2
Тогда все получит свое объяснение, или почти все, еще не веря своей удаче, думал Сантамария, пока такси везло его в префектуру. Если эта пословица — первое звено цепи, тогда пусть с трудом, но все же удастся, очевидно, отыскать и остальные звенья. Тогда исступленный крик Гарроне матери, когда он спускался по лестнице, «золотой телефон», показания старого адвоката Арлорио, замечание Гарроне о картине «Даная», щедрые чаевые, которые он оставил официанткам в ресторанчике, — логичные звенья одной цепи. Одно вполне увязывается с другим. Теперь Сантамария был уверен, почти уверен, что напал на верный след. Даже пояснения монсиньора Пассалакуа приобретали особую значимость, высвечивая грязные махинации, фаллос, мастерскую Дзаваттаро. Да, тогда все становится ясным: блондинка в плаще с ее сумкой и трубой — вовсе не проститутка, Гарроне погиб не из-за какой-то жалкой тысячи лир. К такому же заключению наверняка пришел и Ривьера, пройдя весь печальный, но вовсе не абсурдный и не бессмысленный путь поисков, догадок и подозрений. В конце концов и его осенило, и он «понял».
Такси остановилось у ворот, Сантамария расплатился с шофером И долго затем смотрел, как машина удаляется, объезжая зигзагом ремонтные столбики.
Хотя нет, Ривьера ничего не понял, раз дал себя убить. Он скорее споткнулся об истину, так и не оценив всю важность своего открытия. Поторопился поделиться своими догадками с человеком, которому ни в коем случае не должен был ничего говорить. И этот человек избавился от него. Да, теперь все ясно. Или почти все. Остается уточнить, кто конкретно этот человек и по какой причине он убил Гарроне.
Сантамария чуть ли не бегом поднялся по ступенькам и влетел в кабинет Де Пальмы. Тот с угрюмым видом сидел за столом и читал в «Стампе» раздел городской хроники. Он поднял голову и сразу радостно заулыбался.
— У тебя идея?
— Да.
— Откуда она взялась?
— Мне ее нечаянно подсказал профессор Бонетто.
— Кризис в университетах страны! Студенты — экстремисты. Профессора — убийцы! Куда мы идем? — театрально возгласил Де Пальма.
— Это был не он.
— А кто же?
— Не знаю, но я отыскал нить. И если я ошибаюсь, то клянусь, что подам в отставку и займусь продажей стиральных порошков.
Он рассказал Де Пальме, как искал и нашел все звенья цепи. Де Пальма выслушал его молча, потом горько засмеялся.
— Видишь, что бывает, когда работаешь в чужом городе? Не будь мы кукурузниками, мы бы догадались куда раньше.
Сантамария вспомнил о своеобразной теории Кампи относительно Турина и подумал, что и в этом случае все совпадает с его выкладками.
— Теперь мне надо съездить в Техническое управление, — сказал он. — Ведь я примерно знаю, где побывал Ривьера после Отдела вывесок и витрин.
— Конечно. Но в воскресенье будет непросто кого-либо там найти. Не знаешь, кто у них главный?
— Нет, да он мне и не понадобится. Тут нужен человек, который знал бы, с чего начать поиски, прилежный чиновник.
— Как же его раздобыть… — сказал Де Пальма, почесывая подбородок. — Не спросить ли у Ботты? Он хоть и противный тип, но что-нибудь да подскажет.
— Нет, тогда уж лучше обратиться к Триберти, если только он дома.
Триберти оказался дома. Он внимательно выслушал Сантамарию и сказал:
— Браво, вы очень хорошо поступили, мы должны помогать друг другу, это наш гражданский и общественный долг.
Он даже вызвался отвезти его попозже к своему другу профессору Пеллегрини, человеку толковому и умному. Это он ведает в Управлении всеми делами. Может быть, позвонить ему и попросить оказать содействие господину комиссару? Нет? Тогда господин комиссар может спокойно позвонить ему от имени Триберти. Пеллегрини поймет ситуацию на лету и постарается сделать все, что в его силах, он не из тех прохиндеев, которые думают только об отпуске, праздниках и обычную головную боль выдают за болезнь, из-за которой они не могут, видите ли, выйти на работу.
— Он верующий? — спросил Сантамария.
— Что? — удивился Триберти. — Почему это вас вдруг заинтересовало?
— Просто я хотел знать, ходит ли он по воскресеньям к мессе.
— Не знаю, — засмеявшись, ответил Триберти. — Я никогда его об этом не спрашивал.
