До обмена он приезжал к Александре Эдуардовне на неделю-другую и откровенно отдыхал от большой и шумной семьи сына. Он мог бы и вовсе переехать к ней, но ему было всегда неприятно сознавать, что Александра Эдуардовна жаждет официоза, то есть регистрации брака. В ее-то возрасте! Не просто быть рядом, потому что иначе нельзя, а... Опять стремление к мишуре, к созданию видимости. С каждым годом Альберт Петрович все больше понимал, что регистрация брака не принесла бы им ничего, кроме несчастья. Стоило ему пожить у Александры Эдуардовны более трех недель, как он чувствовал, что «семейная» жизнь начинает тяготить ее. Разумеется, она старалась, чтобы у них все было «по-настоящему». Готовила обеды, без конца чистила и холила его парадный мундир, непременно требуя, чтобы он надевал его, когда они выбирались в театр, в концерт или в гости. И все же. он видел, что она делает это как бы через силу, создавая видимость семейного очага и всегда внутренне готова переключиться на что-то более увлекательное. Посиделки с преферансом, например...
Естественно, всего этого адмирал не стал рассказывать следователю. Однако то, что дама его сердца натура сложная и противоречивая, подчеркнул неоднократно. Но Быков решил, что адмирал способен завести его в такие непроглядные дебри, из которых уже не выбраться ни к браслету, ни к похитителю, поэтому деловито спросил:
— Как могла оказаться у скромной иномашинистки столь ценная вещь? Если она действительно ценная?
Адмирал проговорил нехотя:
— Да, конечно, сорок тысяч она не стоит, но тридцать наверняка. Если прежний денежный курс перевести на нынешний и накинуть все изменения цен на золото за прошедшие годы. Можете мне верить, я сам эту бирюзу покупал. Это мой подарок. Ей тогда исполнилось сорок. Но никто не давал ей больше двадцати восьми.
— Вам, наверное, неприятно, что Александра Эдуардовна решила продать подарок?
— Разумеется,— ответил адмирал,— но что поделаешь, жизнь есть жизнь. Коль так складывается...
— Вы столько лет вместе... Разве вы не могли бы предложить ей материальную помощь?
— ...Не мог, она бы не приняла.
— Но почему? Вы же фактически ее муж...
— В том-то и дело, что нет. Не муж. И она мстит мне за это. В том числе и щепетильностью. А может быть, и этим обменом.
Да, да, это именно так, уже про себя повторил адмирал, вспоминая тот вечер, когда его ни с того, ни с сего пригласили на семейный совет, где он никакого голоса не имел — решать, съезжаться молодым с матерью или нет. И только теперь отчетливо понял, зачем: она ждала, чтобы, присутствуя при этом разговоре, он прикинул, каково им будет встречаться после обмена, не снимать же, в самом деле, квартиру как потерявшим семейный контроль любовникам и броситься в ноги с предложением руки и сердца. Но он этого не сделал, тогда последовал обмен. И только теперь Альберт Петрович спросил себя — действительно, как ему быть? Оставить ее на старости лет одну? Нет, это совершенно невозможно. А может быть, все-таки жениться? Но как к этому отнесутся его внуки? Да и самому на старости лет не очень-то хочется очутиться под каблуком. Альберт Петрович продолжил свой разговор с Быковым.
— Я понимаю состояние Инны, особенно Виктора. Быть под каблуком у жены, это куда ни шло... Но оказаться под пяткой у тещи, да еще когда сам в жизни уже кое-чего достиг, утвердился, согласитесь, это невозможно. Однако самое страшное в другом. Рано или поздно зависимое положение родителей поймет их сын Викентий... Впрочем, асе это к пропаже браслета прямого отношения не имеет...
— Скажите, кажется, только дочь и зять Тронских не вызывают у своих близких недовольства. Кстати, что за человек этот зять и надолго пи он сюда заходил?
— Я вообще впервые оказался с этими людьми, так сказать, в одной компании. Работал за рубежом, знал их очень мало. В лицо, как говорится. Рассмотри я их там, а не сегодня, послушав их суждения, я бы советовал Александре Эдуардовне держаться от таких людей подальше. Немудрено, что их уже больше никуда не посылают, и давно. Что же касается зятя Тронских, я видел, что он пришел со всеми, но как уходил, не видел.
— Как вы думаете, что мне скажет о нем его теща?
— Надеюсь, только хорошее, они его так хвалили сегодня.
— А как вы отнесетесь к тому, что я задам Тройской несколько вопросов о жизни Александры Эдуардовны за границей?
— Дело ваше. У вас неплохая интуиция. Из всех присутствующих вместе с Александрой Эдуардовной длительное время и в одних странах работали только Тронские.
Адмирал грузно поднялся.
Василий Васильевич Петухов.
