— Да. Она мертва. Сын сломал ей шею.
Когда Уитни изложил ей детали и заверил ее, что вызовет на место Бакстера, чтобы вести расследование, Ева отключила связь и буквально рухнула в кресло в уголке ожидания, закрыв лицо руками.
— Почему ты винишь себя? — В голосе Рорка слышалось негодование. — Почему ты должна за это отвечать? Это же она сама убедила охранника устроить ей свидание с сыном.
— Глупо! Глупо! Им ни в коем случае нельзя было позволять видеться или общаться. Только не на этом этапе. Черта с два она убедила охранника. Она подкупила охранника, вот так-то будет вернее! Придется кому-то надрать задницу.
— Тогда почему ты сидишь здесь, пригорюнившись, и во всем винишь себя?
Ева выпрямилась:
— Она его разозлила, вот что она сделала. Давила на него, давила, чтобы он поддержал ее версию, чтобы спасти свою шкуру за его счет. «Я твоя мать. Ты обязан мне жизнью». Я прямо-таки слышу, как она это говорит! А он слушает ее и понимает — наконец-то! — что его приносят в жертву. Что он ей не настолько нужен и дорог, чтобы спасти его. Чтобы любить его.
— И тем не менее, сознавая все это, ты здесь сидишь…
— Я хотела, чтобы ей больше всех досталось. Я хотела посмотреть, как она пойдет ко дну. Вот почему я приберегла ее напоследок для допроса. Мне хотелось, чтобы она потела. Вот почему я заколотила не все гвозди в ее гроб. Решила: пусть еще помучается, а я завтра снова ею займусь. Я не предлагала ей сделку, хотя вполне могла. Я могла бы еще немного над ней поработать, предложить сделку и закрыть дело. Но я дала ей понять, что хочу посмотреть, как она будет поджариваться на медленном огне. Я дала ей это понять. Я действительно этого хотела.
— А почему бы и нет? Она в ответе за все это. Я уж не говорю об убийствах, подумай, сколько горя она причинила! Ты хотела справедливости.
— Нет, дело не только в этом. Я хотела, чтобы она испытала боль и страх. Убийства совершал он, и делал это с удовольствием. Но это она его изуродовала — с самого рождения. Она сделала его таким, каким он стал. Она использовала его как свое орудие, она использовала его как…
Рорк поднял ее руку и прижал пальцы к своим губам.
— Как твой отец использовал тебя.
— Я видела лицо отца, пока дожимала ее на допросе. Я чувствовала его присутствие, переживала то, что он сделал. Что он хотел сделать со мной.
— Она была таким же чудовищем, как и он, — согласился Рорк. — Но, безотносительно к чему бы то ни было, Уинфилд Чейз был взрослым человеком. Он мог оставить ее, мог обратиться за помощью.
— Когда тебя обработают по полной программе, ты уже не веришь в избавление, будь то побег или посторонняя помощь.
— Он не был тобой, Ева. И ты бы никогда, ни при каких обстоятельствах не стала бы такой, как Чейз. Ты никогда не сделала бы его выбор.
— Нет, никогда. И ты прав, у него был выбор, как у каждого из нас, но она ограничила для него возможность выбора. Она извратила его выбор.
— Это именно то, что сделал бы твой отец. Именно это он и пытался сделать с тобой.
— Он возвращается. У меня в голове, в моих снах. И я увидела его в ней. Я увидела его, когда смотрела ей в глаза, и я хотела, чтобы она страдала, чтобы она заплатила и чтобы знала, за что. И вот теперь, когда она заплатила, я не уверена, что она уже поняла, за что.
— Ты хотела, чтобы она умерла?
— Нет, конечно нет! Со смертью все кончается, какая же это расплата? — Ева судорожно втянула в себя воздух, потом еще раз, пока не успокоилась. — Уитни сказал, что это произошло мгновенно. Они разговаривали, и вдруг он потянулся, схватил ее и сломал ей шею. Он не оказал никакого сопротивления, просто после этого дал им себя увести. Теперь они поставили его на круглосуточное наблюдение: опасаются самоубийства.
— Посмотри на меня, послушай меня. — Голос Рорка звучал решительно и твердо. Он не собирался это терпеть, не собирался позволить ей взять на себя эту ношу. — Неужели ты не видишь, не понимаешь: чего бы ты ни хотела, как бы ни повернула это дело, оно все равно окончилось бы именно так, а не иначе? Она не удовлетворилась бы сделкой. Она все равно попыталась бы его использовать, а он все равно убил бы ее.
