— Когда мы сняли его с решетки, — задумчиво проговорил инспектор, — а Персивал открыл глаза и понял, что он все еще на этом свете, то посмотрел на меня и проворчал: «Опять я все испортил — верно, инспектор?»
Эллери кивнул.
— В том-то и дело. Мне кажется, что Персивал всегда думал, что не доживет до получения денег, а если доживет, то не успеет ими воспользоваться. Арест, с одной стороны, означал для него конец света, а с другой — то, чего он давно ожидал. Когда у человека психика в таком состоянии, то он часто либо кончает с собой, либо сходит с ума. Единственное, что было нужно Персу Йорку во время такого кризиса, — это знать, что кто-то верит в него, не сомневается в его невиновности и беспокоится из-за происшедшего с ним…
— Например, Эллери Квин.
— Хотя бы. Теперь ты понимаешь, папа, почему я так спешил к нему. Я ведь единственный знал то, что могло ему помочь.
— Как насчет того, чтобы поделиться своими знаниями? — поторопил его старик. — По-моему, уже пришло время.
— Не подгоняй меня, — сердито буркнул Эллери. — Итак, мистер Игрек — не Персивал. Тогда кто же он?
— Арчер, — внезапно заявил инспектор. — Том Арчер. Он достаточно смышленый, чтобы использовать Уолта в качестве орудия. К тому же Арчер торчал в Йорк-Сквере уже бог знает сколько…
Эллери покачал головой:
— Это не Том Арчер.
— Не слишком ли долго ты водишь меня за нос? — саркастически осведомился инспектор. — Ладно! Давай переоденем малютку Энн в мужской костюм и попытаемся представить ее себе в роли мистера Уая из отеля «Элтитьюд».
Эллери улыбнулся:
— Лучше обойдемся без этого.
— А как насчет миссис Шривер? — продолжал допытываться инспектор. — Может, она тебе подойдет?
— Это не миссис Шривер, — снова улыбнулся Эллери.
— Еще бы! Это было бы столь же смехотворно, как предложить на эту роль мисс Салливан… Что ты скажешь о Мэллори? Правда, он в Бостоне, а это далековато…
— Недостаточно далеко, папа.
— Слушай, сынок, давай прекратим эту игру! Больше ведь никого не осталось!
— Ошибаешься, — ответил Эллери, причем таким странным тоном, что у старика зачесалось в носу. Он энергично потер его ладонью, когда Эллери промолвил: — Вот мы и приехали.
Инспектор прекратил чесаться и увидел знакомый коричневый фасад их дома на Западной Восемьдесят седьмой улице. Он отпустил водителя, Эллери достал ключ, и они поднялись по лестнице, как два очень усталых человека, сгибающихся под ношей невысказанных мыслей. Когда они очутились в квартире, Эллери подошел к бару в гостиной и снова заговорил, в то время как его руки абсолютно автоматически готовили выпивку:
— Больше всего меня мучает сознание, что все это практически с самого начала было у меня под носом. Не то чтобы я этого не замечал, но, как я уже говорил, забарахлил компьютер.
Инспектор уже давно привык к этим урокам сверхчеловеческого терпения. Он знал, что в кульминационные моменты торопить Эллери бесполезно — ему нужно дать волю, и он сам таинственным образом выберется из лабиринта.
— Не будь чересчур суровым к себе, сын.
— Чересчур суровым не могу быть при всем желании, — с глубоким отвращением откликнулся Эллери. Его взгляд постепенно сосредоточился на двух стаканах с коктейлями. Он передал один отцу, а с другим опустился на кушетку. Затем продолжил: — Уже после убийства Роберта должно было стать очевидным, что это дело рук безумца особого рода — с весьма систематизированным безумием.
— Но мы же не знали, что он намерен продолжать свою работу по всему Йорк-Скверу! — запротестовал инспектор.
— Однако нам было известно, что он предупредил Роберта этой дурацкой карточкой с буквой «J». Разве нормальные убийцы предупреждают жертвы о своих намерениях?
Инспектор махнул рукой, из последних сил пытаясь сохранить добродушие.
— Ладно, это дало нам… тебе понять, что он безумен.
— Не хвали меня преждевременно, папа, я не могу этого вынести! — Эллери глотнул из стакана. — Мы… я должен был сразу сосредоточить на этом внимание. Но я занялся поисками обычных мотивов, вместо того чтобы помнить, что в планах этого человека может фигурировать все, что угодно… Ну, теперь уже поздно копаться во всем этом.
Он опустошил свой стакан и поставил его на кофейный столик.
— Я бы мог разгадать загадку после того, как мы увидели вторую карточку. Потому что у нас были уже две буквы — «J» и «H». Но снова… Очевидно, дело в том, что я не в состоянии приспособиться к логике безумца, так как, надеюсь, пребываю в здравом уме, хотя знаю, что ты иногда в этом сомневаешься.
