– Когда я их прочитаю, если буду вкалывать с утра до вечера?! – продолжил Петр.
Михаил не мог удержаться и снял с полки несколько книг. Здесь было все вперемешку: фантастика, детективы, популярная литература по медицине и истории, – на полках оседал поток, который выплеснулся на книжный рынок после появления коммерческих издательств.
Михаил с некоторым усилием оторвался от книжных полок, чтобы продолжить беседу. У него оставалось мало времени.
– Прекрасная библиотека! – отдал должное хозяину Михаил, – Но вернемся к нашему разговору. Когда вы вернулись на хутор?
– Уже стемнело?
– Кто вас видел? С кем вы пришли? Возможно, были попутчики…
– Скорее всего, никто не видел, – Петр опять напрягся. Они стояли друг напротив друга в спальне, которая больше напоминала избу-читальню.
– Повторяю свой вопрос: вы виделись с Екатериной в ту субботу?
– Повторяю свой ответ: это не относится к делу!
– Хорошо! Я получу ответ на свой вопрос другим путем.
– На меня и так косо смотрят на базе как на бывшего зэка, а вы начнете там свои расспросы…
– У меня нет других вариантов. Точнее, вы не оставили их мне…
– Ладно! Делайте, как знаете. Я сказал все, что считаю нужным. Главное – я не убивал ее. Она тут была не самым вредным человеком…
“Что-то тут не так! Можно дать голову на отсечение – они виделись с Екатериной и, возможно, их не было на работе. Предположим, они возвращались вместе и встретили Алевтину. В этом случае Екатерину, рано или поздно, ждал очередной скандал дома за тайные свидания… Смешно и грустно! Человек в сорок лет не может устроить свою жизнь по собственному усмотрению… Возможно, возникла ссора с Алевтиной, а Петр, скорее всего, был пьян… Удара бутылкой по голове было бы достаточно…” – размышлял Михаил, направляясь к дому Гавриленко.
Двор Гавриленко окружал густой частокол из толстых прутьев, очищенных от коры. Калитка была без засова или крючка, только подперта изнутри полутораметровой палкой в руку толщиной. Стучать было бесполезно, и Михаил открыл невысокую калитку, отодвинув палку.
Деревьев внутри ограды не было: козы и сад – вещи несовместимые. Несколько старых яблонь с голыми редкими кронами виднелось дальше за оградой в глубине усадьбы. Нельзя сказать, что во дворе был беспорядок, но от всего веяло какой-то первобытностью и запустением. Двор утрамбован многочисленными копытами. Летний загон для коз под открытым небом из таких же прутьев, как и забор, стог соломы, бурт козьего навоза вперемешку с соломенной подстилкой. Даже тележка для уборки навоза была с деревянными колесами, обтянутыми металлическими ободьями – вероятно передние колеса от старой телеги.
Небольшой дом под черепичной крышей переходил в хлев, а затем в сеновал. Постройки были старые, но добротные. Массивные ставни были открыты – значит, хозяин дома. Михаил громко постучал в некрашеную потемневшую от времени деревянную дверь с коваными навесами и ручкой, также без признаков краски.
Послышался незлобный лай собаки. Через некоторое время загремел засов, дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался хозяин, пригибаясь, так как дверь ему была явно мала.
Гавриленко оказался высоким массивным человеком с крупной головой и квадратным привлекательным лицом. Высокий лоб, глубоко посаженные серые глаза, крупный нос, волевой подбородок и рот – он должен был нравиться женщинам. Правда, неухоженность сразу бросалась в глаза. Небрит, рубашка несвежая. Рукава закатаны до локтей. Белая кожа крепких рук выше запястья резко контрастирует с темными запястьями и обветренным лицом со следами прошлогоднего загара.
На лице Гавриленко с жующим ртом немой вопрос: Кто и зачем? Однако нет признаков удивления, а только досада – прервали обед.
Михаил представился и объяснил цель своего визита, молча слушающему хозяину.
– Пообедать не дают! – буркнул он вполголоса, как бы ни к кому конкретно не обращаясь.
– Я не надолго. Можете продолжать обедать, а я вам задам несколько вопросов, – Михаил неожиданно для себя отметил просительную нотку в своем голосе.
Гавриленко ничего не ответил, повернулся, жестом загнал собаку обратно в открытую дверь и пошел за ней. Дверь за собой он не закрыл. Это должно было означать для Михаила разрешение войти в дом, что тот и сделал.
Деревянный пол в сенях и комнате был грязным и покрыт соломой, которую, очевидно, принесли на ногах не за один день или неделю. В комнате была самодельная мебель, если это слово подходило, для стола, лавок и лежанки, сколоченных из грубо оструганных толстых досок, отполированных в определенных местах за время долгой службы.