Эту подробность Сантамарии выяснить так и не удалось. Когда он позвонил Пеллегрини, тот был дома. Возможно, он уже побывал на мессе, а может, вообще туда не ходил. Сантамария заехал за ним на машине. Пеллегрини ждал его у ворот своего дома на виа Ламармора. Высокий, сутулый, с маленькой головкой, словно пригибаемой к земле ветром, и болезненно желтоватой кожей. Пеллегрини прошептал, что весьма опечален гибелью Ривьеры, которого, правда, лично не знал, и Сантамарии невольно пришлось отвечать ему в тон, словно он убитый горем родственник покойного. Но уже в машине профессор с той же похоронной интонацией заговорил с ним о Триберти, а потом на пьяцца Сан-Джованни так же проникновенно обратился к швейцару, который вышел им навстречу из здания Технического управления. Когда они очутились перед огромной черной таблицей-указателем, где перечислялись самые разные отделы, Пеллегрини словно бы облачился в одежду священнослужителя.
— Итак? О чем пойдет речь?
Да, это был жрец, стоявший на пороге своего храма, сухощавый, отполированный временем. И пока Сантамария рассказывал о подозрениях Ривьеры и его безуспешных попытках отыскать какие-либо следы в отделе Триберти, а затем Пивы, величественный, умудренный опытом жрец одобрительно кивал головой.
— Пива работает в Отделе витрин, не так ли? — осведомился он.
— Да, — подтвердил Сантамария. — Так вот, я хотел узнать, применяют ли в вашем отделе, разумеется, на более высоком уровне, чем в Отделе витрин, аналогичную систему?
— Понимаю, — кивнул головой Пеллегрини. — Сейчас проверим.
Он повел Сантамарию по длинному, недавно оштукатуренному коридору в огромное помещение, которое высоченные, в рост человека, металлические картотеки разрезали на узкие, темные отсеки.
— Если не ошибаюсь, вы ищете предварительный, «зондирующий» проект, я их так называю.
— Совершенно верно. Такой же, как те, что хранятся в шкафу у Триберти.
Пеллегрини снисходительно усмехнулся и обвел рукой темный лабиринт картотек.
— У нас все это несколько иначе, — сказал он.
Видимо, на лице Сантамарии отразился неподдельный испуг, потому что Пеллегрини поспешил его успокоить:
— Но и, пожалуй, несколько проще. Проекты размещены в алфавитном порядке, либо по фамилиям авторов, либо по фамилиям заказчиков. Вам известно, кто автор проекта или кем он заказан?
— Мне ничего не известно, — ответил Сантамария. — Но если вы мне объясните наглядно, как…
— Идемте, — сказал Пеллегрини. Он уверенно повел его между серых параллелепипедов, на шестом повороте остановился и мягко выдвинул один из ящиков. — Вот, — сказал он и одним указательным пальцем выдвинул и снова задвинул ящик.
— Этот?!
— Эти три, — ответил Пеллегрини, небрежно похлопав по трем металлическим секциям картотеки, как хозяин хлопает по спине лошадь. — Я начну с авторов. А вы тем временем, если хотите, можете поискать в картотеках на фамилии заказчиков. — Он вытащил второй ящик. — Промышленные объекты, спортивные сооружения, — стал он перечислять, бросая беглый взгляд на папки, — общественные здания, временные постройки. Может, вы тоже посмотрите?
— Хорошо, — сказал Сантамария.
Он сделал вид, будто обдумывает, с чего начать, затем выдвинул третий ящик и притворился, будто старательно рассматривает большие сплюснутые листы папок. Пеллегрини явно дал ему это совершенно бесполезное поручение, чтобы самому без помех заняться настоящими поисками. Поступил он так из тактичности, а еще больше из честолюбия «археолога», не боящегося соперничества. Сантамарии оставалось лишь проявить такую же тактичность — подождать, чем закончатся «раскопки». Спустя некоторое время Сантамария почтительно задвинул верхний ящик и осторожно вытянул нижний.
— Ну вот, — невозмутимо сообщил Пеллегрини. — Система не подвела.
Сантамария подошел и подумал, что Мирольо (какая она, кстати? Блондинка, брюнетка, красивая, уродливая?), которая сейчас в далекой Лигурии купалась в море или мазалась кремом от загара, сорок восемь часов назад вот так же любезно подвела Ривьеру к этому ящику и невольно предопределила его судьбу.
Он посмотрел на широкий лист бумаги, который протянул ему Пеллегрини. Вверху слева красивым почерком, очевидно фломастером, было выведено: «Арх. Ламберто Гарроне». Название проекта подтверждало, что насчет пословицы он все угадал точно.
— Видите, проект был представлен девятнадцатого сентября прошлого года, — сказал Пеллегрини.
