг узнать, что он на самом деле немец, да еще из дворянского рода! А вы ведь помните, что тогда творилось в стране? Развал, разгул коррупции и преступности, безработица, инфляция. Вот Витя и рванул в Германию как этнический немец. И родственник у него там обнаружился, родной брат его деда.
– А почему же он в Россию вновь вернулся?
– Родственник этот умер и состояния никакого не оставил, – пояснил Семенов. – А тут Вите работу в Москве предложили неплохую, он и приехал. Германское гражданство у него осталось, так что с поездками в Европу – никаких проблем. Чем плохо?
