таких вещах разбираюсь. Так что поздравляю с возвращением в мир живых, мальчишка, и добро пожаловать в фанклуб, — старик расстегнул молнию своего оранжевого комбинезона — от шеи до паха — и, стянув с себя верх одеяния, стоял теперь голым по пояс. Каждый квадратный сантиметр его морщинистого торса покрывали застарелые шрамы. Беккет узнал характерные следы скобок и швов, и главное — он узнал автора. Этот корявый почерк мог принадлежать только одному человеку — Миранде.
— Кто тебя так? — спросил детектив.
— Моя светлая госпожа, — ответил Потапчук, застёгивая комбинезон. — Она сказала мне: «Я вернула тебя к жизни, как это делал Христос, но, чтобы усмирить свою гордыню, я оставлю на теле твоём следы уродства, ибо кто я такая, чтобы соперничать с сыном Божьим? Людской удел суть несовершенство».
— Не переживай, красавчик, — обратился старик к детективу. — Однажды ты меня догонишь.
Затем Захарий обратился к Миранде.
— Где тебя носило три часа? — спросил он у неё. — Я ждал тебя гораздо раньше. Лежать под лучом очень неприятно, даже в моём костюме с металлизированной подкладкой. Что тебя так задержало, госпожа? Неужели, ты оживляла его так долго? Раньше у тебя уходило на это двадцать минут, не более.
Женщина никак не отреагировала. Сэм решил отвлечь преступника на себя.
— Захарий, кто дал тебе список с посетителями Клементины? — спросил он у Потапчука.
Тот показал на Миранду:
— Та, у кого она забрала лицо.
— Пета Йагердсен? — догадался детектив.
— Именно, — кивнул старик и улыбнулся. — Огонь-девка. Всегда находила меня, где бы я ни прятался. Семьдесят лет меня доставала.
— Зачем она находила тебя? — спросил Беккет.
— Известно, зачем. Таким, как она, спокойно в могиле не лежится, — ответил преступник. — Бывает, проснусь среди ночи, а она надо мной сидит — смотрит. Увидела, что я глаза открыл, и спрашивает: «Почему до сих пор не умер? Скажи, зачем она заставляет тебя жить?» А что я ей отвечу? Так и говорю, что не знаю. А она: «Я узнаю у неё, зачем ты живёшь, и скажу тебе».
— Сказала? — с надеждой спросил Сэм.
— Так и не сказала, — покачал головой старик. — Но она узнала, уверен в этом. Перестала спрашивать, наоборот, стала командовать…
— Рад, что Боженька её наконец-то к себе прибрал. Без рожи-то она точно не жилец, — совсем уж ехидно закончил Потапчук.
— К чему вся эта болтовня, Захарий? — подняла глаза Миранда, и в её взгляде бушевала ненависть. — Ты убьёшь нас или как?
— Убить вас, когда я так близок завершению дела всей моей жизни? — удивился старик. — Это ведь всё для тебя, госпожа. Неужели ты забыла?
— Ради меня? — не поверила женщина.
— Именно, — подтвердил старик. — Ты же сама меня просила.
— Я? Просила? — хмыкнула швея.
Старик подошёл поближе и склонил к ней лицо.
— Да, ты просила меня, — заговорил он, поймав её взгляд. — Я видел это в твоих глазах всякий раз, когда приходил к тебе. Ты жила как в темнице. Ты говорила «Лишь смерть прервёт служенье, но смерть мне недоступна». Твои глаза молили меня, госпожа, освободить тебя от служения. Ты выбрала меня, твоего недостойного раба. Ты раз за разом вдыхала жизнь в это бренное тело, чтобы я шагнул за рубеж и прозрел… И я прозрел, госпожа. Я вошёл в огонь ради тебя и вышел уже на той стороне. Жизнь бессмысленна, когда она сверх срока. Когда тело уже просто оболочка, сдерживающая истерзанную душу. Удерживая меня здесь, ты даёшь мне сигнал, что у моего служения есть цель, и я готов, госпожа, исполнить твою волю. Я готов принести тебе освобождение.
— Всё-таки решил меня убить? — презрительно бросила женщина.
— Ты же знаешь, госпожа, это выше сил человеческих, — старик торжественно прижал руку к груди. — Я всего лишь подготовил твой побег, как ты и хотела. Там, на крыше, тебя ждёт межпланетный шаттл. Ты больше не взаперти. Отныне ты свободна от своего служения, а в награду подари мне смерть, которую я заслужил. Прошу тебя, сияющая — убей меня.
— Ты ошибся, Захарий, — сокрушённо покачала головой Миранда. — Ты всё не так понял.
— Разве?
— Те мои слова… Они были лишь минутной слабостью, недостойной и непростительной для меня, постумной святой. Я раскаиваюсь в них. Я презираю себя за них, — призналась Миранда с печальной улыбкой. — Моё служение будет длиться вечно, Захарий! Таков мой удел. Ты слышишь? Я сильна, как никогда. И я здесь чтобы исправить тебя — мою невольную ошибку, свидетельство моего греха уныния. Ты никогда не был мне нужен. У твоего продлённого существования нет цели. Всё, что ты сделал, ты сделал самовольно, и дела твои пропадут втуне. Раскайся же и ты, как сделала это я, и прими свою судьбу.
В ответ старик ударил её по лицу с такой силой, что женщина завалилась набок.
— Ты лжёшь, ты лжёшь, ты лжёшь! — закричал Захарий.
Склонившись над швеёй, он схватил её за локоть и рывком вернул в прежнее положение.
— Твои глаза не могли мне соврать, — сказал преступник, запрокинув пленнице лицо.
— Твои глаза, — добавил он удивлённо. — Их больше нет.
Захарий опасливо отдёрнулся от стоявшей на коленях женщины и бросил:
— Ты не моя госпожа. Ты… демон!
В ту же секунду Миранда перенесла вес на носки и рванулась вперёд. Совершив классический проход в ноги, она обхватила старика под колени и рывком подняла его в воздух, чтобы тут же совершить мощный бросок с прогиба. Захарий врезался в пол рядом с Беккетом. К преступнику тут же подскочила швея и вырвала пистолет из его ослабевшей руки, но вместо того, чтобы пристрелить Потапчука на месте, она выкинула оружие в угол помещения.
Беккет, который всё-таки ждал от Миранды выстрела, успел откатиться в сторону. Оказалось, что даже размазанного по полу Захария было рано списывать со счетов. Не вставая, старик подбил Миранду под колени — она рухнула рядом. Выхватив трёхгранный стилет, Захарий нацелил свой удар ей в сердце, но в последний момент женщина отбила клинок запястьем и, спихнув с себя Захария, откатилась в сторону, чтобы подняться и встать в боевую стойку.
Теперь в её руке был девятидюймовый дюбель — близнец того, которым так любила
