— За Красновским следят четко на очень профессиональном уровне, и все данные о визитах и имеющих доступ в его дом людях, думаю, не вызывают сомнений.
— Значит, завтра, проводив супругу в Лондон, Марк Вильяминович собирается поработать грабителем, и для этого ожидает визита некоего Пустого… — Полина задумалась. — Интереснейший человек — Дима Пустой.
… Он сразу узнал её голос и на предложение встретиться коротко сообщил: Буду.
Полина выбрала небольшое кафе вблизи окружной. Доставивший её человек Рассада гарантировал, что «хвоста» нет. Полина прошла в зал «бистро» и подсела за круглый пластиковый столик.
— Привет!
Вадим поднялся, окинул её скользящим взглядом и пододвинул стул:
— Привет…
Перед ними стоял графинчик водки и тарелка с одиноким бутербродом.
— Я знаю человека, на которого ты работаешь. Красновский был компаньоном моего отца… Ты ведь слышал о «деле Ласточкина»?
— Еще бы. Отец все талдычил, как заранее почувствовал, что Андрей Дмитриевич пошел не тем путем. Снюхался с мафией.
— Ничего не снюхался. Его подставили и убили. Один из убийц Красновский. Ты поможешь мне?
— Хм… — Он невесело ухмыльнулся, не поднимая к Рите обрюзгшее серое лицо крепко пьющего человека. — И что мы можем доказать?
— Дело не в этом… — Полина не отрывала глаз от крупного с залысинами лба. — Сегодня вечером ты идешь на очередной сеанс к Красновскому. С твоей помощью этот тип «отсасывает» со счетов фирмы, тоже, кстати, награбленных, денежки в свой карман.
— Разобрался, не индюк какой-нибудь.
— И тебе это нравится?
— Полина уймись. Ты уже все поняла — Вадька Еременко не получил Нобелевку. И ученым не стал. Электронщик высокого класса, пьяница, разведен… Какие мне нужны лекции? О нравственности, морали? Вот у меня крест на шее — мать окреститься заставила. — Он потрогал серебряную цепочку. — Только и здесь — прокол. Не верующий я, Поленька. — Он привычно наполнил рюмку и одним глотком осушил её.
— Помоги мне… — Полина, наконец, поймала бегающий взгляд Вадима. Очень прошу, помоги.
— Россо, что ли, заложить? Так он же для меня — источник существования.
— Я заплачу. Но переведу деньги твоей жене, что с сыновьями сидит. А тебя, как спеца, порекомендую хорошим людям.
Вадим поморщился:
— Спасительница нашлась! Поздно спохватилась, радость моя. Знаешь, почему меня Красновский Пустым прозвал? Уцепить не за что. Ни идей, ни совести, ни жадности особой. Так, нечто вымирающее, скользкое. — Вадим снова наполнил рюмку, Полина остановила его руку.
— Неправда. У тебя ведь сейчас надежда вспыхнула! Ты подумал, что помогая мне, сумеешь отмыться. И тогда получишь шанс начать все заново.
— Парапсихологическая атака? Ты так и не оставила свои затеи… Вадим лихо опрокинул рюмку. — Ладно, сыграем в а, банк, девушка. — Он хотел было расхохотаться, но лишь горько хмыкнул. Сжал голову ладонями и закачался, тихонько всхлипывая.
— Ну вот и молодец, Вадик. — Полина отодвинула графин. — Слушай внимательно и запоминай. Дело-то серьезное.
— А ты не шутишь, красивая… — Посмотрел на неё Еременко покрасневшими, но трезвыми глазами.
— Все серьезно, Вадим, очень, очень серьезно.
— И что станем делать?
— Когда встретишь меня у Россо, сделай вид, что незнакомы, а потом проделаешь все операции, которые я скажу. То есть переведешь все источники на один счет. Я назову код.
— Ого! Такой куш хапнуть! На кого ты работаешь, Полина?
— Это номер счета фонда «Мир и прогресс» при ЮНЕСКО. Речь идет о финансировании экспериментов в области здравоохранения.
— Звучит красиво. Бальзам на душу. Когда станут судить, так и скажу.
— Вадь, и ещё просьба — постарайся быть внимательным и подыграть мне четко. Это и вправду рискованное дельце.
— Я малый сообразительный… — Вадим с тоской посмотрел на Риту. — Да видать, только не с женщинами. Глупо у нас вышло, а?
Вадим не подвел. Отлично сработал и прибор — верхушку елки сбрило, как гиперболоидом инженера Гарина. Это произвело большое впечатление на Красновского, остальное Полина довершила сама, ей даже не пришлось прибегать к помощи психогенератора. Только смотреть ненавидящими глазами в лживые, бегающие глазки этого гада и внушать ему простые действия, в результате которых полностью очистился тайный счет Россо и счета обираемого им «Атланта».
