– Еще хуже.
– Не, ну давай раскалывайся, чего томишь? – загалдели хором Руслан и Сева.
– Я пригласил вас, – торжественно растягивал слова Артем, – облюбовать местечко, – и рукой обвел неприглядный пейзаж. – Ибо поступил звонок... Ты разливай, Руслан, разливай. Вернее, поступило два звонка. Один от неизвестного, который предупредил меня, что если я, «сучара легавый», буду совать свою «сопливую нюхалку» куда не следует, то мне и моим «легавым ищейкам» – то есть вам – гробы уже сколотили. Вот такие дела. Нам осталось выбрать, где будет приятней лежать.
– И все? – неопределенно полюбопытствовал Руслан, доставая сигареты.
– Все. А тебе мало?
– Какие у тебя дела? – Руслан прикурил, протянул пачку, угощая.
– Никаких, – закурил и Артем. – Открытое дело одно – Алекса, да и то глухое.
– Значит, не глухое, – догадался Сева. – Мы на верном пути, потому и звонили.
– В том-то и дело, пути пока нет, – сказал на выдохе Артем, готовясь выпить зелье. – Одни свидетельские показания, а в них ничего путного.
– Погоди, – не дал ему выпить Руслан, – а твой интерес к группировкам? Брал дела в архиве, касающиеся их? Изучал? Вот и получил первое «здрасьте».
– Не понял, в прокуратуре и милиции стукачи есть?
– А то! – рассмеялся Сева. – Не просто стукачи, а барабанщики.
– Второй звонок от кого? – напомнил Руслан.
– Давайте сначала выпьем, – предложил Артем. Выпили. – М-да, водка не левая. Второй был из Швейцарии! Хачик звонил.
– Ух, ты! – воскликнул восторженно Сева. – Бабок не пожалел!
– Не пожалел, потому что злой был. У Алекса положение безнадежное. Хачик настоятельно требовал... слышите – требовал (!) найти стрелка. И чтобы я его передал Хачику из рук в руки живьем. А в конце ненавязчиво намекнул, что если я не смогу найти убийцу такого уважаемого человека, то какой я профессионал и чего стою? И что в противном случае мне не место в органах. И не только мне.
– Угу. Мы оказались между молотом и наковальней, – подытожил Сева.
– Точно, – подтвердил Артем. – Что будем делать?
– Сначала надо подумать, что мы можем сделать, – рассудил Руслан. – Если ты мечтаешь схватить стрелка, то это хоть и из области фантастики, но возможно. А вот если ты хочешь заказчиков выловить и отдать в руки бабушки Фемиды, то это полный бред. Тебя укокошат. Заодно и нас. Знаешь, Артем, мне что-то пожить охота.
– Да я тоже не тороплюсь сюда, – кивнул на кладбищенский простор Артем. – Я расскажу тебе одну историю, и ты поймешь... Моя мать работала в психушке врачом. Часто ей приходилось брать меня на работу – оставить не с кем было, отец же тоже работал. Со мной нянчились медсестры – замечательные женщины. А в старину их называли верно: сестры милосердия. Они действительно были милосердными. Однажды поступил срочный вызов, кроме матери, ехать некому. Так случилось, что и меня деть было некуда. Сели мы в машину и отправились на вызов. Приезжаем. А у частного дома с высоким железным забором – толпа людей, милицейская машина. Здоровенные мужики в форме стоят курят. Завидев нас, к маме подскочили и объяснили, что хозяин дома допился до белой горячки и зарубил топором жену с дочерью, но войти никому не дает. Он уже неоднократно лечился от зеленого змия, однако все впустую. Милиционеры не входили во двор, боялись. Им предстояло идти с голыми руками против топора и силы – алкаш был огромным мужиком плюс в состоянии белой горячки. Мать смело шагнула к воротам, думая, что за ней пойдут и мужчины в милицейской форме. Но мужчины в форме втолкнули ее внутрь и закрыли железные ворота. Один даже крикнул: «Ты врач, ты с ним и договаривайся...»
– Вот скоты! – сплюнул Сева.