— Может быть. Может быть.
— Ева, несколько минут назад ты видела этого ребенка, крошечную новую жизнь, в чьем имени есть и твое имя. В жизнь пришел новый человек, и это ты помогла ему появиться на свет. Эта жизнь чиста. Мы с тобой уже не можем быть чистыми, да и он не останется чистым. Но благодаря тебе, благодаря тому, что ты сделала, благодаря тому, что ты такая, как есть, он родился и у него есть семья.
— Значит, дело надо закрыть и поставить на полку, где ему самое место. — Ева закрыла глаза и кивнула. — Ты прав. Я знаю, что ты прав. Я так и сделаю.
— Даллас? Ой, прошу прощения. — Пибоди подавила зевок. — Мэвис вас спрашивает. Да, и она уже раскрылась до семи. Мы собираемся вниз, перехватить чего-нибудь. Берем с собой Леонардо: акушерка сказала, что время еще есть.
— Но…
— Мэвис говорит, что ей нужно по-тихому переговорить с вами с глазу на глаз.
— Ладно, ладно. Сотри это выражение облегчения со своей физиономии, Умник, — свирепо предупредила она Рорка. — Никуда ты не денешься. В момент выемки будешь там как миленький.
— Господи, сжалься надо мной! — Рорк поднялся, обнял Еву, коснулся губами лба. — Думай о том, что тебе удалось спасти, — прошептал он. — Вспоминай, какое лицо было у Тэнди, когда она взяла на руки сына. Тут нет места для тьмы.
— И опять ты прав. — Еще миг Ева постояла, прижимаясь к нему. — Спасибо.
Еве показалось, что процесс родов стал уже слегка сказываться на Мэвис, когда она вернулась в палату.
Что-то случилось? — Мэвис попыталась сесть прямее. — Тэнди? Ребенок?
— Нет-нет, они в порядке. Кое-что случилось на работе. — «Закрой дело, — напомнила она себе, — поставь его на полку. И помни о том, что началось». — Это неважно.
— Тебе не придется уйти?
— Мэвис, я никуда не уйду, пока ты не сделаешь свое дело. Как у тебя дела? Или тебя уже тошнит оттого, что все об этом спрашивают?
— Я, в общем-то, ничего, и вовсе мне не надоело. Знаешь, это даже здорово — быть в центре внимания. Понимаешь? Это не то же самое, что выступление на сцене. Тут все так реально, даже первобытно. И только я одна могу это сделать. Ты можешь просто посидеть здесь, побыть со мной?
— Все, что захочешь.
Мэвис похлопала по одеялу, и Ева присела на край кровати.
— Я хотела… Ой вот оно опять. Все сильнее и сильнее. Черт, черт, черт!
— Ты должна дышать, — напомнила Ева. — Где эта штука? Ну, на которой фокусироваться?
— Сейчас я фокусируюсь на тебе. Мне надоело смотреть на этот солнечный диск.
Мэвис запыхтела, вглядываясь в глаза Евы так пристально, словно хотела прочитать ее мысли. Вспомнив одно из упражнений, которые им показывали на занятиях, Ева положила руки на живот Мэвис и начала легонько его массировать. Он показался ей горкой бетона.
— Отступает потихоньку, да? Да, отступает, — сказала Ева, бросив взгляд на монитор. — Вот и хорошо. Выдохни.
Выдохнув, Мэвис выдавила из себя улыбку.
— А ты молодец, внимательно слушала лекции.
— Позволь тебе напомнить, что я коп. Мы все видим и слышим. А знаешь, ведь от этого есть лекарства.
— Да, я уже подумываю об этом. Просто я никогда раньше ничего подобного не делала и решила еще немного потерпеть. Вот сейчас я хотела немного побыть с тобой. Смотри.
Мэвис вытянула вперед руку, и на пальце у нее блеснуло кольцо Соммерсета.
— Да, я рада за тебя.
— Теперь мы с тобой парочка старых замужних дам. Кто бы мог подумать? Скоро я стану матерью. Больше всего на свете я хочу быть хорошей матерью.
— Мэвис, ты другой и быть не можешь.
— Не говори так. Есть столько способов все изгадить. Я была раньше такой никчемной дурой! Но ведь я исправилась, да?
— Да.
— Я хотела тебе что-то сказать, перед тем как все опять изменится. Потому что я знаю: это все изменит. Изменит к лучшему, но все-таки. Даллас, ты лучше всех, кого я знаю. Лучше всех на свете.