— Вовсе нет! — заверил его инспектор и поднял стакан. — Твое здоровье!
— Твое здоровье! — рассеянно откликнулся Эллери. — Но когда я в самом деле должен был во всем разобраться, так это после убийства Майры, даже перед ее убийством. Помнишь, я разговаривал с Уолтом менее чем через десять минут после того, как он бросил крысиный яд в графин Майры? Он только что вышел из ее дома, а я остановил его и задал ему вопросы.
— Ну?
— Я вернусь к этому позже. — При этом старик едва не завопил. — Как бы то ни было, в тот же день я решил лететь в Бостон и найти Мэллори.
— Ты и впрямь улетел. Нам понадобилось немало времени, чтобы тебя разыскать.
— Я не знал, что это так затянется. К тому же моя идея относительно Мэллори казалась настолько притянутой за уши, что, услышав о ней, ты бы рассмеялся мне в лицо. Но то ли еще будет, когда ты узнаешь, насколько она в действительности притянута за уши!
— Знаешь, сынок, — вздохнул инспектор, — я сам поражаюсь собственному терпению.
Эллери не обратил на эти слова внимания.
— Меня все еще терзает мысль, что если бы я тогда собрал воедино все имеющиеся факты и не полетел в Бостон, то, может быть, Майра… Ладно, довольно искать прошлогодний снег. Майре прислали карточку с буквой «W». Все три буквы подряд — «J», «H» и «W» — со всей очевидностью представляли собой инициалы Джона Хенри Уолта. В итоге мой так называемый ум отказался рассматривать иные возможности! — Эллери покосился на пустой стакан. — Чарлз Форт,[62] сделавший карьеру благодаря насмешкам над традиционным научным мышлением, писал где-то, что существует особая категория идиотов, которые убеждены, что на каждый вопрос есть только один ответ. Все, что я смог увидеть, — это то, что буквы «JHW» были инициалами, которые соответствуют полному имени Уолта. Если бы я помнил принцип Форта, то мог бы сложить воедино безумие убийцы и написанные на карточках буквы… Такую же простую арифметику я мог применить снова, когда мы нашли напечатанные на машинке письма, подписанные буквой «Y», с фразами вроде «исполняй мои приказания», «мне подвластна вся вселенная» и так далее. Я мог снова применить изречение Форта и тогда бы все понял. Мне удалось бы даже предсказать, что на следующей карточке снова будет буква «H»!
— Каким же образом? — осведомился инспектор, чувствуя, что его пульс наконец начинает ускоряться.
Эллери посмотрел на отца.
— Буквы «JHWH» не имеют для тебя никакого смысла?
— Ни малейшего.
— Даже вкупе с незнакомцем, именующим себя Y?
— В качестве Y меня вполне удовлетворяет Йорк. Вернее, удовлетворял, — добавил инспектор.
— Ты жаждешь присоединиться ко мне в клубе особой категории идиотов, о которых говорил Форт? Нет, это не Йорк.
— Хорошо, — вздохнул старик. — Пускай это будет Йойкс, Йегуди или Йук-Иук. Может быть, ты перестанешь зря тратить время и объяснишь, что ты имеешь в виду?
— JHWH, — сказал Эллери, — представляет собой тетраграмматон.
— Отлично, — усмехнулся инспектор Квин. — А что, во имя Божье, это может означать?
К испугу отца, Эллери разразился хохотом.
— Ты сам ответил на свой вопрос!
— Что я ответил?!
— Имя Божье — вот что означают буквы «Йод-Хе-Вав-Хе» — JHWH. В ветхозаветные времена было запрещено произносить подлинное имя Господа. Буквы JHWH — в их древнееврейских, греческих и других эквивалентах — представляют собой древнееврейский способ написания того, что нельзя произнести. Они использовали эти согласные и подставляли к ним гласные из слов «Адонаи» и «Елохим» — древнееврейские слова, означающие «Господь» и «Бог». Таким образом из JHWH получился Jehowah — Иегова или в другой версии Yahweh — Яхве — с буквой «Y» в начале.
— JHWH — Иегова — на карточках, Y — Яхве — в письмах… — Инспектор с подозрением посмотрел на сына. — Что ты пытаешься мне доказать? Что Уолт в самом деле думал, будто получает письма от Бога?
— Прежде чем тебя разберет смех, — сказал Эллери, — советую тебе перечитать письма Игрека с этой точки зрения. «Ты знаешь, кто я». «Верь в меня, и я буду охранять тебя». «Нет цели, которой я не мог бы достичь». «Я с тобой, где бы ты ни был». «Ибо я всемогущ и вездесущ». Этот постоянный успокаивающий и внушающий доверие рефрен, который касается всемогущества автора писем.