– Она прижалась к воротам спиной, от ужаса ее словно парализовало. От дома к ней простиралась дорожка, посыпанная желтым песком, на которой четко обозначились следы крови. Крови было много. Мама проследила, куда вел след, и ее вновь окатило ужасом. Недалеко, у яблони, лежала женщина. Она, видимо, бежала к выходу, уже раненная, но ее настиг сумасшедший и добил. Голова женщины была расколота надвое, лицо изуродовано, и невозможно было определить: мать это или дочь. Мама в панике попыталась открыть ворота, но ничего не получилось. И вдруг слышит – не то стон, не то рычание. Повернулась, посмотрела на террасу. Там лежала еще одна женщина, от нее кровь стекала струями по ступенькам. И вот появился он. С глазами затравленного зверя, ощерился, как зверь, и угрожающе рычал. Он медленно шел вдоль террасы, останавливаясь за столбами, поддерживающими крышу, и выглядывая из-за них, а в руках держал окровавленный топор. Он был очень крупный, а моя мать женщина маленькая и безоружная. Что она могла противопоставить силе сумасшедшего? Только свою силу, которая внутри. Она собралась и... Нет, не кричала, а спокойно и твердо ругала его, приближаясь. Она не помнила, что конкретно говорила, но, знаете, случилось чудо. Он сначала обмяк, потом стал сжиматься в комок, будто от боли, выронил топор, отступал к стене. Когда отступать было некуда, сел на пол, закрыл голову руками и заплакал. Мама поднялась на террасу, ногой осторожно отодвинула топор в сторону и набросила на его руки поясок от халата. Этого достаточно оказалось, чтобы он посчитал себя связанным. Черт его знает, может, на него подействовал белый халат, ведь больные уважают врачей. А может, храбрая и хрупкая женщина, или наступило мимолетное просветление, но мама его победила. Тем же тоном, не повышая голоса, она позвала людей, его связали и увели. Все это я узнал значительно позже, когда вырос, а тогда, увидев, что мою маму втолкнули к опасному убийце, слыша это от людей, я расплакался. Она вышла последней, пошатнулась, прислонилась к забору и сползла вниз, на землю. Я не к ней кинулся, обрадовавшись, что мама жива, а к ментам. Я их колотил, а они смеялись, шутили, мол, какой я славный защитник. Это я помню. Тогда, в далеком детстве, я решил обязательно надеть их форму и показать, каким должен быть милиционер. Глупо, наивно, это же было давно, но тот случай всегда вспоминаю, когда вижу рвача от ментов, когда расследую убийство, когда передо мной вор или насильник, в общем, те, кто нарушает нормы. Раз они вне нормы, то есть ненормальные, выходит, они сумасшедшие, а таким не место в обществе. Вот и получается, что я и вы лечим мир. Считаю своим долгом любыми средствами очищать от этой гнили общество, чтоб было тихо и спокойно, как на кладбище. Впрочем, отребье настолько загадило все, что и на кладбище теперь стреляют. Так быть не должно. Поэтому буду давить всех, кто пинает нормы, всех. Если не я, то кто же? Вот, пожалуй, и все, что хотел сказать.
Чирикали воробьи, разбуженные теплом, солнце пригревало, лаская землю, а три человека понуро смотрели в пустые стаканы. Руслан машинально достал еще одну сигарету, шарил по карманам. Сева щелкнул зажигалкой, поднес ему и рассеянно осмотрелся:
– Моя мать кладбище называет домом родным. А здесь, говорит, на земле, мы в гостях. Раз в гостях, то и вести себя должны культурно, а не гадить. Она мудрая.
– Так что ты решил? – спросил Руслан Артема.
– Решать вам, передо мной проблема выбора не стоит, ты разве не понял? – не глядя на него, сказал тот.
– И передо мной не стоит, – заявил Сева. – Пора разбавить нашу скучную службу приключениями, а то внукам нечего будет рассказывать. «Мент» – должно звучать гордо.
– Угу, – насупился Руслан, уставившись на муравья, подбирающегося к еде на газете. – Вестерн штука хорошая, особенно когда сидишь перед теликом, попиваешь водочку и сытно закусываешь.
– Значит, ты пас? – сощурился Сева, углы его губ презрительно съехали вниз. Что поделать, молодость не терпит компромиссов.
– Я еще ничего не сказал, – промямлил Руслан. – Я пока думаю, на какой срок отправить жену и сына к любимой теще.
– Ты с нами?!! – раздался радостный возглас Севы.
– Только не надо щенячьих восторгов, – поморщился Руслан. – И давай, Артем, договоримся. Если мы не будем корчить из себя трех мушкетеров – сами понимаете, век у нас не тот, – я согласен.
– Не понимаю, ты о чем? – спросил Артем.
– Знаешь, что такое восточная дипломатия?
– Ну и что это?
– Мой дед был дипломатом как раз в восточных странах, его расстреляли при Сталине, но не о том речь. Так вот отец рассказывал, что дед в восточной дипломатии подметил одну существенную вещь: коварство. С тобой соглашаются, кивают, улыбаются, а делают по-своему, посылая договоры к чертям собачьим. Или того хуже. Вспомните Афган. Днем аборигены были нам братьями по крови и держали в руках мотыги, а ночью становились душманами и работали автоматами. Да что далеко ходить, в Чечне идет тот же расклад. Поскольку в нашем краю живут тесно славяне и восточные люди, психология здесь сложилась у всех одна, и нам разумнее придерживаться восточной дипломатии. Вот так.
– Ты предлагаешь...
– Да, работать на два фронта и без шума. Попомни мое слово: будешь симулировать кипучую деятельность, начальство останется довольно, потому что местные могучие кучки не заинтересованы в раскрытии убийства. Тем временем в тайне ото всех веди нормальное расследование, в этом случае в моем лице найдешь верного помощника.
