Но Глеб Захарович не сдавался:
– Очаровательный директор.
Татьяна нахмурилась:
– Глеб Захарович…
– Позвольте, я закончу, – перебил он. – Неделю назад вы чрезвычайно очаровательно подвернулись мне на теннисном корте и после игры не менее чарующе исчезли… Я всю неделю голову ломал: откуда взялась сия прекрасная ундина? И только сегодня, на презентации, все разъяснилось. Вы со всеми заказчиками так себя ведете?
– Нет, только с серьезными, – в тон ему ответила Татьяна.
– И проиграли вы мне на корте, конечно, тоже специально, – констатировал Глеб Захарович.
– Что вы! – притворно возмутилась Таня. – Вы победили в честной борьбе.
Тон президента «Юлианы» вдруг похолодел:
– Сразу видно школу.
– Чью? – не поняла Татьяна.
Глеб Захарович остро взглянул ей в глаза и вдруг ответил:
– Валерия Петровича.
– Что-о? – опешила она.
– Школу Валерия Петровича Ходасевича. Полковника ФСБ. Вашего отчима.
Таня почувствовала, как коленки наливаются противной дрожью.
«Взять себя в руки! Немедленно!»
Ей помог официант – принес бокалы с апельсиновым соком и блюдо с ароматным свежеиспеченным хлебом. Пока он крутился у стола, расставлял, Таня лихорадочно соображала: что значит сей неожиданный выпад?
– Вы знакомы с моим отчимом? – спросила она, когда официант отошел.
– И в руках себя умеете держать, – не отвечая на вопрос, одобрил Глеб Захарович.
Татьяна начала злиться:
– Глеб Захарович, а вам не кажется, что наш разговор идет как-то странно?
– Пейте сок, Татьяна Валерьевна, – небрежным тоном предложил глава «Юлианы».
– Спасибо, я выпью. – К соку она не притронулась. – Только будьте добры сначала объяснить…
– Ах, боже мой! – снова перебил ее Глеб Захарович. – Да что вы так разволновались? Мне просто стало интересно – кто же такая эта замечательная деву… то есть директор – Татьяна Садовникова? И я навел справки. Происхождение, образование, кто родители… Обычный интерес… к партнеру по бизнесу.
– Вообще-то я еще диссертацию по психологии рекламы защитила. А в прошлом году получила «Серебряную стрелу» за рекламу пива. И в Каннах на награду номинировалась. Но вас это все, конечно, не заинтересовало. Профессия моего отчима оказалась для вас куда важнее. Хотя должна, между прочим, заметить, что ни в одной анкете я никогда не писала, что мой отчим – полковник ФСБ. Просто отмечала: «военнослужащий». Так что ваши люди глубоко копали.
– А еще я узнал, что вы не замужем, – прервал ее Глеб Захарович. – Почему?
– Замуж я не хочу, – отрезала Татьяна. – Будут еще вопросы?
– Да, – кивнул он. – Когда мы с вами сыграем в теннис?
Таня откинулась на стуле. Глубоко вздохнула. Глотнула сока. Больше всего ей сейчас хотелось просто уйти. Сбросить с колен крахмальную салфетку, подняться и пожелать Глебу Захаровичу всего доброго. А завтра улететь из Кострова прочь. В любимую Москву. И пусть рекламой «Юлианы» занимается Эрнест Максимович. И он же – играет с президентом концерна в теннис.
А Глеб Захарович вдруг улыбнулся – широкой, теплой, обволакивающей улыбкой:
– Вы рассердились, Таня… Татьяна Валерьевна?
– Да, – не стала притворяться она. – Не люблю, когда лезут в мою личную жизнь.
– Это только потому, что вы мне нравитесь. Очень нравитесь. И я просто захотел узнать о вас побольше… Что в этом плохого?
– Вы тоже мне нравились, – парировала она. – До тех пор, пока не начали наводить справки.
– Так что насчет партии в теннис? – не принял вызова он.
…А глаза у него, пожалуй, красивые. Глубокие. И серые, как река Танаис в непогожий день. И что, собственно, особенно странного в том, что он озаботился узнать ее биографию? Ей разве есть что скрывать?.. Да и теннис с главным заказчиком пойдет исключительно на пользу делу…
– Хорошо, Глеб Захарович, – устало улыбнулась Татьяна. – Я сыграю с вами в теннис. Когда?
– Завтра, в двадцать ноль-ноль, – быстро ответил он. – Вам удобно?
На это время Таня была записана к массажистке. Надо не забыть отменить.
– Да, мне это подходит, – кивнула она.
Из недр ресторанного зала возник официант с тарелками, на которых исходил паром судак по-польски.
– Ну и отлично, – сразу повеселел босс «Юлианы». И приказал: – А теперь давайте обедать.
Когда вместе вышли из «Каравеллы», Глеб Захарович и слушать не захотел, чтобы Таня ловила такси: «Я вас сам отвезу, мне все равно в центр надо».
