— Бедный мальчик, — прошептала она, прижимая его к своей груди. — Оставайся с нами в отеле, мы о тебе позаботимся.
Эти слова подействовали на него успокаивающе, ведь Дэн не помнил, чтобы кто-то когда-либо о нем заботился, даже когда он был ребенком.
В этот момент он до конца понял, какой на самом деле была Клара. Она пряталась за непробиваемой броней, всегда настаивала на своем и была упряма, как осел. Но броня всего лишь скрывала ее ранимую душу. Клара ничем не отличалась от любой другой любящей матери и была готова сделать все возможное, чтобы защитить своих детей от опасности. Просто однажды она посчитала опасным Дэна.
— Спасибо, я польщен вашим предложением, — прошептал Дэн, взяв наконец себя в руки. — Со мной все в порядке, это всего лишь небольшой нервный срыв. Но я пойду домой. Там, среди вещей Фифи, я чувствую себя ближе к ней.
Брауны вышли вместе с ним в фойе, Клара обняла зятя и поцеловала его в щеку.
— Постарайся успокоиться и хорошо выспаться, — с нежностью сказала она. — Кто знает, может, утром полиция сообщит нам хорошие новости.
Гарри тоже прижал Дэна к себе.
— Мы зайдем к тебе утром и все вместе отправимся в полицейский участок, — произнес он. — Если хочешь, затем я могу сходить с тобой на работу. Тебе нужно поговорить со своим начальником. Ты же не хочешь ко всему прочему еще и потерять работу?
Дэн кивнул. Он не появлялся на работе с четверга и знал, что должен зайти туда, хотя сейчас работа и не имела для него никакого значения.
— Это было бы неплохо, — сказал Дэн, попытавшись улыбнуться. — Спокойной ночи, и не беспокойтесь обо мне, со мной все будет в порядке.
— Бедняжка, — задумчиво проговорила Клара, глядя на то, как Дэн идет по улице к станции метро. — Теперь я понимаю, почему Фифи в него влюбилась. Он вовсе не наглый, стремящийся к наживе мошенник, за которого я приняла его сначала.
Гарри обнял жену за плечи и повел ее в номер.
— Я горжусь, что у меня такой зять, — хрипло сказал он. — Он достойный человек.
В то время как Дэн шел к станции метро, со щеками, еще мокрыми от недавних слез, Фифи сидела, не в силах пошевелиться, в ужасе от того, что только что сказала Иветта.
Было слишком темно, и Фифи не видела ее лица. Француженка казалась просто черным силуэтом. На темном фоне едва заметно выделялись ее зубы и воротничок белой блузки.
— Ты не могла убить Анжелу! — задохнулась от возмущения Фифи. — Не говори глупостей.
— Я действительно это сделала, — настаивала Иветта.
— Но зачем?
— Это было… как у вас говорят? Меньшее зло?
— Я не понимаю. Я не верю тебе. Ты не сможешь убить человека, а тем более ребенка, — возмущенно сказала Фифи. — И что ты имеешь в виду под «меньшим злом»?
Француженка тяжело вздохнула, словно собираясь с мыслями.
— Иногда приходится выбирать между двумя неприятными вещами. Например, ты можешь попытаться вылечить очень больную собаку и, возможно, только продлишь ее мучения, а можешь ее усыпить. Моей маме пришлось выбирать между разлукой со мной и возможностью оставить меня дома, но тогда нас обеих могли отправить в лагерь. В те времена мы старались выбирать меньшее из двух зол.
У Фифи перед глазами встал образ Анжелы, которая лежала голой на кровати, с кровью на раздвинутых ногах. Затем она отчетливо представила себе маленькую Иветту, которую насилуют в борделе во Франции.
— Ты думала, что они заставят Анжелу заниматься тем, чем пришлось заниматься тебе?
Фифи ощутила легкое движение, словно Иветта кивнула.
— Хорошо, но тогда объясни мне, что произошло тем утром, с самого начала.
— Все началось еще предыдущим вечером, — запинаясь, произнесла Иветта. — Я слышала, как приехали те мужчины. Было жарко, я открыла окна. Мне было слышно каждое слово, будто я находилась с ними в комнате.
— Давай ляжем, — мягко сказала Фифи. — Слишком холодно, чтобы так сидеть.
Она легла, и Иветта подползла к ней и укрыла себя и подругу одеялом. Фифи терпеливо ждала, боясь торопить Иветту, так как та с трудом переводила дыхание. Может, из-за ужаса перед тем, в чем она только что призналась, а может, просто из-за слабости — Фифи не знала точно. Она подумала, что должна умирать от страха, но страха почему-то не было.
— Ты помнишь, как жарко было той ночью? — спросила Иветта.
