— И что мне целый день делать?
— Сидеть здесь.
— С тобой вместе, что ли? — насмешливо спросил он.
— Таков приказ.
На сердце у него было неспокойно. Вокруг усадьбы что-то происходило, со вчерашнего дня толпились люди, выкрикивавшие слова, которые даже при самой буйной фантазии нельзя было принять за приветственные и доброжелательные. Мирон попробовал отвлечься, почитать или поспать, но ничего у него не получалось, мысли все время возвращались к людям, собравшимся за оградой. Почему они здесь? Может быть, это результат их с Наташей попыток связаться с Москвой? Что же все-таки происходит?
День тянулся медленно и почти ощутимо болезненно. Обед и ужин Мирону принесли, как обычно, в комнату. Наступила ночь, но охранник не двинулся с места, продолжал молча сидеть возле двери, и Мирон тоже не ложился. А около трех часов ночи явился еще один бородач с автоматом на груди.
— Пошли, — скомандовал он.
— Куда?
— Вопросов не задавать. Иди за мной.
Сидевший возле двери охранник тоже встал и пошел сзади. Они спустились на первый этаж, прошли по коридору до конца. Мирон увидел открытую обитую железом дверь, за которой начинались ведущие вниз ступени. Он испуганно обернулся и наткнулся на непроницаемое лицо идущего следом охранника.
— Куда вы меня ведете?
— Иди. Вопросов не задавать.
Мирон, глядя под ноги, начал спускаться по ступеням. Его ведут в подвал. Неужели конец? Он понимал, что рано или поздно с ним разделаются, но не думал, что все это случится так скоро и так просто. Он почему-то представлял себе, что сначала с ним долго будет разговаривать Василий. Или, может быть, будут бить... Но не так же просто: вставай и пошли в подвал. Мирон даже был уверен, что у него будет возможность попрощаться с Наташей, хотя не смог бы объяснить, на чем эта уверенность основана.
Как только нога его коснулась пола, крепкие руки схватили его, а рот моментально оказался залеплен пластырем. Руки его стянули сзади веревками. Впереди он увидел открытый люк, ведущий на улицу. Двое охранников взяли его под руки и потащили к люку, снаружи Мирон увидел еще двоих, которые помогли ему выбраться из подвала и сесть в микроавтобус. От страха и неожиданности он почти ничего не соображал и послушно подчинился приказу, когда ему велели сесть на пол между сиденьями. Единственное, что он успел увидеть, — это водителя, двух автоматчиков и какого-то толстого человека. Все они были в милицейской форме. Сверху Мирона накрыли большой тряпкой, вонявшей бензином и еще чем-то неприятным. От этого запаха у него заслезились глаза и защипало в носу.
— Сидеть тихо, — услышал он голос откуда-то сверху, — не дергаться, не разговаривать и вообще не шуметь.
Из-за тряпки он ничего не видел, но по звукам догадался, что между другими сиденьями тоже рассаживают людей. Наконец дверь машины захлопнулась и заурчал мотор.
Сначала ехали очень медленно, потом скорость резко увеличилась, машину начало трясти на неровной дороге, и Мирон все время ударялся головой обо что-то острое и металлическое. Тело, скрюченное в неудобной позе с заведенными назад руками, быстро затекло. Со стороны водителя доносились обрывки разговора, но невнятные. Разговаривали вполголоса. Мирон напряженно вслушивался в слова, пытаясь хоть что-нибудь понять.
— Гануся устроит мне за то, что не ночевал...
— Да ладно, за такие деньги-то...
— Это мне деньги, а ей-то? Надо наврать чего-нибудь...
— Наврешь, дело нехитрое...
Разговор шел на темы. Мирону непонятные или неинтересные. Про то, в каком месте лучше собирать грибы, про родственников Гануси, которые на днях будут забивать кабана и просят помочь, про производственные козни какого-то Остапчука, который спит и видит закончить службу не в Ужгороде, а хотя бы в Харькове, а еще лучше — в Киеве.
Машина плавно замедлила ход и постепенно притормозила. Внезапно Мирон даже через накрывавшую его тряпку понял, что резко изменилось освещение.
— Все, братки, приехали, вылазьте, — услышал он тот же голос, который в самом начале приказывал всем сидеть тихо, не дергаться и не разговаривать.
Мирон сделал неловкую попытку подняться, но затекшие ноги не слушались его, а помочь себе руками у него возможности не было. Его вдруг охватила почти детская надежда, что о нем забудут, оставят его в этом микроавтобусе, а потом ктонибудь его выпустит отсюда. Может быть, повезет? Он замер в своей неудобной позе, втянув голову в плечи, стараясь даже, чтобы от его дыхания не шевелилась накрывавшая его отвратительная вонючая тряпка. И тут раздался громкий, усиленный мегафоном голос:
— Выходить по одному! Оружие оставить в автобусе! Руки за голову! Стреляем на поражение.