Возражать Таня не стала, и пятнадцатиминутная поездка на директорском «Лексусе» прошла под пустопорожнюю околотеннисную, околопогодную и краеведческую болтовню. На прощание Глеб Захарович вышел из лимузина, распахнул перед ней дверцу и галантно приложился к ручке. За церемонией внимательно надзирала охрана из трех человек, высыпавшая из джипа, – он всю дорогу следовал за «Лексусом».
– Значит, до завтра, Танечка, до восьми вечера, на том же корте, – бархатно проговорил Пастухов на прощание.
«Эх, жаль, у Эрнеста Максимыча с Серафимовной на другую сторону окна выходят! А то бы лопнули оба от зависти!»
Однако, возвратившись в офис, Татьяна постаралась тут же выкинуть навязчивого директора «Юлианы» из головы. Окончательно и бесповоротно решила: сейчас приоритет – это Леня. И поиски его лежат на ее совести. Она, в конце концов, здесь начальница. Директор филиала. Руководитель хоть маленького, но коллектива. Значит, она несет ответственность за каждого своего сотрудника. К тому же Леня, как и она, чужак. Он один в этом городе. Никого из близких у него здесь нет. Если разбираться, в Кострове вообще нет человека, более близкого Лене, чем она. И, несмотря на то что не случилось меж ними никакого интима (а может, и потому, что не случилось), отношения их были самыми теплыми. Дружескими, можно сказать.
Вернувшись в офис, Таня первым делом вторглась в кабинетик Эрнеста Максимовича. Тот царил в кресле, просматривая кипу местных и центральных газет. На его важных залысинах поблескивали бисеринки пота. Когда Татьяна вошла, он от своего занятия не оторвался, хотя прекраснейшим образом заметил ее появление.
– Эрнест Максимыч, у меня к вам дело, – без предисловий начала Татьяна.
– Да-да? – Сотрудник глянул на нее поверх очков.
– Куда-то пропал Леня Шангин. Вы, Эрнест Максимович, должны его найти.
– Я-я? – надменно протянул собеседник. – Я что же, похож на Шерлока Холмса?
У Татьяны чуть не сорвалось: «Нет, не похожи, – потому что Шерлок Холмс, когда к нему входила молодая леди, вставал, а даме предлагал сесть». Но сейчас совсем не время было ссориться с Максимычем. Поэтому Таня смиренно сказала:
– Нет, на Холмса вы не похожи, но у вас в городе огромные связи. Вас все здесь знают. Вы с половиной города в теннис играете.
Это была чистая правда. Все свои сорок семь лет Черединский прожил в Кострове. Почти четверть века протрубил в главной партийной газете «Заря Кострова», а в начале девяностых по какому-то недоразумению попал в филиал международного концерна «Ясперс энд бразерс». Числился сначала на должности копирайтера, а потом, по еще большему недоразумению, стал исполнять обязанности директора. Татьяна не знала, сколь успешно Эрнест справлялся с директорством (наверное, не очень хорошо, потому что на его должность прислали ее), а вот в том, что копирайтер он никакой, уже убедилась. Копирайтер должен мыслить образами и короткими афористичными предложениями. Эрнест Максимович мыслил передовицами: назидательными, псевдопублицистическими кирпичами объемом минимум в триста строк.
Татьяна хотела Черединского из конторы выжить – и за бесталанность, и в ответ на явный остракизм, которому он подверг ее. Однако, подумав, военные действия отложила. Потому что имелся у Эрнеста незаменимый талант: он знал в городе всех и вся, был вхож во властные кабинеты, и многие сильные мира сего (костровского масштаба) приглашали его то в баньку, то на рыбалку, то на охоту, то на корт… И когда надо было срочно разместить объявление в местных газетах, или арендовать места под «наружку» подешевле, или организовать презентацию в хорошем ресторане – тут Эрнест Максимович чувствовал себя как рыба в воде: лучился, названивал, бегал. И в конце концов устраивал все в лучшем виде.
А время, свободное от вращения в сферах, Максимыч проводил в своем кабинете, важно просматривая газеты. Сейчас у него был как раз такой бездеятельный период.
– Итак? – Черединский сдернул с носа очки для чтения и водрузил на переносицу другие, для дали. – Проясните мне в подробностях – что происходит?
Оборот, исполненный важности: «проясните мне в подробностях», был бы органичен, скажем, для Глеба Захаровича, но в устах Эрнеста звучал по меньшей мере смешно. Но Таня постаралась не обращать на сие внимания и вкратце обрисовала ситуацию: на работу Ленька не вышел, дома его нет, машина неизвестно где. Не мог бы Эрнест Максимович позвонить по своим каналам в милицию, ГАИ, облздрав? Узнать, может, Шангин попал в аварию, угодил в больницу или его забрали в ментуру?