Окрыленная блестяще проведенной операцией, Полина рвалась завершить дело. Вадим здорово помог ей. В обработке Писецкого рассчитывать было не на кого. И все же Полина совершила попытку наладить контакт с Аллой, прибыв в загородный дом чуть раньше Геннадия. Увы, союзницу ей обрести не удалось. Но зато ярко всплыли воспоминания. Эффектная брюнетка в белом кресле на фоне фотографии Василия Блаженного, внезапно вспыхнувшая дружба, вечеринка у Россо, куда явился с Соней ни о чем не ведавший отец. Да они все разыгрывали спектакль, ловко заманивая в сети генерала Ласточкина с его наивной и замкнутой дочкой! Как легко попала на службу в «Атлант» Полина, а сколь активно подталкивала Алла подругу к роману с Глебом… Был ли он в заговоре, изображая влечение к секретарше, а затем — предложив ей стать хозяйкой дома, женой? — От этих мыслей Полине становилось гадко на душе, а уверенность в своих силах улетучивалась. Хороша «ясновидящая», не сумевшая распознать ложь и предательство близких людей.
Полину захлестывала ярость, когда она увидела вернувшегося домой Писецкого — безжалостного, ловкого хищника, с легкостью манипулировавшего чужими жизнями. Она заставила Геннадия письменно признаться в совершенном преступлении сама, без применения генератора. Лишь объявив ему о необходимости явиться в восемь утра и осуществить определенные компьютерные операции, она включила спрятанный в кармане пиджака излучатель. Внушенная программа должна крепко зафиксироваться в подсознании Писецкого. В сущности, он становится зомби — исполнителем продиктованной ему воли. На уровне бытового сознания информация не проявляется. Писецкий не сможет объяснить кому-либо свои действия. Но успеет ли он осуществить необходимое? Ведь прибывший в Москву «ревизор» имеет целью воспрепятствовать внедрению в систему чуждого элемента. «Ревизор»… — при одном воспоминании о нем у Полины замерло и гулко застучало сердце.
В раковину все время капает вода. Стародавняя, всем печально известная «елочка» страдает хроническим недержанием. Глеб не собирается менять её, как и все остальное в этой жалкой квартире, вопиющей о совдеповской нищете. В блочных стенах двенадцатиэтажки с потолками 2,75 он чувствует себя изгнанным королем, заточенным в кишащую крысами крепость. Пусть не крысы, а всего лишь тараканы, пусть мелькает огромный экран Филлипса, Сарычев всей кожей ощущает убогость крошечного жилья, обставленного полированным хламом, словно на него натянули поношенную, с чужого плеча рубашку. Временами кажется, что он проснулся после крупного поддатия у себя в Орле, а все привидевшееся в золотом тумане власти и роскши — случайно залетевший в смурную башку сон.
После краха «Оникса» дела Сарычева складывались не лучшим образом. Глебу удалось достичь договоренности с верхами, в соответствии с которой он давал развернутые показания против бывшнго содиректора Ласточкина и его исчезнувшей вместе со счетами фирмы дочери. Взамен Сарычев получил жизнь, уже висевшую на волоске и возможность довести до победного конца контракт с «синицами». Он сумел устроить так, что обе стороны — и покупатель, и продавец были вынуждены действовать только через него. Комитет оставил Сарычева в качестве наживки, на которую собирался вытащить крупную рыбую. Его новая квартира, автомобили, личный банковский счет пошли на погашение «долга» Красновскому за нанесенный моральный ущерб. С того момента, как он покинул подвал особняка Россо, Глеб прекрастно осознавал тот факт, что его дни сочтены. От неугодного свидетеля избавятся сразу же по завершению дела. Он всеми силами тормозил получение денег по контракту, создавая видимость бурной, но не слишком успешной деятельности. На что он рассчитывал? На везение и самого себя. Порой возникало бодрящее ощущение, что шансы выпутаться вполне реальные, чаще же мучало чувство захлопнувшейся мышеловки. Особенно здесь — в тесной, жалкой норе с подозрительно молчавшим телефоном.
Время от времени Глеб на ципочках подкрадывался к двери и слушал шаги на лестничной клетке. Уж если за ним придут, то говорить будет не о чем. Пытки он не вадержит, проглотит капсулу с ядом, которую теперь постоянно имел при себе.
Выходит, сидеть и ждать, пока за тобой придут, осознавая собственную малость, затравленность? А злость, что лавой вскипала и подкатывала к горлу, перехватывая дыхание, отравляя мозг? Злость мучила раздавленного, обманутого Сарычева, подсказывая самые отчаянные способы мести. Терять нечего, а значить самое время решиться на крайне рискованную попытку. Сарычев понимал, как мал шанс сорвать банк, когда задумал фантастическую акцию — решил проникнуть в центральный «сейф» Комитета. Терять ему было нечего, а искушение ещё раз испытать судьбу и поквитаться с обидчиками притупляло инстинкт самосохранения.
