Все смотрели на нее ожидая, особенно Лайам.
— Вообще-то я собиралась идти белье стирать, — произнесла Бриджит. — Не ходить же в грязном исподнем только из-за того, что мы пленники. Если кому-то из вас понадобится пойти за мной, милости прошу, хотя это весьма глупо. Вы знаете, что я никуда не убегу. Здесь, в ваших руках, моя семья. — Не глядя на Пэдди и Дермета, она отправилась в спальню собрать белье. Никто за ней не пошел.
Вечер тянулся медленно. Обстановка до того накалилась, что всякий раз, когда кто-то делал резкое движение, или чей-то нож звякал по тарелке, или Лайам ронял вилку, все напряженно застывали, а стоявший в дверях Шон направлял на них пистолет.
Бриджит мыла посуду, а Лайам вытирал ее. Спать они отправились, как и было приказано, в девять часов.
Едва дверь в спальню затворилась, Коннор повернулся к Бриджит.
— Почему ты подчиняешься им? — сердито выпалил он, и лицо его потемнело от гнева. — Как могу я выстоять против них, если ты все время противишься мне?
— Тебе не выстоять, — устало ответила она. — У них пистолеты. — Она стала раздеваться, убирая юбку и блузку в гардероб.
— Не стой ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю! — Голос у мужа дрожал.
Бриджит повернулась. Прошел всего один день, даже ночь еще не прошла, а он уже не мог владеть собой, потому что ничто не было в его власти. Она смотрела на него не мигая.
— У нас нет выбора, Коннор. И я не противлюсь тебе, а просто не вывожу из себя, когда это бессмысленно. Кроме того, я уже привыкла делать то, что мне велят другие.
— Что ты хочешь этим сказать?
Бриджит снова повернулась к гардеробу.
— Ложись спать.
— Тебе все равно, так ведь? Ты считаешь, что я должен уступить, согласиться на любые их требования, выкупить сейчас нашу свободу, сдав все, за что мы сражались всю свою жизнь!
— Я понимаю, что этого ты не сделаешь. — Она продолжала раздеваться. Чтобы занять себя, принялась отыскивать чистую ночную рубашку взамен выстиранной. — Ты не оставил себе места. Не думаю, что и у них оно осталось. Вот в чем беда всех нас — мы заложники прошлого, которое сами же создали. Ложись спать. Даже если проторчишь всю ночь на ногах, делу этим не поможешь.
— Ты труслива, Бриджит. Вот не думал, что когда-нибудь мне будет стыдно за свою жену.
— Ты, я полагаю, вообще об этом не думал, — заметила она в ответ. — Обо мне, я хотела сказать. — Прошла мимо него, надевая ночную рубашку, на свою сторону кровати.
Некоторое время Коннор молчал. Потом она услышала, как он раздевается, вешает одежду в гардероб, затем почувствовала, как слегка колыхнулась постель, когда муж улегся.
— Я прощу тебе это, потому что ты напугана, — высказался он наконец.
Бриджит не ответила. Она не помогала ему и оттого чувствовала себя виноватой, но на самом деле если что и мешало общению с супругом, так это его непримиримость. Речь шла о принципе, и Бриджит понимала, что Коннор ничего не сможет поделать, во всяком случае, сейчас.
Много лет муж распоряжался ею как хотел, точно так же, как теперь Дермет распоряжался им. Была в этом и ее вина — что подчинялась. Она мечтала о мире, хотелось, чтобы глава семьи был счастлив — не всегда ради него, а ради себя. Ведь тогда он делался добрее и больше походил на того человека, каким ей хотелось его видеть, — человека, который радуется мелочам не меньше, чем великому, и который любит ее. Ей следовало быть честной… много, много лет назад.
А сейчас ей не под силу даже Лайама уберечь от разочарования, которое стало страшить его сильнее, чем угроза насилия со стороны Дермета или Шона. Она ничего не может поделать.
Бриджит скользнула к краю постели, еще чуть-чуть отдаляясь от мужа, и притворилась спящей.
На следующий день стало хуже. Сдержанности стало меньше, срывы сделались грубее. Заняться было нечем, и все они сгрудились внутри коттеджа. Шон, Пэдди и Дермет, сменяясь, караулили и спали по очереди. Они наглухо заколотили гвоздями окна, воздух в доме сделался спертым, и выбраться из помещения можно было только через одну из двух дверей.
— Чего, черт возьми, они дожидаются? — допытывался Коннор, когда они с Бриджит оставались наедине в спальне, а Шон караулил у дверей.