— Да, — ответила Фифи.
— Когда их сборища происходили жаркими ночами, это было хуже всего, потому что они использовали сад вместо писсуара. Вся вонь поднималась в мою спальню и кухню. Когда я слышала, как они пили и смеялись, а Молли хохотала словно безумная, я думала именно об этом.
Во время этих игр Иветту больше всего раздражал хохот Молли. Мужчины смеялись так же, как и в любом переполненном баре, но смех Молли был пронзительным и истерическим.
Сначала они шумели на втором этаже. Музыка, взрывы хохота, радостные возгласы, когда мужчины здоровались друг с другом, звон стаканов и бутылок в кухне. Время от времени среди криков взрослых пробивались голоса детей.
Раньше, еще днем, Иветта слышала, как Алан и Мэри взволнованно говорили о поездке к южному побережью, которая должна была состояться на следующий день, часов в десять. Затем Молли, осыпая детей проклятиями, прогнала их наверх спать, предупредив, что завтра они останутся дома, если только снова попробуют спуститься в гостиную. Иветта решила, что Дора с Майком тоже пошли спать, потому что их голосов больше не было слышно.
В пол-одиннадцатого гости переместились в другую комнату, которая находилась совсем рядом со спальней Иветты, и шум затих, словно они сели играть в карты, только время от времени кто-то из мужчин выходил в сад помочиться.
Иветта не имела ничего против шороха бросаемых на стол карт, скрипа стульев и отборных выражений, так как это значило, что больше этой ночью ничего ужасного не случится.
Иветта больше не слышала голоса Молли, но в этом не было ничего необычного — она, должно быть, пьяная в стельку валялась в гостиной или пошла в свою спальню с одним из мужчин. Но ее отсутствие свидетельствовало о том, что сегодня вечеринка ограничится только картами.
Иветта продолжала шить, сидя у окна за задернутыми шторами. Она устала, но знала, что идти спать сейчас бессмысленно. Игра обычно затягивалась до полуночи и дольше, а затем все снова начинали шуметь, потому что пьянели еще больше и теряли интерес к игре.
Спустя некоторое время Иветта услышала громкие голоса и догадалась, что по соседству происходит что-то необычное. Драки здесь происходили часто. Разбивались бутылки и стаканы, падала и ломалась мебель, и хотя Иветта терпеть не могла шум и насилие, но, по крайней мере, это значило, что вечеринка подходит к концу. Но сегодня там происходило что-то другое. Мужчины ритмично стучали по столу, в их громких голосах слышалось возбуждение.
У Иветты не было привычки интересоваться тем, что происходит по соседству, потому что за годы, прожитые на Дейл-стрит, она поняла, что ничем хорошим это не закончится. Гости Альфи бросали в нее банками из-под пива, пытались забрызгать мочой, и, просто заметив ее в кухне, возле раковины, мужчины начинали кричать, что она за ними шпионит.
Но любопытство победило, и Иветта тихо проскользнула в сад, пригибая голову, чтобы ее не было видно из-за забора, разделявшего их дома. Она подошла к самому концу сада и, спрятавшись в тени деревьев, встала на старый ящик, чтобы посмотреть, что же там происходит.
Комната, в которой собрались гости, была перед ней как на ладони. Внутри горел свет, и Иветта четко разглядела всех, кроме двух человек, которые сидели у самого окна, спиной к ней. Всего, включая Альфи, там было шесть человек. Стол был заставлен стаканами, бутылками и грязными пепельницами и завален картами. Посредине лежала большая куча денег.
Молли стояла возле двери в соблазнительной позе, одетая в прозрачный красный пеньюар, под которым, кроме белья и чулок, ничего не было. Она держала за руку Анжелу.
Иветте хватило одного взгляда на похотливые лица мужчин, кокетливое выражение лица Молли и изумленные глаза Анжелы, чтобы понять, что именно Молли предлагала своим гостям.
Себя или девочку, в обмен на деньги на столе.
Если бы Иветта сама не пережила такое еще ребенком, она бы просто подумала, что Анжела оказалась здесь случайно, спустившись напиться в самый неподходящий момент. Но глаза мужчин похотливо блестели, а тело Молли, которое можно было купить за бутылку виски, не могло создать такую напряженную атмосферу.
— Здесь больше двух сотен, — выкрикнул один из мужчин. — Она столько не стоит.
Иветта задрожала. Она сложила руки и взмолилась, чтобы мужчины осудили мать, продающую своего ребенка, и побыстрее уехали.
— Малышки такого возраста дорого стоят, — возразила Молли. Нагнувшись, она схватила подол ночной рубашки Анжелы и медленно стянула ее через голову, оставив девочку совершенно голой.
