Их разговор, длившийся не менее десяти минут, завершается каким-то предельно категоричным спичем Стефании, который она произнесла в ультимативно-приказном тоне, жестикулируя крепко сжатым, хотя с виду и хрупким, но, как видно, железным кулачком. Сразу же после этого она резко поднимается со скамейки и идет к своему авто, бросив на ходу что-то злое и угрожающее. С гримасой тоскливой досады Друшмалло уныло шагает к своему подъезду…
Наблюдавший за ними Гуров сделал однозначный вывод – ситуация складывается очень непростая и нуждается в постоянном и жестком контроле. Он вновь последовал за белым «Ниссаном», продолжая размышлять о том, что Свербицкая, как он и предполагал, «пошла вразнос» и теперь вполне может с избытком натворить всякого такого, что ни в какие ворота не полезет. Он набрал номер Орлова и, услышав голос генерала, очень сжато попросил немедленно установить прослушивание телефона Стефании Свербицкой.
– Чую, баба не из тех, что склонны к сантиментам, – пояснил Лев. – Злыдня, каких поискать. И вот еще что… Надо бы переориентировать охрану изолятора, где содержится Вологодцев – изменить им суть задачи. В общем, пусть они охраняют его не в том смысле, чтобы он не сбежал, а чтобы его не грохнули.
– Даже так?! – подивился услышанному Петр. – Это что же получается? Банальное происшествие с покушением на ребенка перерастает в какую-то мутную многоходовку с совсем иной подоплекой? О как! Слушай, Лева, а не обнаружится ли однажды, что обвиняемый-то на самом деле не злодей-растлитель, а жертва оговора и хитрой махинации?
– Вот именно! – подтвердил Лев, продолжая следить за «Ниссаном». – Я уже почти уверен, что никакой попытки насилия или растления не было и в помине, а заявление Свербицкой – хитрый способ избавиться от мужа и завладеть квартирой.
– А что же следователь? Он что, слепой?!! – возмутился Орлов.
– Он не слепой. Он… Ну да ладно, об этом – когда подъеду в главк. А то вон гаишники стоят, а я болтаю по сотовому. Не хочется лишний раз размахивать своей «корочкой».
Сунув телефон в карман, Гуров прибавил ходу, чтобы не потерять «Ниссан» Стефании из виду, поскольку невдалеке от него появился точно такой же и перепутать их, погнавшись не за тем, было проще простого. Вскоре Свербицкая сделала остановку у бутика, откуда вышла с фирменной корзиной для покупок. Немного погодя завернула к крупному гастроному, где набрала продуктов, после чего направилась к себе домой. Сразу же от перекрестка у Стрелецкой – прямо до ее дома провожать свою «подопечную» Лев смысла не видел – он вновь отправился на Кленовую.
Время приближалось к четырем, и разгулявшееся солнце уже успело высушить улицы от остатков утреннего ливня. Подрулив к Кленовой, тринадцать, Гуров подошел к четвертому подъезду. Он прикинул предполагаемый номер квартиры Риммы и набрал его на пульте домофона. Раздались ноющие гудки, после чего в коробке устройства раздался щелчок и женский голос недоуменно спросил:
– А-а… Кто там?
– Здравствуйте! Мне нужна Римма.
– Я вас слушаю… – В голосе зазвучали растерянность и даже легкий испуг.
– Я – полковник Гуров, Главное управление угрозыска. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Хорошо… Я к вам сейчас спущусь… – немного помолчав, как видно, все еще продолжая сомневаться, согласилась та.
– И возьмите с собой Наташу, – попросил Лев. – У меня к ней тоже есть пара вопросов.
– Наташу?! – удивилась его заочная собеседница. – Не-е-е-т! Наташу, в отсутствие ее матери, без детского психолога никто ни о чем расспрашивать не будет! Это противоречит закону!
– А принудительное удерживание чужого ребенка на своей жилплощади, который кричал и плакал так, что было слышно даже на улице, – это по закону? Римма, Стефания затеяла какую-то опасную аферу. Вы не задумывались, что можете оказаться ее соучастницей, пусть даже и невольной, но тем не менее в любом случае рискуете понести за это уголовную ответственность? – Голос Гурова звучал спокойно и даже нейтрально, однако Римма испугалась не на шутку.
– Хорошо, хорошо, поднимайтесь ко мне. Поговорим лучше здесь… – поспешно согласилась она.
Лев поднялся на второй этаж и увидел у раскрытой двери одной из квартир худощавую женщину лет сорока. В старинных романах о таких было принято говорить «с остатками былой красоты». Держа на руках большую пушистую кошку, та встревоженно взирала на незваного гостя. «Похоже, из старых дев, – сразу же определил Лев, доставая и показывая ей свое удостоверение. – Наверняка работает библиотекарем, Свербицкую, скорее всего, побаивается и страшно ей завидует».
