– А ты-то сам как думаешь?
– Я думаю, что ты сейчас сорвал джек-пот в Гостином Дворе и спешишь поделиться со мной этой радостью.
– А я думаю, что ты сейчас прекрасно видишь, где я, и мучительно придумываешь для себя новую отмазку. Надеюсь, она будет оригинальнее, чем предыдущая, поскольку ни СОБРа, ни хренобра я в округе что-то не наблюдаю. А они ребята пунктуальные.
– Я тебе уже сказал сегодня, что ты – идиот, но ты не захотел меня услышать. Здесь менты, за тобой хвост, но ты все равно прешься, как баран, потому что бабки затмили тебе остатки разума. Тебе – но не мне. Должен же ведь кто-то из нас двоих быть умнее.
– Перестань меня грузить, Ташкент. Если ты такой умный, то покажи мне здесь хотя бы одного мента. Хотя бы одного!
– В двадцати метрах от тебя возле киоска стоит парень в «найковской» куртке. Видишь?
– Ну?
– Посмотрел? Вот и славно. А теперь сваливай отсюда и не распугивай мирных граждан своей распальцовкой. Ты сейчас очень напоминаешь покойного Анджея[88] – тот тоже любил быковать по поводу и без. Потому и кончил рано. А главное – плохо.
Издевательски-насмешливый тон Ташкента, а также сравнение с действительно безбашенным покойником Анджеем привели и так с трудом сдерживающего себя Дронова в состояние бешенства. Он отключил трубу и в открытую попер на Пашу Козырева, на ходу вытаскивая из лопатника свои водительские права.
– Давай-ка, брат, отойдем в сторонку, – начал Дрон безо всяких прелюдий.
– Зачем? – воззрился на него Паша, пришедший в легкое замешательство от внезапного появления человека, фотографию которого на днях ему показывал Нестеров.
– Поговорить надо, – ответил Дрон таким тоном, что Павлу ничего не оставалось, как подчиниться. Они отошли к витрине «Титаника», на которой пестрели обложками видеокассеты. С одной из них в упор на Козырева смотрел Джеймс Бонд, оптимистично призывающий: «Умри, но не сейчас».
– Меня зовут Дронов Владимир Витальевич. Вот мои права. Посмотри – все верно?
– Да, – Павел невольно скосил глаза на пластиковый прямоугольник с фотографией.
– А теперь представься ты. Представься и покажи свои документы. Что там у тебя есть? Студенческий билет? Паспорт? Инвалидная книжка? Может быть, ксива ментовская?…
– Не буду я вам ничего показывать. С какой стати?
– А с такой, что я тебе сейчас глаз на жопу натяну. Понял?… Ну, слышь, ты, комсомолец, соображай быстрее. – Дронов попытался резко схватить Павла за предплечье, однако Козырев оттолкнул его и сделал шаг назад, наткнувшись спиной на витрину. Дальше отступать было некуда. Козырев приготовился к худшему, но в этот момент к ним подскочил Лямка.
– Чего у вас тут?
– Пшел отсюда, – даже не оборачиваясь, через плечо бросил ему в ответ Дронов.
– Паша, что происходит?
– Кореш твой? Или коллега по работе? – неожиданно хохотнул Дрон, достал из поясной сумочки мобильник и снова набрал Ташкента.
21.13. Дрон, Ташкент.
– …Слушай, их тут уже двое. Видишь?… А второй что – тоже мент?
– Да, – почти заорал Ташкент.
– Значит, говоришь, тоже мент, – как ни в чем не бывало продолжал Дрон. – Этот, который белобрысенький, наверное, его начальник. Ишь как строго зыркает! А если я этому «начальнику» сейчас нос сломаю, первый чего доброго еще и огонь откроет? На поражение? Как считаешь? Но с другой стороны, ты же знаешь: мент – это клад, который следует держать в земле. Кажется, так говорят, а, Ташкент?
– Ты мне надоел, Дрон. Я сделал все, чтобы тебе помочь, но ты меня достал. Выпутывайся, как знаешь. И больше мне не звони – когда будет нужно, я сам тебя найду. Понял?
– Да пошел ты. Тоже мне – деляга с пердиловки.[89]
Дронов раздраженно убрал телефон и обвел глазами «грузчиков».
– Значит, так, пацаны. Давайте-ка оба быстренько сдристнули с глаз моих, и чтоб я вас больше никогда не видел… Да, и передайте своим мамашам, что сегодня у вас был второй день рождения.
– Вы сейчас пойдете с нами, Дронов, – твердо сказал Паша. – И не вздумайте снова делать резких движений – микрорайон оцеплен, за нами наблюдают. В ваших же интересах вести себя спокойно.