Гавриленко смахнул здоровенного кота с одной из лавок и предложил Михаилу там сесть.
– Извините, я буду обедать… У меня много работы, а завтра еще дежурство… – Гавриленко сел на лавку у стола и взял деревянную ложку.
– Я не отвлеку надолго, – продолжал оправдываться Михаил.
Гавриленко уже ел. Он сидел боком, почти спиной к Михаилу. Перед хозяином стояла на столе огромная миска тушеного мяса с картофелем, уже наполовину пустая, и тарелка с солеными огурцами. Ел он жадно и грубо, черпая деревянной ложкой из миски горы картофеля или куски мяса и отправляя их в рот за один прием. Потом он откусывал попеременно то хлеб, то с хрустом огурец. Время от времени едок прикладывался к литровой банке кислого молока, также уже наполовину пустой. Михаил невольно сглотнул слюну. Вмешаться в этот процесс поглощения, можно даже сказать, пожирания пищи было трудно, но Михаил все же задал свой первый вопрос.
– Говорят, что в свой последний день Алевтина Петровна приходила к вам за молоком. Это так?
– Ну да… – промычал с полным ртом Гавриленко.
– Она купила у вас молоко?
– Нет, я ей не продал, – ответил теперь вполне внятно Гавриленко после того, как проглотил очередную порцию еды.
– Но почему? Вы с ней были в ссоре?
– С кем она не ссорилась?! – ответил Гавриленко не то вопросом, не то утверждением.
– Но все же?
– Я продаю молоко тому, кто больше платит. На следующий день у меня было дежурство… Потом воскресенье – базарный день. У меня есть постоянные покупатели… – эта длинная фраза его словно утомила и он некоторое время ел молча, хотя Михаил успел задать уточняющий вопрос.
– Разве она платит не столько, сколько вы просите?
– Нет, она платит по базарной цене, как за те помои, которые там продают.
– Получается, что вы не всегда ей отказывали. Я правильно вас понял?
– Да. Когда не было дежурства или не базарный день, я ей продавал…
– По ее цене? – уточнил Михаил.
– Мы все-таки живем на одном хуторе. Жили… Она жила… – Гавриленко нашел, наконец, нужное выражение и несколько смутился.
– Как она восприняла ваш отказ?
Гавриленко пожал плечами и ничего не ответил.
Михаил задал следующий вопрос:
– В котором часу это было? Вы можете вспомнить хотя бы приблизительно…
– Мне некогда смотреть на часы, у меня много работы …
– А все же?
Гавриленко заметно разозлился, налилась и покраснела шея, но ответил он, на удивление, спокойно:
– Наверное, как сейчас. Мне нужно было доить коз.
Михаил посмотрел на часы. Было около двух часов. Он не получил ответ на свой вопрос и проявил настойчивость:
– Так вы не поссорились после вашего отказа?
– А чего нам ссориться?! – Гавриленко опять пожал плечами. Он не прекращал есть, и при его темпе тарелка уже опустела. Он допил простоквашу, вытер тыльной стороной ладони рот и сказал, вставая:
– Извиняюсь, но у меня много работы. Некогда мне вести бесполезные беседы…
– Последний вопрос!
– Да! – поторопил нетерпеливый хозяин Михаила.
– Она ушла сразу после вашего отказа?
– А что ей здесь делать? – и Гавриленко направился к выходной двери.
Михаил невольно последовал за ним. В сенях Гавриленко открыл Михаилу дверь на улицу, а себе в хлев, не дожидаясь даже, пока Михаил выйдет.
Михаил кивнул на прощание и пошел не оглядываясь к воротам. Гавриленко что-то промычал, и захлопнул с громким стуком дверь.
“Не очень вежливо, конечно, он со мной обошелся. Да, нужно признать, что хозяин несколько одичал. К чему насиловать свою натуру, если нет за тобой вины, и посещение следователя только отнимает время… Впрочем, визит был не бесполезным. Теперь нам известно, что ее убили около двух, посреди бела дня. Пусть снегопад, пусть метель, но это же был день! Неужели никто не видел?! Может быть, она решила попытаться купить молоко где-то еще. Старые люди такие настырные… Если им чего-то хочется, то всегда как перед смертью… Кто еще держит коз на хуторе?” – размышлял Михаил посреди широкой улицы. – “Что теперь делать? Сначала нужно перекусить. Ну и нагнал же он мне аппетит! Мария обещала чай…” – и он решительно направился к ее дому.
