– Потому что в связи с профессиональным расследованием он имел дело с китайскими матросами в доках.
Мистер Калвертон приятно улыбнулся и подобрал свою шапочку.
– Ах вот как? – сказал он. – Уповаю, положение не так серьезно, как вам кажется. Давно ли он болен?
– Около трех дней.
– Бредит?
– Иногда.
– Гм-гм! Выглядит серьезно. Было бы бесчеловечным не отозваться на его призыв. Я весьма не люблю, чтобы меня отрывали от моей работы, доктор Ватсон, но это, бесспорно, исключительный случай. Я без промедления поеду с вами к нему.
Я вспомнил настойчивое требование Холмса.
– Мне еще надо навестить пациента, – сказал я.
– Хорошо. Я отправлюсь один. Адрес мистера Холмса у меня записан. Можете положиться, что я буду у него не долее чем через полчаса.
Снова в спальню Холмса я вошел со щемящим сердцем. Вдруг худшее произошло в мое отсутствие? К моему неизмеримому облегчению, ему за этот промежуток времени очень полегчало. Выглядел он столь же ужасно, но ни намека на горячечный бред: заговорил он, правда, слабым голосом, но даже более чем с обычной своей четкой логичностью.
– Ну, вы его видели, Ватсон?
– Да, он сейчас приедет.
– Чудесно, Ватсон! Чудесно! Вы лучший из гонцов.
– Он хотел поехать со мной.
– Об этом и речи быть не могло, Ватсон. Ни в коем случае. Он спросил, что со мной?
– Я сказал ему про китайцев в Ист-Энде.
– Превосходно! Ну, Ватсон, вы сделали все, чего можно требовать от друга. И вам теперь пора исчезнуть со сцены.
– Я должен дождаться его заключения, Холмс.
– Разумеется. Но у меня есть причины полагать, что заключение это будет куда более откровенным и ценным, если он будет думать, будто мы с ним одни. За изголовьем моей кровати места как раз хватит.
– Мой дорогой Холмс!
– Боюсь, альтернативы не существует, Ватсон. В этой комнате укрыться практически негде, что и к лучшему – меньше шансов вызвать подозрение. Но вот тут, думаю, местечко найдется. – Внезапно он сел прямо с неколебимой решимостью на изможденном лице. – Стук колес, Ватсон. Поторопитесь, если любите меня! И не шевелитесь. Что бы ни происходило, слышите? Ни единого звука! Ни единого движения! Только слушайте во все уши.
Затем мгновенно вспышка энергии угасла, его властные, целеустремленные фразы перешли в бессвязное бормотание бредящего больного. Из тайника, куда меня с такой поспешностью водворили, я услышал поднимающиеся по лестнице шаги, скрип открывшейся и закрывшейся двери. Затем, к моему удивлению, наступила долгая тишина, нарушавшаяся только тяжелым дыханием и хрипом больного. Я представлял себе, как наш посетитель стоит у кровати и смотрит сверху вниз на страдальца. Наконец это непонятное безмолвие было нарушено.
– Холмс! – воскликнул он. – Холмс! – настойчивым тоном, каким будят спящих. – Вы способны меня слышать, Холмс? – Раздалось шуршание, будто он грубо потряс больного за плечо.
– Это вы, мистер Смит? – прошептал Холмс. – Я не решался надеяться, что вы придете.
Тот засмеялся.
– Легко могу понять, – сказал он. – И все же, как видите, я здесь. Плачу добром за зло, Холмс, добром за зло.
– Это так достойно с вашей стороны, так благородно. Я знаю цену вашим особым познаниям.
Наш посетитель хихикнул.
– Несомненно. К счастью, вы единственный человек в Лондоне, кто осведомлен о них. Вы знаете, что вас скрутило?
– То же самое, – сказал Холмс.
– А! Узнаете симптомы?
– Более чем.
– Ну, не удивлюсь, Холмс, я совершенно не удивлюсь, если это и правда то же самое. Ничего хорошего вас не ждет, если так. Бедняга Виктор умер на четвертый день – крепкий, пышущий здоровьем молодой человек. Безусловно, как вы и говорили, было крайне удивительно, что он подхватил никому не известную азиатскую болезнь в самом сердце Лондона – к тому же болезнь, изучению которой я посвятил столько времени и сил. Редкостное совпадение, Холмс. Так проницательно с вашей стороны уловить его, но не слишком добросердечно выдвинуть идею причины и следствия.
– Я знал, что это ваших рук дело.
– Ах, так вы знали, э? Но доказать-то никак не могли. Но что вы себе думаете? Сначала распускаете обо мне такие слухи, а затем ползете ко мне за помощью, едва попались? Какую игру вы ведете, э?
Я услышал прерывистое судорожное дыхание больного.
– Дайте мне воды! – еле выдохнул он.
– Вы на самом краю могилы, друг мой, но я не хочу, чтобы вы испустили дух прежде, чем я с вами поговорю. Вот почему я даю вам воды. Э-эй, не расплескивайте ее. Так-то лучше. Вы понимаете, что я говорю?
Холмс застонал.
