О своей жене он не говорил. Я знала только, что они поженились студентами и их брак продолжался несколько лет. И что у них не было детей.
«Моя избушка не выдерживает сравнения с твоей резиденцией», – сказал он с грустью.
«Это не моя резиденция, а моей мамы, – ответила я. – У меня нет ничего».
«Как это? – обиделся он. – Ведь у тебя есть я!»
Я поговорила о своем переезде с мамой, и тут возникла серьезная проблема: с кем будет жить Пётрусь?
«Пожалуй, я возьму его с собой, потому что ты часто в отъезде», – сказала я.
Мама помотала головой: «Для него это будет стрессом: он привык, что его дом здесь».
«Но он привык также ко мне, – ответила я. – Ведь со мной он проводит больше всего времени. Я знаю, что это трудно. Может быть, просто спросим его, с кем из нас он захочет быть».
«И это говорит психолог, – разозлилась мама. – Как можно ставить маленького ребенка перед таким выбором?»
«Он уже не такой маленький – ему девять лет».
«Это, по-твоему, много?» – у мамы выступили красные пятна на лице.
«Нет, немного, но речь идет не о младенце. А кроме того, мне кажется, ты просто боишься остаться одна».
Она пожала плечами: «Замечательная мысль, только я думаю не о себе, а о своем внуке».
«Браво, ты наконец-то решилась стать бабушкой», – ответила я.
Я вдруг осознала, что мы начинаем друг у друга оспаривать ребенка.
«Как ты это себе представляешь? Если Пётрусь останется с тобой…» – я была непреклонна.
«Я найму домработницу».
«И он будет сидеть целые дни с чужой бабой?»
«А ты где будешь? Ты же уедешь не на другой конец света».
«Возможно, это неплохое решение, – подумала я. – Ведь я ежедневно смогу с ним видеться».
Наша свадьба состоялась в сентябре тысяча девятьсот девяносто пятого года. Свидетелями были Лилька и институтский друг Мирека, способный хирург-онколог, Янек Бочковский. Он сразу же понравился моей сестре. Мне даже было немного неловко, потому что Лилька откровенно флиртовала с Янеком. Он, правда, воспринимал это с юмором, однако на этот раз она могла бы оставить свои привычки. Надо сказать, что, в голубом воздушном платье и на высоченных каблуках, сестра выглядела весьма соблазнительно. Я, в бежевом костюмчике с отстрочкой, – гораздо скромнее. Наверняка большинство приглашенных гостей считали, что это моя эффектная сестра является счастливой новобрачной. Она, безусловно, больше подходила Миреку, который прекрасно смотрелся в костюме с галстуком. Надо сказать, что это была Лилькина заслуга – она выбирала этот костюм и все остальное: сорочку, галстук, ботинки.
«Элегантность мужчины – это прежде всего обувь, – сказала она. – У женщин, впрочем, тоже».
Она хотела уговорить меня купить шпильки, но я наотрез отказалась.
Церемония бракосочетания прошла без заминки. Мирек сказал «да», я сказала «да», потом мы надели друг другу обручальные кольца и могли уже принимать поздравления и цветы.
Свадьбу мы устроили на брвиновской вилле, красиво украшенной фонарями. Был теплый день, столы расставили в саду за домом, и следует сказать, на них было немало всяческих вкусностей, что было заслугой тетки Зохи. Это она следила за всем, распределяла обязанности между нанятыми на это торжество официантами, заставляла их разносить напитки и алкоголь гостям, которые разбрелись по всему саду. Я была ей действительно благодарна, потому что мои ближайшие родственники, то есть мама и Лилька, такой пустяк, как пустая рюмка или бокал собеседника, были бы не в состоянии заметить. Мама ввязалась в политическую дискуссию с профессором, знакомым с Миреком еще с институтских времен, признанным детским кардиологом, а Лилька, после того как приехала припозднившаяся немного жена нашего свидетеля, принялась кокетничать с собственным сынишкой. Казалось, будто они ведут между собой игру. Вначале обменивались улыбочками, потом стали объясняться жестами, приближаясь друг к другу. В конце концов Пётрусь оказался уже возле своей мамы, на миг они исчезли из моего поля зрения, а когда вновь появились, то сидели, обнявшись, на веранде. «Что заду-
мала Лилька? – терялась я в догадках. – Заморочит голову ребенку и уедет». Но на этот раз я ошиблась. У Лильки в отношении сына были самые серьезные намерения.
Поздним вечером, когда гости разошлись, произошел волнующий разговор. Пётрусь уже спал наверху, а мы сидели за кухонным столом: мама, Лилька, тетя Зоха, ну и я с Миреком.
«Лиля, а ты, собственно, когда уезжаешь?» – задала вроде бы невинный вопрос мама.