— Не знаю, — отвечала она. — Я не знаю, что может произойти. Ты не собираешься менять свое решение, они тоже. — На самом же деле она думала в этот момент о Билли с Иэном, которых убили у них на глазах и закопали где-то на склоне холма, но признаваться в этом не хотела. Иначе ей пришлось бы задуматься над последствиями убийства и над возможностями, которые после него исчезли.
— Тогда чего же они дожидаются? — повторил он. — Потребовали у кого-нибудь денег? Или собираются держать меня здесь до тех пор, пока кто-то другой не возьмет власть?
Об этом Бриджит не подумала. Стало легче, поскольку такой поворот имел смысл.
— Да, — произнесла она вслух. — Возможно, и так. — И тут же засомневалась. Припомнилось, что Дермет, казалось, только и делает, что ждет. Мелочи, но она заметила: то повернется на случайный звук, то прислушивается вполуха и всегда — в напряжении, какого нет у Пэдди. Шон на глаза попадался реже — по сути, она вообще его не замечала.
— Тебя это как будто радует, — буркнул Коннор.
Она посмотрела на него. Морщины на лице мужа обозначались резче, глаза покраснели, словно он совсем не спал. Возле рта раздраженно билась жилка.
— Я не радуюсь, — мягко выговорила Бриджит. — Просто мне приятно, что ты подумал о чем-то, имеющем смысл. С этим легче уживаться.
— Уживаться?
— Легче жить, — поправилась она. — Я в гостиную возвращаюсь, пока они сами сюда не пришли. — И вышла, оставив мужа одного. Бриджит не знала, что еще можно сказать.
Шел третий день. Бриджит задержалась на заднем дворе, нарвав пучок мяты для картошки и устремив взгляд сквозь пучки травы к морю. Неожиданно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.
— Уже иду, — не без едкости бросила она.
Дермет выводил ее из себя. Она видела, как он нарочно изводил Коннора, командуя им по мелочам, без всякой нужды. Резко обернулась и увидела стоящего в шаге от нее Пэдди.
— Спешить незачем, — откликнулся он, глядя поверх нее на воду, на слабенькие волны, с шорохом набегающие на прибрежный песок.
Бриджит проследила за его взглядом. Красивый вид, ничего не скажешь, но ее тянуло к первозданности Атлантического побережья с его широкими просторами, вознесенными в бесконечность небесами, со свежим и крепким ветром, который срывает белые барашки с могучих волн, а они с ревом обрушиваются на песок и катят дальше, таща за собой клочья пены.
— Я скучаю по Западу, — непроизвольно вырвалось у нее.
— И конечно же, больше вы не сможете туда поехать. — Голос его был тих, почти ласков. — Мы платим высокую цену, верно?
Она вздохнула, негодуя на то, что он как бы объединил их заботы, но потом поняла, что, наверное, и он повязан выбором, какой сделал давным-давно, тем, что другие ожидают от него, как Коннор всегда ожидал от Бриджит.
— Да, — согласилась она. — Грошик к грошику — и так много лет.
Некоторое время он молчал. Просто на воду глядел, как и она.
— Вы сами с Запада? — спросила она.
— Да. — В голосе его слышалось сожаление.
Ей захотелось спросить, каким же образом он оказался здесь. Что произошло в его жизни, после чего крестовый поход за убеждения превратился в насилие. Но Бриджит не желала сердить его столь явным вмешательством в дела личные. Возможно, как и она, Пэдди начал с того, что хотел порадовать кого-то, кого любил, ужиться с их представлениями о мужестве и верности, а закончил отчаянными стараниями сохранить осколки любви, поскольку ничего другого уже не осталось, надеясь на что-то, чего не существовало. У нее не было желания разбираться в этом. Это обесценило бы слишком многое из того, что уплачено ею за годы стараний, метаний от надежды к поражению, а потом к сотворению новой надежды.
Пэдди заговорил было, но умолк.
— Вы хотели что-то сказать? — спросила она.
— Я хотел спросить вас о том, что вовсе не моего ума дело, — ответил он. — А может, лучше и не стоит спрашивать. Я знаю, что вы ответите, поскольку захотите сохранить верность, а я, возможно, поверил бы вам или, возможно, не поверил бы. Так что, наверное, уж лучше нам постоять вот так и посмотреть на воду. Приливы будут сменяться отливами, а чайки будут кричать точно так же, что бы мы ни делали.
— Он не переменится, — сказала Бриджит.
— Знаю. Он человек твердый. Его время ушло, Бриджит. Нам нужна перемена. Всем необходимо чем-то поступиться.
— Знаю. Но мы не можем повести за собой сторонников жесткой линии. Они сразу назовут его изменником, а ему такого не перенести.
— Капитан идет на дно вместе с судном?
