— Так точно, Рекс, спасибо, что перезвонил. Что у тебя на него есть?
— Имя и адрес. Беверли Парди. Она живет в Монтане, в паре часов езды от границы с Северной Дакотой — где, насколько я понимаю, ты сейчас и обретаешься.
— Верно.
Мэннерс назвал ему адрес.
— Беверли Парди — это его мамаша. Она — вдова, а Бен — ее единственный отпрыск. Живет на ферме, что-то выращивает, держит скотину. Я не в курсе, там ли сейчас твой объект, но, по крайней мере, есть с чего начать.
— Спасибо за помощь! Не забудь отправить мне чек. Сейчас продиктую адрес.
— Не заморачивайся. В нашем кругу принято выручать друг друга. Может, как-нибудь тоже меня выручишь… Удачи!
Мэннерс отключился, и Декер отложил телефон. Заглянул к Джеймисон и посвятил ее в подробности разговора. Когда они погуглили местонахождение фермы Парди, то выяснилось, что она находится в пяти часах езды от Лондона.
— Келли с собой берем? — осведомилась Джеймисон.
— Я не хочу лишний раз забивать ему голову. Может наступить момент, когда нам придется ему рассказать, но сейчас не самое подходящее время.
Встретившись позже в вестибюле, они покатили из города к западу.
— Ты связывался с Роби?
— Пока нет. Как раз собирался, когда позвонил этот частный детектив. Давай посмотрим, получится ли пообщаться с Парди, а потом отловим Роби, когда вернемся.
Длинный путь показался еще длиннее, поскольку пейзаж по сторонам практически не менялся и смотреть было совершенно не на что.
— Никогда еще так долго не ехала на машине, не встречая других машин, — заметила Джеймисон на ходу. — А я, между прочим, выросла в Индиане.
— А это — страна Большого неба [41].
Джеймисон выглянула в боковое окошко.
— Да уж… Такого где-нибудь в Вашингтоне или Нью-Йорке точно не увидишь.
Декер бросил взгляд на ее запястье с татуировкой «Айрон баттерфлай».
— Ты мне как-то сказала, что твоя мама пристрастила тебя к этой группе, когда ты была маленькой. После того, как они воссоединились.
Она усмехнулась.
— Да уж, память у тебя и точно непогрешимая.
— Все еще слушаешь их?
— Я теперь больше на Дженис Джоплин и «Дорз» западаю.
Он еще раз посмотрел на ее руку.
— Когда мы с тобой только познакомились, я обратил внимание на небольшой вдавленный след, оставшийся от обручального кольца.
Джеймисон бросила на него резкий взгляд.
— Не помню, чтобы ты когда-нибудь вел светские беседы.
— Может, я эволюционирую.
— Ясненько…
— Хотя ты никогда на самом деле не рассказывала про своего бывшего. Просто сказала мне, что вы были женаты два года и три месяца, а потом все пошло наперекосяк. Он, мол, оказался не тем мужчиной, которым ты его считала, — а ты, наверное, не той женщиной, за которую он тебя принимал.
Алекс нахмурилась.
— Иногда твоя абсолютная память реально раздражает.
— А как я сам, по-твоему, себя чувствую? Итак?..
— Вообще-то, помимо того, что я уже говорила, рассказывать особо нечего. Дэн был совершенно другим, когда мы просто встречались. В нем было все, что мне нравилось. После того как мы поклялись друг другу в вечной любви и стали жить вместе, он стал всем, что я терпеть не могла. И не исключено, что я стала такой же для него. Хотя не думаю, чтобы я когда-либо на самом деле менялась.
— И в итоге вы по взаимному согласию разбежались?
— Мы оба были слишком молоды, а я — слишком наивна. Слишком уж наивна. Он… он пользовался этим — по крайней мере, как я теперь это вижу с высоты прожитых лет.
— А где он сейчас?
Джеймисон пожала плечами:
— Знаю об этом не лучше тебя. — Она опять глянула на него с раздраженным выражением на лице, которое, впрочем, сразу же сменилось теплой улыбкой. — А сейчас, по-моему, мне больше по вкусу времена, когда ты не проявлял вообще никакого интереса к личным материям.
Декер шутливо поднял руки — мол, сдаюсь, — а потом отвернулся к окну.
— Когда я очнулся от комы в больнице после того столкновения на футбольном поле, то поначалу решил, что все нормально. Подумал, что и я сам по-прежнему нормальный. Пока это не произошло.
— Что произошло?
— Представляешь такой маленький монитор на стойке, на котором отображаются твои жизненно важные показатели?
— Ну да.
— Когда я посмотрел на цифры на экране, то увидел, что все они разного цвета. Сперва я подумал, что просто зрение дурит, — или, может, я так до конца и не пришел в себя. Веришь или нет, но я так и не понимал, что со мной случилось. Но позже, когда я посмотрел на часы на стене, все то же самое — все цвета радуги. Тогда-то я и понял, что явно не такой, как раньше. И когда мне приходилось общаться с людьми… Ну, это был совершенно новый для меня мир. Я уверен, что врачи и медсестры были только рады от меня избавиться. Я был редкостной занозой в заднице. Я стал кем-то еще, но только в том же самом теле. Мой способ справляться с ситуацией был очень простым — никак с ней не справляться.