– Сделайте для меня, что можете, – прошептал он. – Забудем прошлое. Я выкину эту мысль из головы, клянусь. Только излечите меня, и я все забуду.
– Что забудете?
– Ну, про смерть Виктора Сэвиджа. Вы же сейчас чуть ли не прямо сказали, что ее причина – вы. Но я забуду.
– Можете забыть или помнить, как вам угодно. Я что-то не представляю вас на скамье свидетелей. Нет-нет, не на ней, а в совсем ином вместилище, мой милый Холмс, уверяю вас. И меня нисколько не трогает, что вы знаете, как умер мой племянник. И говорим мы не о нем, а о вас.
– Да-да.
– Субъект, приехавший за мной – забыл его фамилию, – сказал, что заразились вы в доках Ист-Энда от матросов.
– Только так я могу объяснить…
– Вы гордитесь вашим умом, Холмс, так? Считаете себя невесть каким проницательным, э? И встали на этот раз поперек дороги тому, кто поумнее. Пошевелите-ка своими хвалеными мозгами, Холмс. Вы не представляете иного способа, как вы могли заразиться?
– Я не способен думать. Мой рассудок угас. Во имя всего святого, помогите мне!
– Да, я вам помогу. Я помогу вам понять ваше положение и как вы в нем оказались. Мне бы хотелось, чтобы вы это узнали перед смертью.
– Дайте мне что-нибудь облегчить боль.
– Больно, э? Да, кули к концу сильно визжали. Спазмы, я полагаю?
– Да-да, спазмы.
– Ну, в любом случае вы способны слышать, что я говорю. Так слушайте! Не вспомните ли вы что-либо необычное, приключившееся с вами до начала симптомов?
– Нет-нет, ничего.
– А вы подумайте.
– Мне слишком плохо, чтобы думать.
– Ну, так я вам помогу. Что-нибудь пришло по почте?
– По почте?
– Может быть, коробочка?
– Я слабею… Мне конец.
– Слушайте, Холмс! – Судя по звукам, он встряхнул умирающего, и мне стоило невероятных усилий не выскочить из моего тайника. – Вы должны слышать меня. И вы услышите! Вспомните коробочку… коробочку из слоновой кости. Ее доставили в среду. Вы ее открыли… Ну, вспомнили?
– Да-да, я ее открыл. Внутри была пружинка с острием. Глупая шутка…
– Это была не шутка, как вы скоро окончательно убедитесь. Глупец: вы напрашивались и напросились. Кто вас заставлял встать у меня на дороге? Оставь вы меня в покое, я бы не причинил вам вреда.
– Я вспомнил, – ахнул Холмс. – Пружинка! Уколола до крови. Эта коробочка… вон та, на столе.
– Та самая, черт возьми! И лучше будет, если она покинет комнату в моем кармане. Прощайтесь с последней своей уликой. Но теперь вы знаете правду, Холмс, и можете умереть, сознавая, что убил вас я. Вы знали слишком много об участи Виктора Сэвиджа, и я помог вам разделить ее. Ваш конец очень близок, Холмс. Я посижу здесь и понаблюдаю, как вы умираете.
Голос Холмса затих до почти неслышного шепота.
– Что-что? – спросил Смит. – Включить газовый рожок в полную силу? А, тени начинают сгущаться, э? Да, я прибавлю света, чтобы лучше вас видеть. – Он прошел через комнату, и внезапно стало светло. – Не могу ли я оказать вам какую-нибудь еще маленькую услугу, друг мой?
– Пожалуйста, спичку и сигарету.
Я чуть не завопил от радости и потрясенного изумления. Он заговорил своим естественным голосом, может быть, чуть слабым, но голосом, так хорошо мне знакомым. Наступила долгая пауза, и я почувствовал, что Калвертон Смит стоит и в безмолвном потрясении смотрит сверху вниз на лежащего Холмса.
– Что это значит? – услышал я наконец, как он спросил осипшим голосом.
– Лучший способ успешно сыграть роль – это вжиться в нее, – сказал Холмс. – Даю вам слово, что три дня я не ел и не пил, пока вы столь любезно не налили мне стакан воды. Однако особенно мне досаждал отказ от табака. А! Вот сигареты. – Я услышал чирканье спички. – Так-то лучше… Эгегей! Я, кажется, слышу шаги друга.
Шаги замерли у двери, она отворилась, и вошел инспектор Мортон.
– Все в полном порядке, и вот ваш преступник, – сказал Холмс.
Инспектор произнес обычное предупреждение.
– Я арестую вас по обвинению в убийстве Виктора Сэвиджа, – докончил он.
– И можете добавить: за покушение на убийство Шерлока Холмса, – заметил с усмешкой мой друг. – Чтобы избавить больного от лишних движений, мистер Калвертон любезно подал наш условленный сигнал, прибавив света в комнате. Кстати, у арестованного в правом кармане пальто лежит коробочка, которую лучше оттуда забрать. Благодарю вас. На вашем месте я обращался бы с ней очень бережно. Положите ее сюда. Она может сыграть немалую роль в суде.