Попались! Они попались! От радости Мирон хотел закричать, но рот его был накрепко залеплен пластырем, и ему удалось издать только тихое сдавленное мычание, которое вряд ли кто услышал. Теперь мысль о том, что о нем забудут, не заметив в темном салоне под грязной тряпкой, показалась страшной и вызывала панику. Он вдохнул поглубже, набрав в грудь побольше воздуха, и снова замычал, изо всех сил мотая головой и стараясь привлечь к себе внимание. Рядом послышались шаги, тряпку сорвали, чьи-то руки рывком вытащили его из узкого пространства между сиденьями и поставили на ноги. Мирон покачнулся, затекшие ноги плохо держали его, но стоящий рядом человек не дал ему упасть и подтолкнул к выходу из автобуса.
Мирон увидел, что микроавтобус стоит на летном поле, и узнал тот аэродром, на который прилетел две недели назад. Все пространство вокруг было залито ярким светом, и всюду стояли вооруженные люди в форме спецназа. Тех, кто выходил из автобуса, сразу заводили в стоящий неподалеку самолет. И были они уже в наручниках. К нему подошел среднего роста мужчина с высокими залысинами и серьезными глазами. Сорвав резким движением пластырь, он строго спросил:
— Имя?
— Уциев Асланбек.
— Чеченец?
— Я ингуш. То есть не совсем... я...
— Почему с пластырем и связан?
— Не знаю. Наверное, Василий боялся, что я начну кричать.
— Заложник?
— Нет, я...
— Значит, охранник? — перебил мужчина.
— Да нет же, — торопливо заговорил Мирон, боясь, что его сочтут таким же, как те, которые подчинялись Василию, — я вообще не с ними. Меня пригласили с Наташей заниматься.
— Чем заниматься?
— Математикой и физикой. Послушайте, там Наташа, она совсем беспомощна, она инвалид. Спасите ее, пожалуйста.
— Разберемся, — коротко ответил мужчина. — Илья, этого на борт полета семнадцать.
Веревки сняли, и вокруг запястий Мирона тут же защелкнулись наручники. Его провели мимо самолета, в который заводили охранников, приехавших вместе с ним. Чуть дальше стоял еще один самолет, такой же маленький «кукурузник», на борту которого красовался номер 5017. В салоне он сразу увидел того толстого милиционера, который был в автобусе. Мужчина с залысинами поднялся на борт следом за Мироном.
— Ну что, Петрович, готов ехать?
Толстый милиционер снял фуражку и большим платком вытер влажный лоб.
— Сейчас, Сашко, пять минуточек еще дай передохнуть.
— Потом отдохнешь, Петрович, потом, Василий Игнатьевич тебя заждался. Не надо его нервировать. Как ты думаешь, когда он собирается отправлять девочку?
— Я думал, он с этой партией ее отправит. Я ж ему говорил, как стемнеет совсем — можно вывозить.
— Придумай что-нибудь, чтобы его поторопить.
Милиционер тяжело поднялся с сиденья и направился к трапу.
— Придумаю по дороге. А этот что?
Он кивком указал на Мирона.
— Говорит, студент, с Наташей занимался.
— Студент, говоришь? — нехорошо усмехнулся Петрович, и от этой усмешки Мирону стало не по себе, словно он был в чем-то виноват.
— Я действительно студент, — заговорил он торопливо, будто оправдываясь. — Я и знать не знал, что там такое происходит. Мне сказали, надо позаниматься с девочкой, вроде репетиторства, денег подзаработать. Я ничего не знал, честное слово.
— И кто же тебя, голубок, туда отправил? — так же насмешливо осведомился милиционер.
— Отец.
— А кто отец?
— Полковник Уциев из штаба Прикарпатского военного округа.
— Понятно, — протянул Петрович. — Серьезные дела. Так что там с девочкой-то?
— Ее держат в комнате на третьем этаже. Комната прослушивается, а может быть, и просматривается. Пожалуйста, заберите ее оттуда побыстрее, она же совсем одна, она не понимает, что происходит, и наверное, с ума сходит от страха.
— Ладно, Петрович, — махнул рукой тот мужчина, который привел Мирона в самолет, — езжай, в самом деле. А мы тут потолкуем с сыном полковника Уциева из штаба округа.
Ташков не спал уже третью ночь и периодически чувствовал, что мозг отключается, переставая соображать. Надежный мужик Петр Петрович сделал уже восемь ездок в усадьбу, изображая тупого продажного мента, который за большие деньги согласился вывозить обитателей мелкими партиями. Доставленных на аэродром людей тут же отправляли самолетом в Черновцы, это было ближе, чем везти их во Львов или Ужгород, и к приезду микроавтобуса с очередной партией охранников маленький «кукурузник» успевал вернуться, чтобы забрать следующих. Пока все шло так, как было запланировано: тихо, спокойно, без крови и выстрелов. Все, кроме одного: почему-то до сих пор не вывезли Наташу. Что с ней? Неужели Василий рискнул и решил не оставлять ее в живых? Тогда, значит, все было напрасно.