Они прошли в скромно обставленную квартиру, вдоль стен которой стояли плотно набитые книжные шкафы – плод многолетних усилий ярой библиофилки. По комнате расхаживало еще с полдюжины кошек. На уже видавшем виды диване с одной из питомиц хозяйки квартиры сидела та самая девочка, которую Гуров видел в окне. Она гладила полосатую кошку и меланхолично смотрела на незнакомого дядю. Улыбнувшись, Лев поздоровался и спросил, как она себя чувствует.
– Хорошо… – с безразличием ко всему сущему ответила Наташа.
На вопрос, нравится ли ей здесь жить и давно ли она находится у тети Риммы, девочка все так же, без намека на эмоции, ответила, что здесь она уже четыре дня, а по маме скучает совсем немножко. Лишь вопрос о кошках несколько пробудил на лице Наташи хоть какие-то эмоции. Девочка охотно рассказала, что полосатую кошку зовут Алисой. По ее словам, эта кошка самая дружелюбная, и ей нравится, когда ее гладят. А еще есть кошки – Нюрка, Дуська, Мэри и другие…
– А своего папу Борю ты хотела бы увидеть? – присаживаясь на стул, неожиданно спросил Гуров.
Лицо девочки просияло, и она энергично закивала головой:
– Да, очень хочу! А вы его знаете? Вы его видели?
– Да, видел сегодня утром. – Разговаривая с Наташей, краем глаза Лев отметил кисловатую, недовольную гримасу на лице Риммы. – Он сейчас в больнице, но доктора говорят, что он скоро выздоровеет и его выпишут.
– А мне к нему можно поехать? – с надеждой во взгляде спросила Наташа.
– Знаешь, очень скоро он сам к тебе придет – это я тебе обещаю! – Гуров подкрепил слова убедительным жестом руки.
– Наташенька, пойди, пожалуйста, на кухню, включи там чайник. Льва Ивановича мы сейчас угостим чаем. Хорошо? – неожиданно проговорила Римма.
Ссадив кошку с рук, девочка вприпрыжку побежала к комнате рядом с прихожей. Теперь в ней не было заметно и тени уныния и меланхолии. Когда она скрылась за дверью кухни, Римма укоризненно взглянула на Гурова и, прижимая руки к груди, вполголоса произнесла:
– Лев Иванович, ну как можно давать ребенку невыполнимые обещания?! Вы представляете ее состояние, когда она поймет, что ее обманули и обожаемый ею папа Боря к ней не придет?
– С чего это вы взяли, что я даю невыполнимые обещания? – Лев иронично усмехнулся. – Все будет именно так, как я и пообещал.
– Разве?! Но ведь Бориса будут судить за педофилию! Какие за это дают сроки, вы знаете, наверное, лучше меня… – Римма тягостно вздохнула, скорбно глядя в пространство.
– А кто доказал, что Вологодцев – педофил? – так же, как и она, полушепотом возразил Гуров. – А вы не допускаете, что он – жертва бессовестного оговора, цель которого – какие-то корыстные мотивы? И то, как к своему отчиму относится этот ребенок, для меня является очень серьезным доказательством невиновности Бориса.
Всплеснув руками, Римма заговорила с ним, как с наивным простаком, не знающим жизни:
– Лев Иванович, знаете ли вы, сколь хитры и коварны педофилы, как они умеют заморочить ребенку голову? Я считаю, что Вологодцев именно из таких, владеющих психологическими методиками, позволяющими зомбировать детей, внушая им душевную к себе привязанность. Тем более что факт растления полностью подтвердила сотрудница международного Центра детской психологии.
Лев едва сдержался, чтобы не рассмеяться – во взгляде Риммы светилась прямо-таки истовая вера в суперпрофессионализм и непогрешимость психологов западной «выпечки».
– Да, – кивнул он, сочувственно глядя на свою собеседницу, – вариант с психологическим кодированием исключать никак нельзя. Но заключение о виновности или невиновности должно делаться на основании комплекса самых разных исследований, очень придирчивого изучения даже самых бесспорных фактов. Знаете, в римском праве есть такой тезис: если ты увидел над окровавленным телом жертвы человека с ножом в руке, не спеши кричать, что это убийца. Может быть, это случайный прохожий, который вынул нож, чтобы облегчить страдания несчастного. А в истории с Борисом столько белых пятен, что вот так, с кондачка, сказать о нем «виновен!» может только самый безответственный человек.
– У вас есть доказательства обратного рода, которые способны его оправдать? – На лице его собеседницы отразилось нешуточное сомнение.
