Прежде всего Фишер увидел дворецкого, казавшегося гораздо старше здания, ибо дом был построен в ХVIII веке, а лицо под неестественным бурым париком бороздили морщины тысячелетней давности. Только глаза навыкате блестели живо и даже гневно. Фишер взглянул на дворецкого, остановился и сказал:
- Простите, не служили ли вы при покойном мистере Гокере?
- Да, сэр, - серьезно ответил слуга - Моя фамилия Эшер. Чем могу служить?
- Проводите меня к сэру Франсису, - ответил гость.
Сэр Франсис Вернер сидел в удобном кресле у маленького столика в большой, украшенной шпалерами комнате. На столике стояла бутылка, рюмка с остатками зеленого ликера и чашка черного кофе. Помещик был одет в удобный серый костюм, к которому не очень шел тускло-красный галстук; но, взглянув на завитки его усов и на прилизанные волосы, Фишер понял, что у сэра Франсиса совсем другое имя - Франц Вернер.
- Мистер Хорн Фишер? - спросил хозяин. - Прошу вас, присядьте
- Нет, благодарю, - ответил Фишер. - Боюсь, что визит мой не дружеский, так что я лучше постою, если вы меня не выставите. Вероятно, вам известно, что я-то уже выставил свою кандидатуру.
- Я знаю, что мы политические противники, - ответил Вернер, поднимая брови. - Но я думаю, будет лучше, если мы поведем борьбу по всем правилам в старом, честном английском духе.
- Гораздо лучше, - согласился Фишер. - Это было бы очень хорошо, будь вы англичанин, и еще того прекрасней, если бы вы хоть раз в жизни играли честно. Буду краток. Мне не совсем известно, как смотрит закон на ту старую историю, но главная моя цель - не допустить, чтобы Англией правили такие, как вы. И потому, что бы ни говорил закон, лично я не скажу больше ни слова, если вы сейчас же снимете свою кандидатуру.
- Вы, очевидно, сумасшедший, - сказал Вернер.
- Может быть, я не совсем нормален, - печально сказал Фишер. - Я часто вижу сны, даже наяву. Иногда события как-то двоятся для меня, словно это уже было когда-то. Вам никогда так не казалось?
- Надеюсь, вы не буйнопомешанный? - осведомился Вернер.
Но Фишер рассеянно глядел на гигантские золотые фигуры и коричнево-красный узор, испещрявший стены Потом снова взглянул на Вернера и сказал:
- Мне все кажется, что это уже было, в этой самой украшенной шпалерами комнате, и мы с вами - два призрака, вернувшиеся на старое место. Только там, где сидите вы, сидел помещик Гокер, а там, где стою я, стояли вы. - Он помолчал секунду, потом прибавил просто: - И еще мне кажется, что я шантажист.
- Если вы шантажист, - сказал сэр Франсис, - обещаю вам, что вы попадете в тюрьму.
Но на лицо его легла тень, словно отблеск зеленого напитка, мерцавшего в бокале. Фишер пристально посмотрел на него и сказал спокойно:
- Шантажисты не всегда попадают в тюрьму. Иногда они попадают в парламент. Но, хотя парламент и без того гниет, вы в него не попадете. Я не так преступен, как были вы, когда торговались с преступником. Вы принудили помещика отказаться от поместья. Я же прошу вас отказаться только от места в парламенте.
Сэр Франсис Вернер вскочил и окинул взглядом старинные шпалеры в поисках звонка.
- Где Эшер? - крикнул он, побледнев.
- А кто такой Эшер? - кротко спросил Хорн. - Интересно, много ли он знает?
Рука Вернера выпустила шнур сонетки, глаза его налились кровью, и, постояв минуту, он выскочил из комнаты. Фишер удалился так нее, как вошел; не найдя Эшера, он сам открыл парадную дверь и направился в город.
Вечером того же дня, прихватив с собою фонарь, он вернулся один в темный парк, чтобы прибавить последние звенья к цепи своих обвинений. Он многого еще не знал, но думал, что знает, где найти недостающие сведения. Надвигалась темная и бурная ночь, и дыра в стене была чернее черного, а чаща деревьев стала еще гуще и мрачнее. Пустынное озеро, серые урны и статуи наводили уныние даже днем, ночью же, перед бурей, казалось, что ты пришел к Ахерону[1] в стране погибших душ. Осторожно ступая по камням, Фишер все дальше и дальше углублялся в бездны тьмы, откуда уже не докричишься до страны живых. Озеро стало больше моря; черная, густая, вязкая вода дремала жутко и спокойно, словно смыла весь мир. Все двоилось, как в кошмаре, и Фишер очень обрадовался, что наконец дошел до заброшенного островка. Он узнал его по нависшему над ним сверхъестественному безмолвию; ему показалось, что шел он туда несколько лет.
1 Ахерон - в греческой мифологии "река вечных страданий" через которую должны переплывать души умерших.
Он взял себя в руки и, успокоившись, остановился под темным драконовым деревом, чтобы зажечь фонарь, а потом направился к двери храма. Засовы не были заложены, и ему почудилось, что дверь приоткрыта. Однако, присмотревшись, он понял, что это просто обман зрения: свет падал теперь под другим углом. Он стал внимательно исследовать ржавые болты и петли, как вдруг почувствовал, что очень близко, над самой головой, что-то есть. Что-то свисало с дерева - но то была не обломанная ветка. Он замер и похолодел, то были человеческие ноги, может быть, ноги мертвеца; но почти сразу понял, что ошибся. Человек - безусловно, живой - взмахнул ногами, спрыгнул и шагнул к непрошеному гостю. В ту же секунду ожили еще три или четыре дерева. Пять или шесть существ вывалились из странных гнезд. Ему показалось, что остров кишит обезьянами, но они бросились на него, схватили - и он понял, что это люди.
Он ударил переднего фонарем по лицу - тот упал и покатился по скользкой траве, но фонарь разбился, погас, и стало совсем темно. Второго человека Фишер швырнул о стену, и тот тоже упал. Третий и четвертый схватили Фишера за ноги и, как он ни отбивался, понесли к двери. Даже в суматохе драки он заметил, что дверь открыта. Кто-то руководил бандитами изнутри.
Войдя в дом, они швырнули его не то на скамью, не то на кровать, но он не ушибся, а упал на мягкие подушки. Бандиты обращались с ним очень грубо, вероятно, в спешке, и не успел он приподняться, как они кинулись к двери. Кто бы ни были эти люди, они бесчинствовали с явной неохотой и хотели поскорей отделаться. У Фишера мелькнула мысль, что настоящие преступники вряд ли впали бы в такую панику. Тяжелая дверь захлопнулась, заскрипели засовы, и застучали по камням быстрые шаги И все-таки Фишер успел сделать то, что хотел. Подняться он не мог, но он вытянул ногу и зацепил ею, как крюком, за лодыжку последнего из выбегавших. Тот споткнулся, опрокинулся навзничь на пол тюрьмы, и тут захлопнулась дверь. Его сообщники не сообразили в спешке, что потеряли одного из своих.