– Да что ж за день сегодня такой, а? Все хотят меня развеселить, а мне почему-то ни хрена не смешно? Ты случайно не знаешь, почему так? – глумливо спросил Дрон и сделал маленький шажок вперед.
Это движение заметил Лямин и закричал:
– Стоять! Работает ОПУ!
– Это ж какая тут ЖОПУ работает? – Дрон чуть повернул корпус вправо, делая вид, что хочет обернуться к Лямке, и в ту же секунду резко, от бедра, выбросил кулак, угодив прямо в переносицу Козыреву, который от этого удара буквально влетел в витрину.
Недолгий Пашин полет, закончившийся приземлением на Джеймса Бонда, сопровождался грохотом разбитого стекла и падающих витринных стеллажиков с пластмассовыми (хоть в этом повезло!) полочками. Помимо людей, стоящих на остановке, и работников «Титаника» с застывшими лицами, этот грохот привлек внимание еще двух заинтересованных лиц – Ташкента, который продолжал следить за Дроновым из своего наблюдательного пункта, и Ольховской. Вопреки полученным инструкциям, Полина не закрылась в салоне «лягушки», а стояла рядом с ней, озираясь по сторонам и ежеминутно посматривая на часы: сути происходящего на протяжении последнего получаса она не понимала, но догадывалась, что с их операций происходит, мягко говоря, какая-то хрень.
Отсюда, со стороны Заслонова, заварушка «грузчиков» с Дроном ей была не видна, однако, услышав звон разбитого стекла, она интуитивно поняла, что это именно с ее ребятами что-то случилось.
Полина выбежала на Лиговку и увидела, как Паша Козырев из последних сил пытается подняться и выбраться из-под груды осколков стекла и коробочек с видеокассетами, чтобы прийти на помошь Лямке, который намертво вцепился в ноги Дронова. А тот все никак не мог оторвать от себя обезумевшего Ивана и с остервенелой методичностью раз за разом наносил ему удары по голове. Ольховская в ужасе рванулась в кабак и, найдя Нестерова, бросилась к нему со словами:
– Там… там ребят бьют.
Как по команде из-за стола одновременно подорвались все четверо, однако Серпухов уже на бегу коротко бросил своим:
– Сидеть… Ждать…
Леха выскочил на улицу первым, за ним Нестеров и Полина, которой бригадир приказал немедленно бежать к машине и больше не выходить из нее ни при каких обстоятельствах. А между тем мизансцена у магазина изменилась кардинальным образом – добавились новые участники, прибывшие к месту событий на уазике с бортовой надписью «11 отдел милиции Фрунзенского РУВД». Теперь, помимо Козырева и Лямина, почувствовать себя не в самой уютной шкуре избиваемого довелось и Дрону. Заметив приближение милицейской сирены, он попытался активизировать процесс избавления от балласта в виде прилипшего к нему Лямина, однако Ваня вознамерился стоять (вернее, лежать) до конца. Прибывшие менты мгновенно просчитали обстановку и, поняв, что от измочаленных «грузчиков» какой-то опасности ждать не приходится, сосредоточились на нейтрализации Дронова. А он был тот еще кабан, к тому же зело страшный во гневе! Поэтому менты поступили благоразумно и предварительно опрыскали его «черемухой», при этом, понятное дело, перепало и Лямке. Ну а затем на моментально расплакавшегося и расчихавшегося Дрона обрушились карающие мечи революции, в данном случае представленные джедайскими ПР-70.[90]
Серпухов раскрыл удостоверение и двинулся к эпицентру событий со словами:
– Господа, спокойно… я капитан милиции, старший оперуполномоченный уголовного розыска… все на нервах, все устали… давайте возьмем паузу и спокойно поговорим… сержант, твою мать, кончай ты махать своим дрыном, ты же убьешь его… честное слово, как дети малые…
Нестеров остался стоять на месте: у него не было при себе волшебной подполковничьей ксивы, и Александр Сергеевич прекрасно осознавал, что без нее все равно его никто слушать не станет. Бригадир, безусловно, был прав – вмешайся он сейчас, и вполне мог бы сам попасть под замес, а ведь ему еще предстояло каким-то образом вытаскивать ребят из цепких милицейских лап. Так что он поступал совершенно логично, вот только сердце кровью обливалось, глядя на то, как крутят руки и без того едва стоящему на ногах Козыреву и как в буквальном смысле слова отдирают Лямку от скулящего от боли Дронова.
А метрах в сорока от бригадира за этой же картиной наблюдал Ташкент. Когда к месту потасовки подъехал милицейский уазик, он понял, что уходить следует незамедлительно. Ташкент вышел из помещения переговорного пункта, неторопливо пересек Разъезжую и все-таки не смог лишить себя удовольствия пару секунд понаблюдать за тем, как менты метелят пустоголового Дрона, а с ним заодно и двух своих же пацанов. Зрелище того стоило.