«Послезавтра, но скоро вернусь, потому что… потому что хочу забрать с собой Пётрека».
И тишина. Никто ничего не говорит.
«Как ты это себе представляешь?» – спросила наконец мама.
«Нормально, у меня в Лондоне большая квартира, нам хватит места».
«Да? И он будет там сидеть и дожидаться тебя, пока ты поздно вечером вернешься с работы?»
«Ему будет чем заняться, он должен подтянуть английский, чтобы пойти в школу, а в выходные я ведь свободна».
«Как трогательно! – Голос мамы стал выше на тон. – В выходные она свободна! Этого слишком мало, чтобы воспитывать ребенка».
Лилька пропустила мимо ушей это замечание и продолжила:
«Я все подготовила. С нами будут жить две студентки из Польши, которые по очереди будут заби-
рать Пётрека из школы и помогать ему с уроками. Я обычно возвращаюсь с работы около семи…»
«Ну нет, это какая-то идиотская идея, абсолютно нереальная», – возмутилась мама.
Лилька как-то так странно на нее посмотрела: «То, что мать хочет быть со своим ребенком, ты считаешь идиотизмом?»
Снова повисла тишина.
«Поздновато ты проснулась, спустя девять лет», – наконец отозвалась мама.
Эта полемика велась между ней и Лилькой, мы были немыми свидетелями, даже обычно несдержанная на язык тетя Зоха не вмешивалась в разговор.
«Так уж у меня сложилось в жизни», – возразила на это Лилька.
«А ты спросила хотя бы своего сына, хочет ли он ехать с тобой?»
«Спросила».
«И что он тебе ответил?»
«Что хочет быть со мной».
Мама предложила профинансировать нам с Миреком свадебное путешествие в Венецию, но мы поблагодарили и отказались.
«Неужели вам не хочется поплавать на гондоле и покормить голубей на площади Святого Марка?» – искушала нас она.
«У нас другие планы», – ответила я.
«Можно узнать – какие?»
«Мы хотели бы провести неделю в Карвенских Болотах [20] , потому что ровно столько у нас дней отпуска».
«Для свадебного путешествия, пожалуй, скромновато, ведь это всего лишь рыбацкий поселок, – ответила мама. – Но решать вам».
И эта неделя оказалась для нас очень счастливой, несмотря на то что непрерывно лил дождь, а за окном виднелись только низко повисшие над землей темные тучи, даже днем приходилось зажигать свет. Наконец погода разгулялась немного, и мы смогли пойти к морю. Дул сильный ветер, поэтому мы сели, укрывшись за дюной, и смотрели на бушующие волны. Мирек обнял меня, а я положила голову ему на плечо.
«Знаешь, есть такие мгновения, которые хотелось бы остановить, – сказала я. – Сейчас как раз одно из них».
«Будет сделано, дарю его тебе своей властью и по своему велению», – улыбнулся мой муж.
«Как знать, есть ли она у тебя?»
«Если сейчас выглянет солнце, можешь не сомневаться».
До сих пор было пасмурно, правда, где-то в горах показался кусочек голубого неба, но прямо под ним толстый вал густого тумана закрывал солнце. Неожиданно из-под него пробились солнечные лучи,
так осветив волны, что море подернулось позолотой.
«Видишь, как далеко простирается моя власть?» – шепнул мне на ухо Мирек.
Мы вернулись домой замерзшие, но в хорошем настроении. Мирек нарубил дров для камина, а я приготовила ужин. Нашлась и бутылка красного вина. И, наполнив им бокалы, мы подняли тост за нашу совместную счастливую жизнь.
Наша жизнь и могла бы быть такой. Могла бы… Но в начале декабря Мирек подхватил инфекцию, что нас никак не насторожило: когда работаешь с детьми, то ты постоянно подвержен контакту с вирусами. Только вот эта инфекция не поддавалась лечению. Мой муж слабел на глазах, анализ крови подтвердил самое худшее: лейкемия.
Я вышла из дому, чтобы не показывать своего отчаяния. Ходила по улицам Подковы и грозила Господу Богу, богохульствовала, осыпала Его самыми последными ругательствами, а в конце заявила, что Его вообще нет, что я в Него не верю. Я опухла от слез. Не желая в таком состоянии возвращаться домой, я забрела к воротам нашей брвиновской виллы. Мамы не было, мне открыла домработница, пани Сима, которая была родом откуда-то из-под Гайнувки и говорила с сильным восточным акцентом. Я любила ее, потому что, несмотря на то что она была простой деревенской женщиной, в ней было много деликатности. Она ни о чем не стала спрашивать, но через какое-то
время постучала в мою прежнюю комнату на втором этаже, где я спряталась от всего мира, с кружкой горячего куриного бульона.
«Я добавила желток, – сказала она, – для поддержания сил. Потому что моей голубушке потребуется теперь их много».
