Полина Дашкова - Образ врага

Прямой эфир на Бернском телевидении длился уже второй час. В студии разрывались телефоны, без конца поступали вопросы по Интернету. Бренер никогда не думал, что прямой эфир — это так тяжело. Значительно тяжелей, чем многочасовые пресс-конференции при полных залах журналистов. Там все-таки живые лица, а здесь стеклянные глаза телекамер.

Он отвечал на десятки вопросов, дурацких и разумных, злобных и доброжелательных, хитрых и наивных. Корреспонденты из разных стран возмущались беспределом, который творился в Израиле с бактериологическим оружием.

— Мы верили этой стране! — с пафосом заявила бойкая молодая журналистка из «Америкэн экспресс», — Израиль предал весь наш цивилизованный мир.

— Над бактериологическим оружием работают и в Пентагоне, — устало говорил Бренер, — во всем цивилизованном мире, в нашем с вами мире накопилось столько смерти, что сейчас достаточно искры. Уверяю вас, научно-исследовательский центр в Беэр-Шеве охранялся ничуть не хуже, чем подобные учреждения в Америке, в Германии, в России, в Японии. То, что случилось со мной, — это не обвинение лично Израилю. Это предупреждение всем нам, без исключения.

— Вы не боитесь преследований со стороны израильских спецслужб? Вы не боитесь мести? — выкрикнул толстый пожилой обозреватель «Пари-матч».

— А вы бы на моем месте боялись? Толстяк не успел ответить, его перебил другой корреспондент:

— Вы имеете какие-либо сведения о семье вашего сына? Вы не опасаетесь за судьбу родственников? Ведь они остались в Израиле!

— Я полагаюсь на здравый смысл. Сын за отца не отвечает, это признавал даже такой беспощадный человек, как Иосиф Сталин. Я говорил по телефону со своим сыном. У них все нормально.

— Ваше решение выступить перед международной общественностью является абсолютно добровольным или есть элемент принуждения с чьей-либо стороны?

— Мое решение абсолютно добровольно. Я наблюдал много раз, в каких мучениях погибают подопытные животные в моей лаборатории. Когда меня похитили террористы, я понял, насколько зыбкая граница отделяет людей от такой же мучительной смерти.

— А раньше вы разве не понимали этого?

— Я ученый, меня увлекал процесс исследования, познания. Впрочем, я не хочу оправдываться. Моя вина останется со мной до конца жизни.

— Вы, конечно, не вернетесь в Израиль. В пользу какой страны вы намерены продолжить свои исследования?

— Я не собираюсь продолжать свои исследования. Возраст позволяет мне стать просто пенсионером. Но уверяю вас, во многих странах есть молодые ученые, талантливей и упорней меня, которые работают и будут работать в этой области. Я хочу еще раз предупредить не только Израиль, но и другие страны, что биологическое оружие было первым оружием массового уничтожения в истории человечества. Оно может оказаться последним. После его применения просто не будет человечества. Древние греки и римляне перебрасывали трупы зараженных людей и животных через стены вражеских крепостей, заражали реки, озера и колодцы, кидали в воду тела умерших от чумы и проказы. Это было первое биологическое оружие, которое уносило тысячи жизней. В своем сегодняшнем варианте оно справится с миллионами.

Лица сливались в одну безликую массу, голоса звучали в ушах, как гул взлетающего реактивного самолета. Вопросы сыпались горохом. Иногда он почти отключался, отвечал автоматически. Ему вдруг вспомнилось судилище на грязной овощной базе в Москве в семидесятом году.

Сотрудников НИИ гоняли на базу с сентября по декабрь не реже двух раз в месяц. Кандидаты и доктора наук копались в гнилой капусте, обстругивали черные склизкие кочаны до кочерыжек. Девочка-лаборантка попыталась вынести через проходную гроздь страшно дефицитных бананов, и был устроен товарищеский суд совместно с сотрудниками базы.

Воровали все — и грузчики, и экспедиторы, и закинутые им в помощь доктора-кандидаты. Считалось верхом глупости выходить за ворота с пустыми руками. Но девочку поймали за руку при показательном рейде и судили с таким удовольствием, с таким самозабвенным кайфом, что довели до истерики.

Странная ассоциация, однако что делать, если все так похоже! Только вместо грязного красного уголка овощебазы роскошные конференц-залы, вместо поддатых экспедиторов в синих халатах элегантные, трезвые, промытые до блеска журналисты и политики. А психология все та же. Никому не стыдно.