Поговорить о жизни Василий Васильевич Петухов был большим любителем. Полковник Быков понял это, едва оставшись наедине с ним. Однако Быков сразу же пресек его словесный поток, задав стрему собеседнику вполне конкретный вопрос — сколько лет он собирал деньги на свою «Волгу».
Петухов наигранно потупился:
— Три года. Всю командировку. Экономили буквально на каждой мелочи.
— Александра Эдуардовна тоже была вынуждена придерживаться жестокой экономии, чтобы достичь вот... этого благополучия?
— Вообще-то она получала столько же, сколько и я. Но ведь она одна. Хочу колбасу ем, хочу мороженое. Но и Александра Эдуардовна не шиковала. На тряпки валюту не изводила. Зато машину купила первая. Она у нее до сих пор. И в отличном состоянии — благодаря зятю.
— А говорят, она зятем как раз и недовольна. Не то зять ею...
— Кто это говорит? Майоров? Так это от зависти. Еще бы! — и Петухов, смеясь, рассказал о Майорове-младшем.
— Что же, у Майоровых сын так и не работает?
— Один раз в Ярославле ему постановку доверили. Так Петр на ушах аж от гордости бегал! Тут же забыл, как сынок его быдлом обозвал. Потом все застопорилось. Между прочим, будь эта творческая личность сегодня здесь, я бы не сомневался — его работа.
— Что, способен украсть?
— Ему отец последнее время наличные только на сигареты выдает. А мужику под сорок. Семьи нет, конечно. А нуждишки бывают, взять же неоткуда. Не захочешь, да своруешь. Особенно если где плохо лежит... А тут — тем более: все свои, на своих никто грешить не будет.
— Ну а этот, весьма скромного вида, молодой человек с фотоаппаратами? Тоже какой-нибудь неудачник?
Петухов протестующе замахал руками:
— Да вы что! Это вообще феномен не от мира сего. Для него самая большая ценность в мире уникальный кадр картины природы. Лучше цветной. В отпуск за свои деньги по заповедникам ездит, этот самый кадр разыскивает. Я его учу-учу: Валя, ты же все равно эти кадры по редакциям раздашь, так пусть они тебе командировку выписывают, что у тебя миллион, на дорогу тратиться?.. Знаете, что отвечает? «Неудобно, вдруг подведу». Он своего не возьмет, не то, что чужого.
— Значит, кроме него, остальные могли бы взять, долго не думая? — Быков умышленно резко поставил вопрос.
— Ну это вы чересчур,— возмутился Петухов.— Виктор что ли сам у себя воровать будет? Люба Тронская? Она и так всего объелась. Мама с отцом за границей только на нее и вкалывали. Зятька сейчас себе подобрали такого же, расторопного. Парень с головой, ничего не скажу. Настоящий ястребок...
— Хищный?
Петухов вдруг осекся:
— Я иное имел в виду. Боевой, энергичный,
— Долго он пробыл в квартире?
— Я видел только, как он свой «Фольксваген» парковал — мы почти одновременно подъехали. Я подшутил, лифт у них угнал из-под носа... А они пешком. Он девочку нес на руках, потом вроде сразу повернулся и ушел. Или нет... С Александрой Эдуардовной минут пять разговаривал.
— Но вы видели, как за ним дверь закрылась?
— Нет.
«Удивительно,— подумал Быков,— все утверждают, что зять Тронских ушел, не заходя в квартиру, но как он ушел, когда дверь за собой закрыл, этого почему-то никто не видел. Почему? Так и тянет на следственный эксперимент... Но прежде надо подробнее выяснить, что за личность этот зять...»
— Мне рассказывали, вы хорошо танцуете? Что же сегодня гостям свое искусство не показали, один в холле отплясывали?
Петухов ухмыльнулся:
— А вы когда-нибудь пробовали на парниковом целлулоиде плясать? Вот и мне не приходилось. А персидский ковер Александры Эдуардовны парниковой пленкой прикрыт. Для сохранности. А мы с Аней, дураки, так сделать не догадались. Вот наш ковер и вытерся. Дорогой ковер, текинский,— Петухов вдруг остановился и пристально поглядел на Быкова.— Я ж вам сказал, мы люди трудовые. Думаете, под чечетку я... Нет. Смысл? Мы с Аней последнее с книжки сняли и дали Сане в долг. Потому что поняли — последний раз в жизни устраивается. Мы ее с Аней всегда жалели: одинокая она баба. Личная жизнь для женщины — самое главное. Остальное — квартира, машина, дача, деньги — это все потом... Я человек простой, говорю, что думаю. Бабе семья нужна, особенно когда она в возрасте. Вот мы все и решили Сане помочь с дочерью объединиться, устроиться. Деньги дали без расписок, под эту самую бирюзу.
