Достав из кармана конверт, Гуров хитро улыбнулся.
– А хотите, я вас тоже удивлю? – прищурился он.
– Ну, валяй! – с вызовом ответил Орлов, многозначительно переглянувшись со Стасом.
Лев вынул из конверта лист бумаги, на котором было написано всего несколько строк. С утрированной торжественностью он прочел:
– Господа пинкертоны! Поздравляю – вы оказались на высоте. Да, этот раунд остался за вами, но хотел бы сказать, что игра еще не закончена. Следующий ход за нами. И я уверен, что для нас он будет победным… – Гуров усмехнулся. – Ну а это – вместо подписи!
Он развернул письмо и показал изображенный под текстом рисунок раздвоенного копыта.
* * *
…Первое тысячелетие до нашей эры. Приалтайские степи. Эпоха царствования повелителя восточных скифов Анахарсиса.
Царь Анахарсис, уже потерявший надежду увидеть сына, был вне себя от счастья, когда увидел Марсагета, поднимающегося на холм к его шатру. На вопрос к Скилуру – почему же и он со своей спутницей не хочет подняться, чтобы удостоиться почестей, тот ответил, что сможет подняться лишь тогда, когда жрецы на холме принесут жертву семи богам, в числе которых богиня земли Табити и бог неба Папай. По его словам, богов следовало призвать для того, чтобы они позволили ступать на царский холм только имеющим в душе самые чистые и честные помыслы.
– …Я не хочу, чтобы у повелителя была и тень сомнения в моих словах и делах, – ответил мудрый воин.
Тут же по поручению царя жрецы совершили жертвоприношение, и Скилур с Элтной поднялись к царскому шатру. Здесь же по древним обычаям жрецы скрепили их брачный союз, и воин со своей спутницей, получив обещанную награду, после богатого пира отправился на дарованные ему земли, как вновь посвященный князь. За великую доблесть род Скилура был признан по благородству равным царскому. А холм, на котором было совершено очистительное жертвоприношение, с тех пор стал считаться посвященным богам.
Прошло двадцать лет. Племена, возглавляемые князем Скилуром, за эти годы приросли и землями, и другими племенами, кто желал быть под его покровительством, ибо всякий знал – ни лести, ни лжи, ни празднословия он никогда не потерпит и не допустит.
А как истек двадцатый год княжения Скилура, принесли ему воины весть, что идет на их земли из дальних краев неисчислимая сила народа хань. И так их было много, что даже если всех стариков и детей посадить в седло, все равно на каждого из воинов придется по десять ханей. Послал Скилур гонцов во все концы – и к Марсагету, который к той поре сменил отца, и к племенам аримаспов, и к траспиям, и к паралатам, и к многим другим.
Но никто из скифов не захотел обнажить меча и встать стеной за свои родные степи. Всяк надеялся, что именно его минует чуждое нашествие. И тогда сказал князь Скилур:
– Наши братья, отвыкшие от ратной жизни, проводящие дни в праздности и веселье, надеются откупиться от чужаков богатыми дарами. Боруски никогда не носили на шее рабского ярма, никогда с ним не мирились. Если кто хочет и дальше оставаться свободным, пусть идет со мной на новые, далекие земли.
И ушли с ним не только боруски, но и из других племен к нему примыкали – из гелонов, из аримаспов, из катиаров. Когда скифы, ведомые Скилуром, пришли к великой Ра, несущей воды буйному Хазару, часть племен осталась на ее берегах. Часть ушла дальше, к степям у реки Дэну, бегущей к Понту Аксинскому, который однажды назовут еще и Скифским морем. И года не минуло, как пришли к Скилуру остатки тех, кто не захотел вместе с ним встать против общего врага, моля принять их к себе…
Еще двадцать лет миновало, и как-то раз в стойбище владыки западных скифов Скилура объявился безумный шаман, который твердил, что всякому скажет, что уготовано ему богами. Приказал Скилур его позвать, чтобы услышать, что тот скажет о судьбе его народа. Долго бил в бубен шаман, вдыхая дым ядовитых трав, брошенных в костер. И сказал шаман, перестав биться и корчиться, что долго будут скифы сильны и славны. Но однажды исчезнут их племена и бесследно растворятся они в иных народах. Род владыки постигнет та же судьба – угаснет он, исчезнет племя Скилура.
Разгневанные скифы хотели убить шамана за такое предсказание, но Скилур не позволил, поскольку знал, что все в руках богов и все зависит только от них, а не от того, кто берется вещать от их имени, надышавшись беленой и цикутой.
Поздней ночью Элтна никак не могла уснуть. Слова безумного шамана наполнили ее сердце безграничной горечью. Она думала о своих пятерых сыновьях, выросших настоящими богатырями, об их подрастающих детях. Неужели все это – напрасно?! Взглянув на лицо Скилура, освещенное луной, она удивилась – он смотрел на звезды через просвет в верхушке шатра и… улыбался.
– О чем ты думаешь, муж мой? Ты не поверил шаману? – удивилась Элтна.
– Конечно же, нет! – ответил Скилур, не отрывая взгляда от звезд. – Мне приснился удивительный сон, что один из моих далеких праправнуков станет достойным воином, что он будет летать на железной птице, плавать на железной лодке, скакать на железном коне…