Америка и Западная Европа клеймят Израиль, перепуганные любители горнолыжного спорта собирают манатки, требуют от туристических фирм возмещения убытков. Владельцы отелей в панике. Богатые родители срочно забирают из знаменитых швейцарских школ своих детей, владельцы школ тоже в панике. По тихим прекрасным Альпам бегает сумасшедшая Инга Циммер, и никто точно не знает, есть у нее контейнер со смертоносными штаммами или нет. И никто ее не может поймать.

Каждая крупная держава нечиста на руку в смысле производства запрещенного оружия, но сейчас вот благодаря показательному рейду террористов попалось государство Израиль. И все с удовольствием осуждают, клеймят, швыряют камни, словно сами без греха. А выводов для себя никто не делает.

После третьей пресс-конференции Бренер понял, что во всем происшедшем есть только один положительный момент: его личный выбор, его твердое решение не участвовать больше в этой грязной самоубийственной гонке. Он бы не решился остановиться, если бы не произошло с ним то, что произошло. Исследовательский азарт — страшная вещь. Это как наркотик. Ты не осознаешь, что производишь смерть, ты думаешь совсем о другом, о сегодняшнем неожиданном результате, о разгадке увлекательных головоломок, которые сочиняет гениальная бесстрастная природа.

Натан Ефимович опомнился и встряхнулся, когда понял, что ведущий телепрограммы уже второй раз повторяет свой вопрос:

— Вы несколько дней находились бок о бок с бандитами. Как вам кажется, способна Инга Циммер вскрыть второй контейнер, если он все-таки находится у нее?

— Инга Циммер способна на все. И если контейнер у нее в руках, то это более чем опасно. В таком случае остается надеяться на ее собственный инстинкт самосохранения, потому что она должна пострадать в первую очередь. И ей это отлично известно.

— Но вы говорили, что Циммер крайне неуравновешенный человек.

— Любой человек хочет жить, даже неуравновешенный. Она террористка, но не самоубийца.

— Но среди террористов есть немало фанатиков, которые легко жертвуют собственной жизнью, — возразил ведущий, — получается, что мы все должны полагаться на здравый смысл сумасшедшей бандитки, которая хладнокровно прикончила своего товарища.

— Полагаться надо прежде всего на оперативность спецподразделений и полиции.

Вечером в дверь его номера постучали. Он уже собирался ложиться спать. При нем было два вооруженных охранника, которые вели круглосуточное дежурство.

Вместе с охранником вошел высокий худощавый человек в дорогом костюме, с дипломатической улыбкой на устах. Он представился сотрудником российского консульства и после нескольких вежливых дежурных фраз протянул Натану Ефимовичу темно-синюю книжицу с золотым двуглавым орлом. Бренер открыл и не поверил своим глазам. Он держал в руках российский загранпаспорт с собственной фотографией.

— Почему синий? — спросил он, ошалело глядя на своего гостя.

— Дипломатический, — ответил тот с теплой улыбкой.

— А он не фальшивый?

— Настоящий, — сделав комически-серьезное лицо, заверил дипломат.

— А анкеты? ОВИР? Ну я не знаю, это как-то слишком просто… — бормотал Бренер. — Я что же, теперь гражданин России?

— Конечно. Внутренний паспорт вам будет выдан в Москве.

Звякнул домофон, и пожилой женский голос сообщил, что это доктор из детской поликлиники. Харитонов скрылся в Алисиной комнате и плотно прикрыл дверь.

Доктор, полная флегматичная женщина, осмотрев и послушав Максимку, сказала, что у него всего лишь ОРЗ.

— Горлышко красное, в бронхах и в легких все чисто. Антибиотики пока давать не надо. Обильное питье, витамины. Есть у вас клюква, мед, шалфей?

— Нет. Но я выйду, куплю. Скажите, а что, наш участковый Нелли Григорьевна болеет?

— Да, у нас сейчас половина поликлиники болеет. Новая волна очень неприятного гриппа, с тяжелыми осложнениями. Вам повезло, что у вас всего лишь ОРЗ. Когда ребенок поправится, не спешите отправлять его в шкоду.

— Да, спасибо, я поняла.

— Мамочка, а вы сами-то не больны? — Доктор внимательно взглянула Алисе в лицо. — Вы как себя чувствуете?

— Я? Нет, со мной все в порядке…

— В порядке? Ну и хорошо. А то некоторые мамочки так нервничают, когда дети болеют, что сами могут захворать. Все болезни от нервов, так что вы берегите себя. Значит, температуру сбивать, только если выше тридцати восьми. Горлышко полощите каждые два часа, если нос забит, можно капельки закапать, но не злоупотребляйте, чтобы слизистую не пересушить. Ингаляцию сделайте, лучше всего с чесноком. Он нормально переносит чеснок?